Болшевцы - Сборник Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Кавказе он командовал отрядом чеченцев, воевал с русскими войсками. Однажды поссорился с чеченским командиром Шамилевым и, чтобы спастись, убежал в горы. Кое-как добрался до русских. Однако у русских ему не понравилось. Через неделю он в сопровождении пяти верных товарищей бросился обратно в горы. С великим трудом они отбивались от погони, дрались с целым батальоном русских. Гибель была неминуема. Тогда Юзик выхватил саблю наголо и бросился на русских с криком: «Хазават!» Русские оробели, смешались, расступились перед ним.
— Что такое «хазават»? — спросил его как-то Умнов.
Находчивый Юзик ответил, не моргнув глазом:
— Смерть капитализму!
Третьего дня Юзик, к несчастью своему, рассказал эту историю Накатникову. Тот молча выслушал его и вместо того, чтобы похвалить за храбрость, заметил пренебрежительно:
— Ну, это клеишь! Эта история случилась сто лет тому назад, когда твой дед сосал мамкину грудь, а тебя и твоего отца еще и на свете не было. Это был такой Хаджи Мурат, и написано о нем в сочинении графа Толстого.
Юзик был посрамлен. Он потерял славу храбреца, хотя и приобрел — имя Хаджи Мурата.
С момента появления инструкторов он находился в возбужденном состоянии. Он и сам не знал, что его собственно так беспокоило. Он то возмущался тем, что теперь махорку будут выдавать только работающим, то начинал объяснять болшевцам, что раз они знали, идя в коммуну, что в ней надо работать, — теперь нечего зря бить языком.
Сейчас ему хотелось посмотреть, как будет мастер ковырять шилом башмаки Лехи. Его поддержали другие ребята.
— Уважь гостя, скинь коней!
— Дай ему с условием, чтобы за десять минут сделал, — солидно советовали они Гуляеву.
Но солидность эта была напускная. Гуляев начал снимать ботинки.
Дядя Андрей сел на табурет и придвинул к верстаку еще два табурета.
— Ремесло сапожное — не шуточка. Прыткий какой: починить этакую рвань в десять минут! — ворчливо рассуждал он, ощупывая и разминая загрубевший лехин башмак. — А, впрочем, тово… берусь в десять минут эту посудину подправить. Только я, приятели, тоже птица стреляная!.. Пущай ваш Леха садится рядом со мной — в помощники… Я за один, а он за другой башмак. Я ему форшиком наколю, а он молотком гвоздочек стукнет… Не хочешь? Зря.
Сапожник посмотрел вокруг себя и продолжал:
— Ты прикинь, чудак. Может, судьба твоя горькая когда-нибудь занесет тебя, куда Макар телят не гонял, где за сто верст вокруг не сыщешь сапожника. А украсть там нечего. Ведь может статься? А в те поры обувка твоя продырявилась, на шнурке держится… Как будешь? Босым пойдешь? Вот и прикинь мозгой. Ремесло в жизни — вещь важная. Для своей же пользы под учись.
Воспитанники придвинулись ближе. Гуляев стоял впереди разутый, в портянках. Все ждали, что он сделает.
— А, пожалуй, верно? — вопросительно сказал Гуляев.
Никто ему не ответил. Гуляев сел. Это было как бы сигналом.
— Вали, ребята! Шей! — крикнул Хаджи.
— Обувай!
— Подковывай!
Воспитанники набросились на верстак, растащили принесенные башмаки, с бранью вырывали друг у друга молотки, кожу, шилья.
Дядя Андрей попробовал было объяснить, что железными гвоздями подбивать подошву не годится — надо деревянными, но его никто не слушал. Болшевцы, смеясь, вбивали гвозди куда попало. Подошва женского ботинка засверкала от множества шляпок гвоздей. Мужской изрезали на клочья. Детский утащили куда-то.
Вероломный Леха развлекался наравне с другими. К своему ботинку он не притронулся.
Грохнула опрокинутая табуретка. Хаджи Мурат захлебнулся руганью:
— Удавись ты со своими конями!.. Чтоб вас задушило вашей махоркой!.. Гад буду, если я еще хоть раз сяду калечиться!
Он исступленно размахивал уколотым пальцем.
— Кончай! Ну их! Вали на улицу, — загалдели болшевцы, бросая инструмент. — Безрук останешься… Отыскали ишаков!
Гуляев наспех натянул недочиненные ботинки и галантно расшаркался перед дядей Андреем:
— Разбогатею — марафетом угощу. Нюхнешь разок — понравится.
— Ты бы лучше угостил меня завтра махорочкой! — лукаво сказал дядя Андрей.
Через минуту он остался один, но морщинистое, хитрое лицо его было спокойно.
Очередь поближе познакомиться с воспитанниками коммуны пришла и кузнецу.
После обеда он открыл плечом дверь и грузно ввалился в спальню.
— Соскучились, сударики! — приветственно загремел он с порога и, растопырив руки, вразвалку двинулся к койкам.
На угловой койке, закрыв лицо фуражкой, дремал долговязый Калдыба. Он не успел еще протереть глаза, как дядя Павел ощупал его плечи и одобрительно похлопал по животу:
— Го-оден! — весело сказал он и пошел к следующей койке. На ходу он сопел и отдувался. Его ладони были так огромны, что, казалось, могут сплющить человека.
— Этот пистолет хорош, а этот жидковат, — объявлял он на весь дом.
Ошеломленные развязностью кузнеца, ребята не оказывали сопротивления. Даже Королев, славившийся атлетическим сложением и строптивостью характера, затаил дыхание на своей кровати.
Дядя Павел добрался до Королева в последнюю очередь. Он слегка пощекотал его за ухом:
— Хорош парень. Годен!
И тут произошло совсем невероятное событие. Могучий Королев, сделав страдальческое лицо, вдруг заскулил, точно щенок, который почуял прорубь:
— Куда годен? Не трожь меня, дяденька. У меня руки, ноги ломит… Вроде — тифозный…
Когда-то в угрозыске Королев с успехом симулировал сумасшедшего. Его отправили на Канатчикову, откуда он и бежал. Однако сейчас притворство совсем не удалось.
Кузнец участливо склонился над ним:
— Болен? А ну, посмотри на меня. Может, доктора кликнуть? Нет, ты смотри прямее, вот так. Здоров! — голос кузнеца был громок. — По глазам вижу — здоров. Из тюрьмы в коммуну жить пошел — за это умен. А что в коммуне очки втираешь — это негоже.
— А кто тебе позволил в мертвый час до нас прикасаться? — обидчиво, однако не слишком смело вступился за Королева Умнов.
Дядя Павел медленно, с достоинством потянул серебряную цепочку на своей груди и вынул часы. Щетинистые губы его строго шевельнулись.
— Рекомендую убедиться: мертвый час кончился девять минут назад, теперь живой начался. Ну, собирайтесь… Поведу я вас в такое прибыльное место, где сразу две пользы будет: физкультурой подзайметесь и деньгу ковать научитесь. Годные — за мной! — скомандовал он и повернулся в сторону двери.
Четверо признанных годными, почесываясь, поднялись с матрацев. Королев, притворно охая, поплелся последним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});