Полуденные врата - Майкл Роэн

– Так что же, нам с ними не справиться?

– Не забывай, jongen: чем ближе к нам они, тем ближе к ним я! – рассмеялся Шимп. – Я-то ведь тоже на Спирали дома, мне она тоже придает силы! – Тут улыбка его потухла, и он, стуча по блестящей рукоятке посоха, отчеканил: – Но всё равно мне нужна энергия!

– Да тут энергии кругом сколько хочешь, – сказал я, – если только ты сумеешь совладать с ней.

Я показал рукой наверх. Его лицо выразило крайнее удивление, и он задумался.

Но как следует подумать ему не удалось. Kuro-i, все ещё толпившиеся на линии, с которой метали свои копья, вдруг разом выставили изогнутые луки, натянули тетиву, и в нас полетели бамбуковые стрелы. Шимп взревел, вскочил и, как только лавина уродцев обрушилась на нас, высоко воздел посох. В последний момент я сообразил, что он задумал, и закричал:

– Только не на землю! Иначе обоих нас зажаришь!

Но мои слова потонули в оглушительном треске и шипении. Огромная искра спрыгнула с проводов на золотой набалдашник посоха. А сам посох перевернулся в толстых пальцах Шимпа, так что другой его конец, описав полукруг, оказался как раз в гуще атакующих уродцев. Молния от этого разряда, потрясшего поезд, была шириной с небольшую реку. Она разлетелась на миллионы тончайших волокон-канальцев, по которым бежал ток, и эти канальцы уходили как раз к самому скопищу kuro-i. Ток заструился через их тела – страшная неудержимая паутина иссиня-белого огня. Через задний пантограф [31] ток уходил в землю. Каким чудом не взорвались все самоотключающиеся аварийные системы поезда, я не знаю. Я видел, как замигали огни в вагонах, а из пантографа вырываются струи дыма. Для нашей оголтелой мелюзги мощный удар тока стал роковым – бедняги дергались, корчились, визжали и верещали в этом адском огне, плясали, как марионетки, управляемые не нитками, а пронзающими их искрами. Стало ещё страшнее, когда вслед за этим мы на мгновение почти ослепли, причём ноздри ел едкий дым и запах жареного, и нельзя было понять, что ещё обрушится на нас, когда мы прозреем.

Однако ничего больше не произошло. Этот единственный громовой разряд положил конец атаке наших врагов. Когда глаза перестали слезиться и беспрерывно моргать от боли, я увидел, что крыша следующего за нами вагона опалена и дымится, но ползучей нечисти на ней нет. Несколько уродцев в бессильной ярости таращилось на нас из дальнего конца поезда. В огне и под нашими ударами они потеряли половину своего состава, остальные в страхе отступили к последним вагонам.

Однако…

Шимп ничуть не пострадал. Даже не обжегся. Он стоял, широко расставив ноги, отдувался как паровоз и прицеливался посохом, чтобы снова, если понадобится, грохнуть по проводам. Я почтительно посмотрел на него.

– Собрались ещё подзарядиться? – задыхаясь, выговорил я. – Здорово тряханули! Ничего не скажешь!

Но Шимп был мрачен.

– Не ожидал такой подлости и коварства, редко такое видел, клянусь тебе! На Спирали-то я бы и своими силами с ними управился, а вот эти искристые чудеса, которыми вы ваши машины заводите, мне не нравятся. Больше их не трону, слишком опасно! Мне ещё повезло – вот и все! Да и тебе тоже. Но радоваться рано. Ручаюсь, они ещё что-нибудь придумают. – Он посмотрел вверх, на птиц. Одну он бы, наверное, без труда одолел. Но их было по меньшей мере четыре…

Но тут я заволновался по другому поводу. Почему машинисты не остановили поезд? Они, правда, далеко впереди и могли не слышать, какой тут был бедлам. Но должны же они были заметить, что с последними вагонами что-то творится, а увидев, как взметнулись стрелки на приборах во время этого жуткого разряда, должны были заподозрить неладное с электрооборудованием. А что бы началось, если бы они остановили поезд? Но тут я сообразил, почему они этого не сделали, и, взглянув на часы, окончательно успокоился.

– Слушай, Шимп, у этой дряни времени уже не осталось! До аэропорта считанные минуты езды!

Но не успел я договорить, как раздался треск, и я поехал куда-то вниз. Пластиковое покрытие уходило из-под ног и обвисало на контейнере.

– Они режут веревки! – заорал я.

На лице Шимпа был такой же ужас, как, вероятно, на моём, мы оба представили себе, как нас накрывает внезапно отвязанное тяжёлое покрытие и, крутя, волочит за собой… к гибели.

– Слушай! – прорычал Шимп. – Слезай и руби их в крошки, иначе мы пропали!

В нём самом не осталось почти ничего человеческого, когда он замер, скорчившись над своим посохом. Он злобно искал глазами kuro-i. Как только я спустил ноги, птицы тут же взметнулись и приготовились ринуться вниз. Мы с Шимпом окаменели. Здесь, на верхушке контейнера, от птиц он, может быть, и сумел бы отбиться, но кто прикроет его со спины от kuro-i? Да и мне придётся сражаться с этой нечистью в одиночку, на узком краешке платформы.

Мы оказались в западне, нас явно перехитрили. Но размышлять было некогда. С пронзительными криками на нас обрушились птицы. Шимп попытался опять дотянуться посохом до проводов, но когтистая лапа опрокинула его на крышку контейнера. Я вскочил и, спотыкаясь, так как поезд начал тормозить, ухитрился ударить мечом в занесенную над поверженным Шимпом голову птицы, туда, где начинался смертоносный клюв. Кровь фонтаном брызнула на перья, и хищница с пронзительными криками улетела. Я облегченно вздохнул. Ещё бы минута…

Однако в пылу сражения с птицей я забыл о её товарках. Глаза Шимпа округлились, он отчаянно замахал рукой, пытаясь что-то крикнуть. И я, как ни устал, сумел вовремя повернуться и заметить, что небо закрыто другим черным крылом. Меня словно дверью в лоб хлопнуло, когда оно хлестнуло по мне. Оглушенный, я слетел с контейнера и кубарем покатился вниз, в пустоту.

Перед глазами все мелькало и крутилось…

Я с грохотом куда-то приземлился и лежал распростершись, отчаянно пытаясь вздохнуть, а спину жгла дикая боль. Наконец способность дышать вернулась, и я, стараясь не завопить от боли, перевернулся на живот. Когда я занимался альпинизмом, меня учили падать, и тут это умение пригодилось – я падал сгруппировавшись и расслабившись, защищая живот и голову. Заросли, в которые я угодил, тоже сыграли свою роль, – бывало, они спасали жизнь даже летчикам, падавшим с самолета без парашюта.

Но где же поезд? Я боялся, что увижу только его исчезающий вдали хвост, однако он оказался всего в ста ярдах от меня и при этом двигался всё медленней. Ещё и благодаря этому я, падая, не сломал себе шею. Как только я смог двигаться, я принялся искать меч. Лёжа на насыпи, я увидел сквозь заросли сорняка, как драгоценное оружие слабо поблескивает пониже, в гравии. Я повернулся. Мне опять-таки повезло, что я упал на насыпь; свались я туда же, куда попал меч, что бы от меня осталось? Я съехал с насыпи, поднял меч, осмотрел клинок – ни единой царапины!