Академия Горгулий. Избранница дракона - Лена Александровна Обухова

– Заражение? Заражение чем?

– Некромагией, – лаконично ответил Колт. Но после моего вопросительного взгляда ему пришлось пояснить: – Редек попытался упокоить мертвецов. Ему это удалось, но в процессе магия смерти проникла в него и отравила. Я видел такое на войне много раз. И это практически всегда гарантированный летальный исход.

– А Кроу на моих глазах упокоил несколько зомбаков и даже не поморщился, – зло процедила я, чувствуя, как в груди снова разливается горькая отрава скорби. – Так, может, он прав? И оборотням стоит быть умнее? Не отказываться от знаний, которые могут спасти жизнь?

– Эти знания с легкостью могут и погубить, – отрезал Колт сурово, чуть повысив голос.

Однако мгновение спустя его лицо смягчилось, и он добавил спокойнее и тише:

– Так или иначе, а теперь уже поздно рассуждать об этом. Даже не всякий некромант смог бы остановить заражение на такой стадии, а у нас и вовсе нет шансов. Мне жаль.

Его сожаление прозвучало довольно искренне. И когда он шагнул ко мне, протягивая руку, часть меня хотела шагнуть ему навстречу. Было бы здорово уткнуться носом в надежное отцовское плечо, позволить сжать себя в крепких объятиях. Разреветься, словно маленькой, оплакивая пусть и едва знакомого, но успевшего стать «своим» парня. Было так странно ощущать эту связь между нами: он горгулья и я горгулья, а значит, мы оба части чего-то единого, пусть ни один из нас ни разу не превращался в огромного жуткого монстра с перепончатыми крыльями. И пусть сама я горгулья без году неделю. Мне все равно казалось, что я теряю по меньшей мере брата. Вот, стало быть, каково это. Теперь я лучше понимала Мелису.

Но вместо того, чтобы шагнуть в объятия отца, я повернулась и убежала прочь. Потому что снова злилась: на его беспомощность, на свою беспомощность, на несправедливость жизни и на неизвестного мне трусливого урода, бьющего исподтишка.

На ужин в столовую я не пошла. Так и провела весь вечер в своей комнате, в одиночестве и темноте глотая слезы и вспоминая те несколько часов, что мы с Редеком провели вместе. Его рассказы, расспросы, смущение, нелепые попытки шутить. Выражение восторга на его лице, когда он увидел киоск с леденцами. Совсем еще мальчишка, мог бы жить и жить… Если бы я не убежала вслед за Марин, охваченная идеей немедленно вспомнить. Что мне мешало остаться с ним и вернуться в замок вместе? Я ведь уже понимала, что нам обоим грозит опасность, вспомнить подробности могла и позже. Но я оставила его там одного – и вот теперь он все равно, что мертв.

На следующий день о случившемся с Редеком знала вся академия. В подробностях. Даже о том, что в Бордеме он был со мной, но возвращался один, поскольку я ушла раньше. Всюду я ловила на себе обвиняющие взгляды, от которых не могло защитить даже родство с директором. Изменилось и отношение преподавателей: те, кто раньше мило улыбался, теперь только холодно поджимали губы, а на занятии норовили побольнее ужалить, если я не могла ответить.

Кроме Мелисы и Рабана, конечно. Последний предпринял попытку поговорить после лекции, но я не дала ему шанса поймать мой взгляд и проигнорировала оклик по имени. Что мы могли сказать друг другу? Теперь я точно знала, что после стычки на кладбище действительно могла умереть, как теперь умирал Редек. А он больше не мог утверждать, что заговор плетется вокруг него лично. Каждый из нас оказался в чем-то прав, но кому теперь от этого стало бы легче?

В итоге общий завтрак я пропустила, потому что с утра не было сил идти в столовую, а на обед не пошла осознанно: не хватало мне общественного осуждения еще и там! Да и есть особо не хотелось.

Сидя у себя в комнате на подоконнике с чашкой сладкого чая в руках, я увидела во дворе Колта и Линта-старшего. Старый друг и сослуживец что-то с негодованием выговаривал отцу, а тот покорно слушал, опустив голову. Под конец Линт закрыл рукой лицо, резко замолчав, а потом повернулся и пошел прочь.

Меня замутило, и я поставила чашку на подоконник, потому что теперь в меня не лез даже чай. Если отец Редека здесь, а точнее, был здесь и уже уезжает, значит, с сыном он попрощался. Стало быть, Редек…

Колт тем временем вернулся в башню. С минуту во мне боролись противоречивые чувства – желания знать и не знать наверняка. Первое победило, и, соскочив с подоконника, я направилась в кабинет директора.

Отец был там. Сидел за столом, спрятав лицо в ладонях. Очевидно, не ждал ничьих визитов и не отреагировал ни на мой тихий стук, ни на звук открывшейся двери, ни на шелест шагов. Возможно, слишком глубоко ушел в себя и просто не услышал ничего из этого.

Я осторожно прикрыла за собой дверь, прошла к громоздкому письменному столу, обогнула его и коснулась плеча Колта. Почему-то звать его по имени сейчас не хотелось, словно я боялась нарушить печальную тишину кабинета.

Он вздрогнул, опустил руки, заметно выпрямил спину и посмотрел на меня с отстраненным спокойствием, какое едва ли сейчас испытывал. В глубине карих глаз я видела тоску, боль и чувство вины, а на поверхности читался вопрос: «Зачем пришла?»

– Линт был здесь, – хрипло заметила я. – Редек?..

Договорить мне не удалось, но Колт все понял и покачал головой.

– Линт не готов его отпустить. Он хотел забрать его домой, но лекарь настаивает, что долгую дорогу Редек все равно не переживет, нет смысла его мучить. Портал тоже не вариант: его магия может воздействовать на магию стазиса, и исход будет тот же. Поэтому Линт потребовал, чтобы Редек пока оставался в лазарете под заклятием.

В моем сердце моментально снова вспыхнул огонек надежды.

– Пока? Пока что? Он знает, как ему помочь?

– В теории мы все знаем, как ему помочь, – холодно отозвался Колт. – Нужен очень опытный или очень талантливый некромант, который сумеет провести очищение.

– Такой может существовать? – удивилась я. – Разве вы не перебили всех?

– Мы истребляли носителей знания, но само знание уничтожить куда сложнее. Появившийся у нас тут некромант прекрасное тому подтверждение. Так что в теории специалиста, способного провести ритуал, найти можно. Вот только все, кто будет к этому причастен, окажутся вне закона. И драконы на мои былые заслуги не посмотрят, если я это допущу. А если не допущу, то предам друга, брата-горгулью.

Кажется, впервые за все время знакомства я слышала в голосе отца настоящее отчаяние. Пожалуй, мне еще никогда так сильно не хотелось обнять его. Рука сама собой скользнула с его ближнего плеча на дальнее, а я присела на ручку кресла. Не совсем объятие, конечно, но я надеялась, что он почувствует мою поддержку.

Если Колт и удивился этим действиям, то вида не подал. Вообще никак не отреагировал, словно мы каждый день так сидели.

– А если мы поймаем некроманта, из-за которого Редек пострадал, и заставим помочь? Это тоже будет считаться преступлением? Или все же раскаянием преступника и сотрудничеством ради смягчения наказания?

Колт повернулся ко мне, рассеченная бровь удивленно приподнялась.

– Не думаю, что на этот счет существуют судебные прецеденты. Но компенсация причиненного вреда пойманным преступником, которого потом передадут властям, – это, конечно, не то же самое, что работа нанятого за деньги некроманта. Вот только я не уверен, что наш некромант пойдет на это, даже если нам удастся его вычислить и изловить. Не говоря уже о том, что их племя крайне редко позволяет взять себя живьем.

– Но попытаться же можно? У тебя есть предположения, кто может мстить за убийство Шелла?

Колт вздохнул и покачал головой.

– За него некому мстить. Его жена никогда ничего общего с некромантией не имела и иметь не хотела. Думаю, если бы не болезнь дочери, она не стала бы терпеть его эксперименты. Других детей, кроме Мортены, у Шелла не было.

– Даже побочных? Может, ты просто не знаешь об этом? Может, даже Шелл не был в курсе?

– Едва ли. Мы проводили тогда полную проверку, поскольку подозревали