Человек в высоком замке - ФилипДик Дик

„Руки, руки, — понял мальчик, — на них серый налет, пленка. Руки покрыты смертью: пылью раскрошившихся зданий, прахом мертвецов“. Он знал, что теперь смешалось все. Попытался оттереть грязь. Об этом он думал не слишком, его занимали другие мысли — если, конечно, мысли вообще возможны среди скрежета, грохота и воя бомб. Голод. Вот уже шесть дней, как он не ел ничего, кроме крапивы, а теперь кончилась и крапива. Пустырь, поросший сорняками, не существовал более: на его месте зияла гигантская воронка. К ее краю подошли и другие. Неясные, изможденные фигуры невесть откуда взявшихся людей. Постояли у края и исчезли. Женщина в повязанном по-старушечьи платке, седая, с пустой корзинкой в руке. Однорукий мужчина, глаза которого пусты, как эта корзина. Девушка. Растаяли за стволами поваленных деревьев, среди которых прятался Эрик.

А железная змея все ползла вперед…

„Да кончатся ли они когда-нибудь, — простонал мальчик, обращаясь неизвестно к кому. — И если да, то когда? Им же надо набить свое брюхо, этим…“»

— Барон, — донесся до консула голос секретаря. — Извините, что прервал вас. Всего одно слово.

— Конечно. — Рейс торопливо вскочил и захлопнул книгу.

«Как же это люди могут так писать? — подумал он. — Он совершенно захватил меня. Ощущение полной реальности. Берлин пал, и в него входят английские танки… Все так, словно происходило на самом деле. Ужас…» Его передернуло.

Насколько все же невероятна сила вымысла, пусть даже потраченная на то, чтобы произвести впечатление на публику. Не удивительно, что эту книгу запретили на территории Рейха. «Я сам первым запретил бы ее, — подумал консул. — Жаль, что я вообще ее открыл. Но теперь делать нечего — надо дочитать до конца».

— Пришли моряки с германского судна, — сообщил секретарь. — Им надо у вас отметиться.

— Да, — вздохнул Рейс и прошел в дверь, ведшую в кабинет для официальных встреч. Там его ожидали трое моряков. Все одетые в грубые серые свитера. Белокурые, со строгими, немного нервозными лицами.

— Хайль Гитлер! — Рейс воздел в приветствии правую руку и дружески улыбнулся посетителям.

— Хайль Гитлер, — нестройно ответили они и принялись доставать свои бумаги.

Отметив морякам визы, консул немедленно вернулся в личные апартаменты, где сразу возобновил чтение «Саранчи».

Потревоженный секретарем, он не заложил то место, на котором был прерван, и теперь, открыв книгу наудачу, наткнулся на имя посреди еще не читанной страницы: «Гитлер». Он не смог заставить себя листать назад и возобновил чтение прямо отсюда. Кровь мгновенно прилила к его голове.

Он понял, что описывается суд, суд над Гитлером. Сразу после окончания войны. Над Гитлером, над Геббельсом, над Герингом, над всеми остальными. В Мюнхене. Теперь, судя по всему, Гитлер должен был ответить на вопросы американского обвинителя.

«…Словно бы ожил черный дух недавнего прошлого. Его дергающееся, полуразрушенное тело судорожно вздрогнуло, голова поднялась. Из губ, с которых непрестанно стекала слюна, вырвался хрип, а потом — полушепот-полулай: „Германия, я здесь!“ По залу прокатилась волна шума, все они прижали к ушам наушники, напряженные лица русских, американцев, британцев и немцев казались похожими друг на друга. „Да, — подумал Карл. — Они снова разбили нас. И он снова стоит перед всем миром. Но они нас разбили, мало того — они разоблачили этого идола, этого недоделанного сверхчеловека, они показали всем, кто он на самом деле… Одно только…“»

— Барон?!

Рейс сообразил, что в кабинет снова зашел секретарь.

— Да занят же я! — Он раздраженно обернулся и захлопнул книгу. — Бог знает, удастся мне ее когда-нибудь дочитать?!

Нет, безнадежно.

— Еще одна шифровка из Берлина, — сказал Пфердхофф. — Я взглянул на нее, когда они принялись ее расшифровывать. Речь идет о политической ситуации.

— О чем же там речь? — пробормотал Рейс, потирая лоб ладонью.

— Неожиданно для всех по радио выступил доктор Геббельс. Очень существенное выступление. — Пфердхофф был нешуточно возбужден. — Я полагаю, что мы должны получить полный текст и добиться, чтобы перевод появился в местных газетах.

— Да, да, — кивнул Рейс.

Едва только секретарь закрыл за собой дверь, как он немедленно возобновил чтение. «Ну еще немного прочту, — подумал он, — ничего, что решил больше не открывать…» Отыскал предыдущее место.

«…В мертвой тишине Карл созерцал гроб, покрытый знаменем. Здесь он лежит и теперь ушел навсегда. И не вернется, даже если бы его возвращению помогали все силы ада. Этот человек или все же — сверхчеловек, которому Карл слепо следовал, которому слепо поклонялся… даже на краю могилы. Но Адольф Гитлер ушел, а Карл остается жить. „Нет, я не последую за ним, — прошептал ему разум. — Я живой, мне надо жить дальше. Мне надо восстановить все это. Мы восстановим. Мы обязаны, и мы восстановим“.

Как далеко завела его магия Вождя… Но в чем же она состояла, если вспомнить все, что произошло? Его детство в провинциальном австрийском городке, убогую нищету жизни в Вене, кошмарные испытания в окопах Первой мировой, политические интриги, основание партии, канцлерство, то, что уже казалось мировым господством?

Карл знал, в чем состояла эта магия. В блефе. Адольф Гитлер лгал им. Лгал и вел за собой, изредка пустые обещания. Ничего, еще не поздно. Мы увидели, что ты блефовал, блефовал, блефовал, Адольф Гитлер! И теперь хотя бы мы поняли, кто ты такой. И что такое твоя партия, и чем оказалась твоя эпоха — эпохой убийств и человеконенавистнических фантазий.

Повернувшись, Карл пошел прочь от гроба…»

Рейс захлопнул книгу и какое-то время сидел не двигаясь. Неожиданно для себя он оказался совершенно подавленным. «Надо было надавить на японцев, чтобы они запретили эту книгу, — подумал он. — Им бы это ничего не стоило. Да и арестовать этого Абендсена они могли. Власти у них тут хоть отбавляй».

Но подавленность его имела совсем другую причину. Смерть Адольфа Гитлера, поражение Германии, разгром партии, описанные в книге Абендсена… во всем этом крылось что-то куда более грандиозное, куда более торжественное и возвышенное, чем то, что произошло наяву. В том мире, где Германия правила…

«Как же такое может быть? — мучил себя вопросом Рейс. — Что же это — чисто писательские хитрости?»

Да, эти писатели знают массу разных уловок. Вот доктор Геббельс, он тоже начинал с сочинительства. Обращался к основным вожделениям, которых не избежать ни одному человеку — каким бы респектабельным снаружи тот ни казался. Романист знает, как устроен человек, понимает, насколько пусты все эти выдумки о воспитании и культуре, он знает, как жизнь человека управляется теми же половыми гормонами, той же алчностью. Он знает, на какую струнку воздействовать, лупит в свой барабан, и стадо толпой несется за ним. А он знай себе посмеивается над ними.

«Смотри-ка, как ловко он сыграл на моих чувствах?! — удивился консул. — Нет, не на интеллекте, а на чувствах».

И ведь это неплохо оплачивается, его читают все, а это неплохие денежки. Похоже, кто-то его надоумил, что именно писать. А такие как он напишут что угодно, если будут уверены, что им за это заплатят. Строчи что хочешь, а публика в это поверит, обсуждать примется. Где эту книгу опубликовали? Омаха, штат Небраска. Последний бастион бывшей американской плутократической печатной индустрии, некогда располагавшейся в самой середке Нью-Йорка, поддерживаемой жидовским и коммунистическим золотом.

А ну как этот Абендсен сам еврей?

И он продолжает оставаться среди нас и продолжает нас отравлять своими жидовскими выдумками. Консул положил оба томика своего экземпляра «Саранчи» друг на друга. Абендштайн его фамилия, Абендштайн… СД должно им заняться.

Кто-то из них должен навестить этого Абендсена. Интересно, не получал ли на этот счет инструкций фон Мейер? Похоже, что нет. Учитывая тем более всю эту неразбериху в Берлине. Но книга опасна, очень опасна.

Как, верно, расстроятся все его почитатели, когда в одно прекрасное утро Абендсена обнаружат висящим под потолком его кабинета. Мы бы сказали свое последнее слово. Это был бы наш постскриптум.

Но сделать это должен, конечно, белый человек. Интересно, что нынче поделывает старина Скорцени?

Рейс еще раз взглянул на сведения об авторе, помещенные на задней стороне обложки. Забаррикадировался. Живет в неприступном замке. Конечно, дураков нет. Любому, кто туда сунется, непоздоровится.

Может быть, все это напрасно. Книга уже напечатана. Поздно. И потом, эта территория контролируется японцами, а уж эти желтокожие малютки подымут такой шум…

Тем не менее если все сделать тихо… если взяться с умом?