История нового имени - Элена Ферранте

— А если у нас ничего не выйдет?

— Свалишь все на меня.

— А если наоборот?

— Тогда я сама все всем расскажу, и вся слава достанется тебе.

Рино план пришелся по душе. Они с Фернандо принялись за работу. Иногда Рино заходил к Лиле и по секрету показывал ей эскизы. Она старательно изображала восхищение — то ли потому, что ей было противно смотреть на кислую мину Рино, то ли потому, что хотелось поскорее его спровадить. Но вскоре она с удивлением обнаружила, что ей нравятся созданные им новые модели, чем-то немного похожие на те, что уже продавались, но в то же время достаточно оригинальные. «Может, это и правда не моя заслуга, — как-то раз неожиданно радостным голосом сказала она мне. — Может, и правда старую коллекцию на самом деле придумал мой брат?» Мне показалось, что у нее словно гора с плеч свалилась. В ней снова проснулись теплые чувства к Рино, вернее, она поняла, что поспешила с выводами: их объединяли такие тесные связи, разрубить которые было невозможно, несмотря на все выходки Рино, даже самые подлые. Она признавала, что обманывала его, но ее ложь помогла Рино избавиться от сознания собственной неполноценности и снова, как в детстве, поверить в себя — во всяком случае, в тех вещах, в которых он действительно хорошо разбирался. Слыша от сестры очередную похвалу, он прямо-таки на глазах расцветал. А в конце разговора неизменно просил у нее ключ от квартиры, где втайне от всех встречался с Пинуччей.

Я, со своей стороны, старалась убедить Лилу, что мы с ней по-прежнему лучшие подруги, и по воскресеньям часто звала ее вместе прогуляться. Однажды с нами пошли две девчонки из моей школы; мы добрались до самого выставочного центра «Ольтремаре». Мы весело болтали, пока мои одноклассницы не узнали, что Лила уже больше года замужем; тут они обе притихли и оробели, как будто с нами была не моя подруга, а моя мать.

— А дети у тебя есть? — нерешительно спросила одна.

Лила отрицательно мотнула головой.

— И не ожидается?

Лила мотнула головой еще раз. Вечер, начавшийся так славно, был испорчен.

В середине мая я взяла Лилу с собой на собрание одного клуба, посетить которое мне горячо советовала профессор Галиани, поэтому пропустить его я никак не могла. Ожидалось выступление ученого по имени Джузеппе Монталенти. Раньше я на таких мероприятиях не бывала: Монталенти читал что-то вроде лекции, но не для студентов и школьников, а для взрослых, которые специально пришли его послушать. Мы сели в последнем ряду довольно обшарпанного зала, и очень скоро меня одолела скука. Профессор Галиани, направившая меня в этот клуб, сама так и не появилась. «Пошли отсюда», — шепнула я Лиле. Но та отрицательно покачала головой, заметив, что нехорошо греметь стульями и отвлекать слушателей и лектора. Зная, что подобная щепетильность совершенно ей не свойственна, я поняла, что это отговорка: на самом деле или она оробела, или увлеклась темой лекции, хоть и не желала в том признаваться. Мы досидели до конца. Монталенти рассказывал о Дарвине, но нам с Лилой это имя было незнакомо. Когда мы выходили, я решила пошутить и сказала:

— Кое в чем он точно прав: ты — настоящая обезьяна.

Но Лила не поддержала мой шутливый тон.

— И мы не должны про это забывать, — ответила она.

— Про то, что ты — обезьяна?

— Про то, что все люди — животные.

— Даже мы с тобой?

— Все.

— Но ведь он говорил, что между людьми и обезьянами много различий.

— Да? И что же это за различия? Мать проколола мне уши еще в младенчестве, и я всю жизнь ношу сережки. Обезьяньи мамаши ничего такого не делают, и их потомство обходится без сережек. Ты эту разницу имеешь в виду?

Мы дружно расхохотались и начали перечислять другие отличия людей от обезьян, все более нелепые и смешные. Но чем ближе мы подходили к нашему кварталу, тем быстрее улетучивалось наше хорошее настроение. Нам навстречу попались Паскуале и Ада; от них мы узнали, что Стефано повсюду ищет Лилу и, судя по виду, страшно волнуется. Я предложила Лиле проводить ее до дома, но она отказалась, зато согласилась, чтобы Паскуале с Адой подвезли ее на машине. Лишь на следующий день я узнала, зачем Лила так срочно понадобилась мужу. Дело было не в том, что ему не нравилось, что Лила проводит свободное время со мной, а не с ним. Нет, он волновался совсем по другой причине. Ему стало известно, что Рино встречается с Пинуччей в его квартире. Эта парочка занималась любовью в его собственной постели. Ключи им давала Лила, а теперь его сестра забеременела. Он влепил сестре пощечину за непотребное поведение, а Пинучча в ответ крикнула: «Ты просто нам завидуешь, потому что я настоящая женщина, а твоя Лина не пойми кто! И Рино не тебе чета — он умеет обращаться с женщинами!» Лила, выслушав от Стефано эту историю, напомнила ему, как робко он вел себя, пока ухаживал за ней, и рассмеялась ему в лицо. Стефано выскочил из дома и поехал кататься по городу: останься он с Лилой, вполне мог ее убить. Она предположила, что он отправился к проституткам.

33

Началась судорожная подготовка к свадьбе Пинуччи и Рино. Меня эта суматоха мало интересовала: мне предстояло сдавать экзамены. Кроме того, произошло событие, заставившее меня поволноваться. Профессор Галиани, с полным безразличием относившаяся к нарушению кодекса учительского поведения, пригласила меня — одну меня из всей школы — к себе домой, на детский праздник.

Уже то, что она делилась со мной книгами и газетами, посоветовала сходить на марш за мир и на лекцию о Дарвине, выбивалось из общепринятых правил. Но тут она перешла уже всякие границы — отвела меня в сторонку и сказала: «Приходи с кем хочешь, с приятелем или одна, но обязательно приходи». И это в самом конце учебного года! Как будто она не знала, что мне надо сидеть и заниматься! Как будто не догадывалась, какую бурю чувств вызовут во мне ее слова!

Я сразу согласилась, но вскоре осознала, что мне не хватит смелости принять приглашение. Сама мысль о том, чтобы пойти на вечеринку домой к школьному учителю, не укладывалась у меня в голове. Это представлялось мне чем-то невообразимым, примерно как заявиться в королевский дворец, сделать реверанс королеве и станцевать с принцем. Радостное предвкушение омрачалось страхом, как будто кто-то с силой толкал меня вперед, тянул за руку, принуждая к чему-то, на что я в принципе была не способна и чего при любых других обстоятельствах старалась бы во что бы то ни стало избежать. По всей видимости, профессору Галиани даже не пришло на ум, что мне совершенно нечего надеть. В школе я ходила в бесформенном черном халате. Неужели она думала, что под этим халатом у меня роскошное платье и тонкое белье, какое, наверное, носила она сама? Нет, он прикрывал бедность и мое нищее происхождение. У меня были единственные поношенные туфли и всего одно более или менее приличное платье, в котором я была на свадьбе Лилы. Однако платье было теплое — оно шилось для марта, а сейчас стоял конец мая. Но проблема не сводилась к отсутствию хорошей одежды. Я боялась того, что окажусь одна среди чужих людей; они будут вести свои разговоры, переглядываться и обмениваться непонятными мне шутками. Я подумала было пригласить Альфонсо, с которым всегда поддерживала хорошие отношения, но вовремя спохватилась: ведь мы с ним вместе учимся, а из всего класса профессор Галиани пригласила только меня. Что же делать? Промучившись несколько дней, я решила, что подойду к учительнице и под каким-нибудь предлогом откажусь от приглашения. Потом я подумала, что надо спросить совета у Лилы.

Она, как всегда в последнее время, была в дурном настроении; на скуле желтел синяк. Новость она восприняла скептически.

— Что ты там забыла?

— Она меня пригласила.

— Где она живет?

— На корсо Витторио-Эммануэле.

— А море у нее из дома видно?

— Не знаю.

— А чем ее муж занимается?

— Он врач. Работает в больнице Котуньо.

— А дети? Школьники?

— Не знаю.

— Хочешь, дам тебе платье?

— Ты же знаешь, мне твои платья малы.

— У тебя просто грудь больше.

— У меня все больше, Лила.

— Ну, тогда я не знаю…

— Думаешь, не стоит идти?

— Думаю, не стоит.

— Ну и не пойду.

Мой ответ Лиле явно понравился. Мы попрощались, я вышла из лавки и зашагала по дороге, по обочинам которой тянулись кусты олеандра. И тут она меня окликнула. Я вернулась.

— Я пойду с тобой, — заявила она.

— Куда?

— На вечеринку.

— Стефано тебя не отпустит.

— Это мы еще посмотрим. Ты только скажи, берешь меня или нет.

— Конечно, беру.

Лила так обрадовалась, что я не рискнула ее отговаривать. Однако по пути домой до меня постепенно дошло, что ситуация только усложнилась. Ни одно из препятствий, мешающих мне пойти на вечеринку, не устранилось, а компания Лилы меня смущала — по многим причинам, которые мне не хотелось перечислять, потому что это неизбежно приводило к тому, что я запуталась бы в противоречиях. Я боялась, что Стефано ее не отпустит. Я боялась, что Стефано ее отпустит. Я боялась, что она будет вызывающе одета, как во время визита в бар «Солара». Я боялась, что она в любой одежде будет королевой бала и остальные гости будут отпихивать друг друга локтями ради малой толики ее внимания. Я боялась, что она заговорит на диалекте и ляпнет что-нибудь этакое, после чего всем станет ясно, что у нее за плечами всего лишь начальная школа. Я боялась, что, заговорив, она всех, включая профессора Галиани, поразит своим умом. Я боялась, что учительнице она покажется самоуверенной дурочкой и та скажет мне: «Что это у тебя за подруга, напрасно ты с ней водишься». Я боялась, что учительница поймет, что я — только бледная тень Лилы, потеряет ко мне всякий интерес, захочет еще раз пригласить Лилу и убедит ее возобновить учебу.