Воспитание мальчиков - Наталья Нестерова

Делаю паузу и поднимаю глаза на преподавателя.

— Молодец, Наталья! — хвалит она меня. — Достаточно. Я вам говорила, что, несмотря на примитивность сюжетов, теленовеллы, благодаря исключительно простому языку, будут вам полезны в освоении бытовой лексики.

Я облегченно вздыхаю и закрываю шпаргалку, где записаны десяток глаголов: любить, ревновать, беременеть, рыдать, ненавидеть, соблазнять, рожать, врать, лукавить, обманывать и список испанских имен. К следующему уроку я решаю половину героев умертвить. Например, посадить их в самолет и шмякнуть об землю, потому что я уже запуталась, кто от кого забеременел.

Ежедневный водопад новых слов выявил замечательную особенность моей памяти: она похожа на сито, в которое слова проваливаются со свистящим звуком. Звук — это напоминание о том, что слово мне уже встречалось, пять раз я спрашивала его значение у мужа и у детей, которые без насилия над личностью, за мультиками и боевиками, быстрее меня постигают испанский, три раза смотрела перевод в словаре — и все равно не помню. Те слова, которые удерживаются в памяти, имеют вредную привычку подменять значение друг друга. Особенно это касается созвучных слов.

Меня заклинило на цепочке слов — хабон, Хапон, хамон. Они соответственно обозначают: мыло, Япония, ветчина. Ну никак я не могла отличить ветчину от Японии. В магазине, указывая на ветчину, просила отвесить мне полкило мыла.

Нас предупреждали: поздним вечером в парке лучше не гулять, могут грабители и прочие хулиганы напасть. Но чтобы в чудном парке, забитом мамашами и детьми, среди бела дня, на меня, мирно прогуливающуюся, пока дети на каруселях кружатся, напал грабитель — такого я не ожидала. Да и сам грабитель был на удивление симпатичный молодой человек, в темном костюме, белой рубашке, при галстуке — ни дать ни взять обычный клерк, выскочивший из офиса пообедать. Но вот, поди ж ты, всяко бывает. Подошел и вежливенько заявил:

— Сеньорита, прошу прощения, дайте мне ваши часы, пожалуйста!

Мое общение с мексиканцами напоминало тогда разговор по радиотелефону через тысячи километров: они говорят и ждут несколько секунд, пока сообщение дойдет до меня, то есть я его мысленно переведу. Перевела. И возмутилась. Часов мне было жалко — совсем новенькие, и наглость грабителя пробудила во мне бойцовские настроения. Что он может со мной сделать? Я орать начну, народ сбежится.

Орать я не начала, но, прижав руки к груди, кистью правой руки закрыла запястье с часами на левой. Грозно посмотрела на грабителя и отрицательно покачала головой. Боковым зрением я уже присматривала, кто бросится мне на помощь. Ворюга удивился моему мужеству, даже брови у него вверх полезли, но не отступил, еще приторнее заговорил:

— Я прошу прощения за беспокойство, но я хотел бы ваши часы!

— Не дам! — сказала я по-испански. — Сейчас начну кричать! — предупредила я.

И он испугался! Глаза опустил и с извинениями затрусил по дорожке.

Когда сердцебиение пришло в норму, я испытала удивительное чувство — ликование человека, победившего зло. Но в парке оставаться было все-таки страшновато. Я позвала детей, и мы отправились домой.

Мужу, открывшему нам дверь, я радостно заявила прямо с порога:

— Представляешь, на меня в парке напал грабитель, но я с ним справилась! Он позорно удрал!

— Какой грабитель? Что он хотел? — всполошился муж.

— Да такой мерзляк, прикидывается порядочным, в костюмчике, в галстуке. А сам: гоните часы, сеньорита. Но я не испугалась, я ему в лицо: нет, подлец, не видать тебе моих часов!

— Зачем! — простонал муж, а потом повысил голос едва не до крика: — Я тебе говорил! Никогда не сопротивляться! Отдать часы, деньги, черта лысого, но не провоцировать их! Это наркоманы, маньяки, их поведение непредсказуемо. Он мог выстрелить из пистолета, ткнуть ножом! Вот! — муж схватил местную газету и потряс ею перед моим носом. — Вот заметка! Вчера убит член правительства! Ехал в машине, остановился на светофоре, окно открыто, подошел грабитель приставил к виску пистолет, велел снимать «Ролекс». «Ролекс»! А не твою пластмассовую дребедень. Тот стал сопротивляться, вор выстрелил и убил министра. Все, похороны! Ты этого хочешь? Я тебе дюжину таких часов куплю! Больше вы никуда не ходите одни! Пока ты не поймешь, как нужно себя вести!

Я слушала гневные проповеди и чувствовала себя человеком, который установил мировой рекорд, а теперь его ругают за сам факт участия в соревнованиях.

— Хорошо, — огрызнулась я, — в следующий раз я отдам часы, деньги, черта лысого и приведу воров домой — вдруг их здесь тоже что-нибудь заинтересует.

Неожиданно муж перестал метаться и потребовал от меня подробного отчета:

— Он тебя схватил за руки?

— Нет.

— Угрожал оружием?

— Нет.

— Но как-то он на тебя нападал?

— Никак! Вежливо попросил, чтобы я сняла часы и отдала ему.

— Повтори дословно, что он сказал.

— Гоните часы, пожалуйста.

— Нет, без литературного перевода и по-испански.

Я раздельно, по слогам, процедила:

— Дамэ су ора, пор фовор!

Дословный перевод: дайте мне ваше время, пожалуйста.

Первыми захихикали дети, которые в момент нашей перепалки сидели испуганными мышками, потом захохотал муж.

— Наталья! — покачал он головой. — Человек спросил у тебя, который час! А ты заорала благим матом?

— Ничего подобного! — сопротивлялась я. — Он сказал, пусть не «ваши часы», но «ваше время». А какое оно мое? Оно на всех одно. Как и пространство, — ехидно заключила я.

— Это устойчивая идиоматическая форма, — потешался муж. — Правильный перевод: «Сколько на ваших?» Ты когда язык, наконец, выучишь? Ты ему в глаз случайно не заехала?

— А здорово было бы! — заговорил старший сын. — Если бы мама сделала, как ты, папа, говоришь. У нее спрашивают, который час, а она снимает часы и отдает.

— Или в глаз дает, — смеялся младший.

Мы возвращались из командировки в девяносто первом году, когда в московских магазинах гулкое эхо отражалось от очередей, которые выстраивались за пакетом молока, выдаваемого по карточке. Поэтому везли из-за границы все, что не могло протухнуть за сутки перелета. Тащили, кроме многочисленных подарков родным и близким: макароны, консервы, колбасы, стиральный порошок, туалетную бумагу, зубную пасту и прочее, прочее. В скобках замечу, что на родине в собственном доме, у друзей, у родственников, у соседей мы обнаружили стратегические запасы продуктов и гигиенических товаров. Словно народ к войне готовился или к автономным плаваниям на подводных лодках.

В телефонном разговоре мама попросила меня:

— Привези яичный порошок. Яиц совсем не достать. Будем омлеты делать.

Я посмотрела в словаре — не обозначается ли сей продукт каким-либо особым словом. Ничего похожего не нашла. Но не волновалась: я уже давно взяла все языковые барьеры. Свободно обсуждала со своей мексиканской подругой культуру древних ольмеков, которые интересовали меня еще более, чем ацтеки и майя. А уж магазинная лексика — проще простого. Времена, когда я путала ветчину с мылом, давно прошли.

В большом супермаркете я прохаживалась в отделе бакалеи: коридоры стеллажей с товарами — по двадцать метров в длину. Там не было только птичьего молока и… яичного порошка. Пошла на третий заход, когда ко мне обратился служащий супермаркета:

— Вы что-то ищете, сеньора?

— Да, мне нужны сухие яйца.

— Простите, что? — опешил он.

— Сухие куриные яйца. В порошке, — уточнила я.

— Простите, но вы ошиблись. Яйца продают в другом отделе, там, где молочные продукты…

— Это вы ошибаетесь, — перебила я. — Там продают обычные яйца. Они мне не требуются. Мне необходимы именно яйца в порошке.

— Никогда не слышал о таком продукте. Вы не будете возражать, если я приглашу заведующего секцией?

Я не возражала. Спина удаляющегося продавца подозрительно подрагивала. Очень жаль, что в испанском языке нет деления, как в русском: яички — половой орган, яйца — продукт кладки птиц. Или я не знаю терминов?

Они явились вместе, давешний продавец и заведующий секцией, — два молодых мужчины в белых с голубой оторочкой халатах униформы. На лицах улыбки — пожалуй, чуть более лукавые, чем обычно раздариваемые покупателям. Но я не намерена веселиться. У нас страна голодает.

— Сеньора, у вас какие-то проблемы? — спросил заведующий.

— По-моему, это у вас проблемы с ассортиментом, — строго сказала я, пресекая их улыбочки.

— Уточните, пожалуйста, чего вы не можете найти.

— Я не могу найти порошка из яиц!

— Простите, не очень хорошо вас понимаю, — зав-секцией был сама любезность. — Не могли бы подробнее описать этот продукт? Как он выглядит?

— Порошок желтого цвета.

— А из чего его делают?

— Из яиц, естественно! Ведь это яичный порошок! — Моя ирония разбивалась об их дремучий непрофессионализм.