Откровения Виктора Суворова — 3-е издание, дополненное и исправленное - Дмитрий Хмельницкий

На мой взгляд, разгром случился от того, что Красная Армия готовилась не к той войне. Те же офицеры и генералы на Халхин-Голе воевали хорошо. Потери были, но они разгромили японскую армию.

В Финляндии они воевали хорошо. То есть можно что угодно об этом сказать, но там были ужасные условия. Совершенно жуткий мороз. Был я там, и зимой, и летом, видел озера, непроходимые чащи, противотанковые валуны, места, которые артиллерией прострелять невозможно. Лес сплошной, ты не видишь, куда снаряд падает. Корректировать огонь невозможно. Но Красная Армия проломила линию Маннергейма.

Все было хорошо, пока мы не нарвались на ситуацию, к которой совершенно не готовились. А подготовка к наступлению прямо противоположна подготовке к обороне.

Если некто забирается ночью в чью-то спальню и снимает для чего-то штаны, то это снятие штанов может быть выражением полной готовности к каким-то действиям. Но те же снятые штаны являются полной неготовностью к другой ситуации, если в спальне появляется некий нежданный дядя.

То есть чем выше готовность к нападению, тем ниже готовность к обороне.

В своей следующей книге я приведу фотографии французских танков в 1944 году — один танковый батальон. 50 танков стоят гусеница к гусенице. Между ними машины с боеприпасами и топливом. Это колоссальная масса, и если она пойдет вперед, остановить ее трудно.

Если бы они готовились к обороне и рассредоточили танки, никакой пикирующий бомбардировщик им не был бы страшен. Попасть в танк бомбой очень трудно, а бомба, упавшая в пяти метрах, танку не страшна. Но танки стоят тесно, изготовившись к нападению, и одна бомба попадает в машину с бензином, огонь перекидывается на машину с боеприпасами, те рванули, а вокруг масса танков и людей… Тогда хорошо видно, что готовность к наступлению оборачивается полной неготовностью к обороне.

— Другой вопрос — можно ли сказать, что армия в 1941 году хотела воевать меньше, чем в 1939-м или 1945-м?

— Нет, нельзя.

— Воевать не хотели всегда одинаково…

— А иногда и хотели. У меня есть письма, свидетельства пожилого человека, который мальчишкой видел Красную Армию в Литве весной 1941-го. Он пишет, что глаза солдат и офицеров просто горели огнем нетерпения. Они аж подпрыгивали от предвкушения чего-то предстоящего. Такой был настрой. Пропаганда же работала…

И это же проскакивает по выступлениям фронтовиков. У меня целый ящик вырезок, на нем написано: «Не такая война». Идут дикие какие-то учения, учения, учения… И вот вечером в воскресенье, где-то в далеком тылу, курсанты пришли в кино, вдруг сеанс прерывается, политрук выходит на сцену, объявляет: «Война!» Все выбегают радостные на улицу, обнимаются, кричат «Ура!»…

Для них это означало конец муштры и начало чего-то героического. Вот сейчас куда-то пойдем, увешаем грудь орденами, спасем человечество!

Я знаю ситуацию 1968-го, когда для нас был великой радостью поход в Чехословакию. Не надо больше писать планы занятий, чего-то там утверждать… никаких комиссий больше, которые едут проверять, как у меня кровати заправлены в казарме, ужас полный.

А тут есть возможность на танке прокатиться по Европе. Это же чудо.

— Как выглядит сейчас обсуждение этой, недавно еще замалчиваемой темы на Западе? В России вышло уже шесть сборников серии «Правда Виктора Суворова», там около 70 статей почти сорока авторов из разных стран. Ситуация с исследованием причин войны. Недавно в Америке вышла ваша книга «Главный виновник». Это большой прорыв, насколько я понимаю. Раньше версия «превентивной войны» была табу. Общепринятой в академическом мире являлась сталинская версия о коварном нападении Гитлера на мирный и ничего не подозревающий Советский Союз.

В Германии в 2009 г. вышел наш с вами сборник, составленный из статей русскоязычных историков, поддерживающих концепцию Суворова. Что-нибудь изменилось на Западе в последнее время в понимании причин мировой войны? И как выглядит это понимание?

— Что-то, конечно, изменилось, но идея о том, что Сталин был главным виновником Второй мировой войны, еще не овладела массами. Слишком долго им внушались всякие глупости. Начинаешь беседовать с умным вроде бы человеком, он говорит: «Да что вы! У вас же была одна винтовка на троих, обезглавленная армия…»

Эти мифы очень глубоко вбиты в сознание людей. С этим надо бороться, и я борюсь. Я уже не одинок, пол-вилось много других исследователей, ставших на этот путь. Но оболванивание было тотальным, и первым ласточкам в этой полярной зиме приходится очень-очень трудно.

— У меня сложилось впечатление, что на демократическом Западе та часть истории Второй мировой войны, которая касалась Советского Союза, даже в разгар «холодной войны» все равно базировалась на советских легендах, сталинских учебниках. А в основу исторической концепции Второй мировой войны легла сталинская брошюра 1948 года «Фальсификаторы истории».

— Да, именно так. И не только она. У нас вышла в послесталинское время шеститомная «История Великой Отечественной войны». Оттуда постоянно переписываются целые куски о том, что большинство советских танков было небоеспособно, что Сталин боялся войны…

И сегодня еще всерьез говорится о том, что пакт Молотова — Риббентропа — это ошибка глупенького Сталина, который ужасно хотел оттянуть войну.

— Как была принята книга в Америке?

— Книга идет. Но тяжело идет.

— А возражения есть?

— В том-то и дело, что нет. Ситуация нелепая. Возражений нет, рецензий нет, есть табу. «Ледокол» вышел в Англии в 1990 г. Сразу после этого я поехал к Джону Эриксону, главному английскому эксперту по этому периоду, по советско-германскому фронту. Это гуру, каждое слово которого являлось истиной в последней инстанции.

Вот передо мной лежит его книга, «Дорога в Сталинград», где подробно расписано, какой глупый был Сталин. Все это списано из шеститомника, одно к одному. Он оттуда просто передирал. Это самый главный эксперт!

А откуда еще им брать информацию? Русским языком они толком не владеют, им переводчик что-то там переводит, они это переписывают и подают как свои открытия. На Западе шеститомник неизвестен, знакомы с ним только несколько экспертов, с помощью переводчика. Вот на такие труды они и опирались. А труды эти были написаны очень правильно — мы дураки, Сталин ничего не понимал, техника устаревшая… Это принималось на «ура». Раз русские сами признаются, что они дураки, значит, мы — умные. Это то, что их устраивало.

Так вот, поехал я к Эриксону, выпили мы с ним. Принимал он меня очень хорошо, показал библиотеку, у него была колоссальная коллекция мемуаров русских генералов.

— А он русский знал?

— Очень плохо. На уровне «твоя моя не понимай». Я показал ему свою книгу на английском языке, которую он уже прочитал, и говорю: «Джон, пожалуйста, напишите, что вот такая книга вышла и что я в ней высказал новую идею». Он отвечает: «Я этого делать не буду».

Я говорю: «Джон, тогда напишите, что я болван, ничего не понимаю, а моя книга — это бред собачий». Он улыбнулся и сказал: «Нет, этого я делать тоже не буду».

То есть он понимал, что я полностью прав. Но он отказался реагировать, и никакой дискуссии не возникло. А раз Эриксон молчит, то и все более мелкие тоже молчали. Поняли, что это нечто такое, на что не надо обращать внимания.

Потом Эриксон выпустил второе переработанное издание своей книги «Дорога в Сталинград», где написал: «20 лет назад я написал книгу «Дорога в Сталинград». Сейчас я ее переиздаю, но мне в принципе в ней ничего менять не надо, поскольку за прошедшие двадцать лет ничего нового не появилось». Как будто он моей книги и не видел.

— А из Германии критика доносилась?

— Да, доносилась, например Бьянка Пиетров-Энкер…

— Да, я тоже читал ее книгу. И что вы можете о такой критике сказать?

— Да ничего. Тихий ужас. Это люди, которые не владеют материалом вообще. Вместо аргументов просто повторяют старые советские вымыслы. Что Советский Союз был загнан в угол, что Советский Союз окружали со всех сторон, что у Советского Союза была только одна возможность — пойти поцеловаться с Гитлером и поверить ему. Русские наивные, у них одна винтовка на троих, танки устарелые и т. д.

— Что можно сказать о нынешней позиции российских историков? Я имею в виду серьезных историков — Михаила Мельтюхова, Владимира Невежина…

— Мне очень жаль людей, которые стараются сидеть одной задницей на двух стульях… Они пишут очень хорошие книги — и Мельтюхов, и Невежин, подтверждают меня всей фактурой материала, а потом следует ритуальный вывод: вот видите, Сталин нападать на Гитлера не хотел. И у Мельтюхова, и у Невежина проскакивает, что существует две тенденции: одни утверждают, что Сталин был совершенно не готов к войне, а другие — что очень даже готов. Первые утверждают, что он не хотел напасть, а вторые — что хотел. А авторы критикуют и тех, и других. Подождите, так Сталин хотел или не хотел? А где же ваша позиция? Что же вы доказываете тогда?