Чернильная кровь - Корнелия Функе

16

ВСЕГО ОДНА ЛОЖЬ

Его согревало не одеяло, а теплое объятие мальчонки.

Фарид скоро понял, что Фенолио был прав: не стоило пускаться в путь среди ночи. Правда, на него не нападали из темноты разбойники, и даже дикий зверь ни разу не перебежал ему дорогу, пока он подымался по озаренному лунным светом холму, который указали комедианты. Но откуда ему было знать, какая из бедных крестьянских усадеб, рассыпанных по его склону, та, что ему нужна? На вид они были все одинаковы: маленький дом из серого камня в окружении олив, колодец, кое-где загон для скота, узкие полоски возделанной земли. В усадьбах царила тишина. Их обитатели крепко спали, измученные тяжелым дневным трудом. Надежда в сердце Фарида таяла с каждой новой стеной и калиткой, мимо которых он бесшумно прокрадывался. Он впервые почувствовал себя одиноко и неуютно в этом чужом мире и хотел уже прикорнуть под ближайшим деревом и поспать до утра, как вдруг заметил огонь.

Вверху на холме сиял огонек, алый, как маковый цвет, который, раскрываясь, тут же начинает опадать. Фарид зашагал быстрее, почти бегом, вверх по холму, не сводя глаз с того места, где мелькнул огненный цветок. Сажерук! Между деревьями снова вспыхнуло пламя, на этот раз желтое, как сера, жаркое, как солнечный луч. Конечно, это он! Для кого еще станет огонь так плясать среди ночи?

Фарид побежал быстрее, тяжело дыша, выбиваясь из сил. Рядом оказалась тропа, ведущая вверх по холму мимо свежих пней. Тропа была каменистая и мокрая от росы, но ступать по ней босыми ногами было легче, чем по колючему тимьяну. Вот снова огненный цветок впереди. Теперь Фарид различал в темноте дом. За ним холм поднимался еще выше, грядки нависали одна над другой, как ступени. Домишко был такой же убогий и простой, как все остальные. Тропа кончалась у невзрачной калитки в каменной ограде высотой по грудь Фариду. Мальчик остановился, и тут же на него, шипя и хлопая крыльями, вылетел гусь. Но Фарид не обратил на него внимания. Он нашел того, кого искал.

Сажерук стоял посреди двора и запускал в воздух огненные цветы. Он щелкал пальцами, и они раскрывали огненные лепестки, опадали, выпускали золотые стебли и снова расцветали. Казалось, что огонь возникает из ничего, повинуясь лишь движению рук и голосу Сажерука. Он разжигал его одним своим дыханием — ни факелов, ни бутылки, откуда он набирал в рот горючее, ничего из всего снаряжения, которым он пользовался в другом мире, Фарид не заметил. Он просто стоял и заставлял полыхать огненными цветами ночную тьму. Их все больше кружилось над ним в бешеном танце, рассыпая искры, как золотые семена, и вскоре Сажерука со всех сторон окружали струи текучего огня.

Фариду не раз приходилось видеть, как уходит напряжение с лица Сажерука, когда тот играет с огнем, но такого счастливого выражения мальчик никогда прежде у него не видел. По-настоящему счастливое лицо… Гусь все еще хлопал крыльями, но Сажерук, похоже, ничего не замечал. Лишь когда Фарид толкнул калитку, птица заверещала так громко, что Сажерук оглянулся, — и огненные цветы мгновенно угасли, как и счастье на лице их повелителя.

С порога дома поднялась женская фигура. Рядом с женщиной сидел еще мальчик — Фарид только теперь его заметил. Мальчишка не спускал глаз с Фарида, пока тот шел по двору. Зато Сажерук так и не тронулся с места. Он молча смотрел на гостя, а у его ног медленно догорали красные угольки.

Фарид надеялся увидеть хоть искру радости на знакомом лице, хоть тень улыбки, но оно выражало лишь неприкрытую растерянность. В конце концов мужество изменило Фариду. Он остановился, чувствуя, как дрожит внутри сердце, словно в лихорадке.

— Фарид?

Сажерук подошел к нему. За ним двинулась и женщина, она была очень красивая, но Фариду было не до нее. На Сажеруке был наряд, который он повсюду носил с собой в другом мире, но никогда не надевал. Черное с красным… Фарид не решался поднять глаза, когда Сажерук остановился в шаге от него. Он опустил голову и глядел на свои босые ноги. Может быть, Сажерук вовсе и не собирался брать его с собой. Может быть, он заранее договорился с Сырной Головой, чтобы тот не читал последние строки, и теперь страшно сердится, что мальчик все же пришел, что он неотступно следует за ним из мира в мир… Ударит он его сейчас? Сажерук его еще ни разу не бил (однажды, правда, замахнулся, когда Фарид нечаянно поджег хвост Гвину).

— Как я мог подумать, будто можно помешать тебе ходить за мной по пятам?

Фарид почувствовал, как Сажерук берет его за подбородок, и, взглянув наконец в его глаза, увидел там то, на что уже не смел надеяться: радость.

— Где тебя носило? Я звал тебя раз десять, искал повсюду… Огненные эльфы, должно быть, подумали, что я рехнулся!

С какой тревогой он вглядывался в лицо мальчика, словно опасаясь, не изменилось ли в нем что-нибудь. Как же приятно чувствовать его заботу. Фарид готов был плясать от счастья, как огненные цветы в пальцах Сажерука.

— Ну что ж, выглядишь ты, похоже, как всегда, — отметил тот. — Худющий черный дьяволенок. Только что ж ты все молчишь? Уж не остался ли твой голос в другом мире?

Фарид улыбнулся:

— Нет, все в порядке. — Он бросил быстрый взгляд на женщину, стоявшую за спиной Сажерука. — Но меня не Сырная Голова сюда отправил. Тот просто перестал читать, как только ты исчез. Меня вчитала сюда Мегги, с помощью слов Орфея.

— Мегги? Дочка Волшебного Языка?

— Да! Но ты-то сам как? У тебя все прошло благополучно?

Сажерук скривил рот в хорошо знакомой Фариду насмешливой улыбке.

— Ну, шрамы, как видишь, никуда не делись. Но новых увечий нет, если ты об этом.

Он обернулся к женщине. Фариду не понравилось, как он на нее смотрит.

Она была черноволосая, почти с такими же темными глазами, как у Фарида. И очень красивая, хотя и старая — то есть, по крайней мере, по сравнению с ним. Но Фариду она не нравилась. Ни она, ни ее мальчишка. Ведь он не затем последовал за Сажеруком в его мир, чтобы делить его здесь с другими.

Женщина встала рядом с Сажеруком и положила руку ему на плечо.

— Это кто? — спросила она, отвечая Фариду таким же пристальным оценивающим взглядом. — Еще одна из твоих тайн? Сын, о котором ты мне не рассказывал?

Фарид почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Сын Сажерука. Эта мысль ему понравилась. Он незаметно посмотрел на незнакомого мальчишку. Интересно, кто его отец.

— Мой сын? — Сажерук нежно погладил ее по щеке. — Господи, надо ж такое выдумать. Нет, Фарид — огнеглотатель. Он был у меня учеником и вообразил себе с тех пор, что я не могу без него обойтись. И он верит в это так крепко, что следует за мной повсюду, каким бы дальним ни был путь.

— Вот еще! — В голосе Фарида явно звучала обида, хотя он предпочел бы ее не показывать. — Я пришел, чтобы предостеречь тебя. И могу уйти сию же минуту, если хочешь.

— Да ладно тебе! — Сажерук удержал его за локоть. — Прости, я забыл, как ты легко обижаешься. Предостеречь? От чего?

— От Басты.

Женщина прижала руку к губам, услышав это имя, и Фарид начал говорить, рассказал обо всем, что случилось с тех пор, как Сажерук исчез на пустынной горной дороге, словно его никогда и не было. Когда он закончил свой рассказ, Сажерук спросил только:

— Значит, книга у Басты?

Фарид ковырял босым пальцем твердую землю.

— Да, — кивнул он подавленно. — Он приставил мне нож к горлу — что я мог сделать?

— Баста? — Женщина схватила Сажерука за руку. — Значит, он еще жив?

Сажерук молча кивнул:

— Ты думаешь, он уже здесь? Думаешь, Орфей его вчитал?

Фарид растерянно пожал плечами:

— Не знаю! Когда я от него вырвался, он кричал мне вслед, что отомстит еще и Волшебному Языку. Но Волшебный Язык в это не верит, говорит, что Баста был просто в ярости…

Сажерук посмотрел на калитку, которая так и осталась открытой.

— Да, Баста в ярости многое может наговорить, — пробормотал он со вздохом, затаптывая последние угольки, догоравшие перед ним на земле. — Плохие новости, — сказал он. — Очень плохие. Теперь не хватало еще только услышать, что ты принес с собой Гвина.

Хорошо, что вокруг темно. В темноте ложь не так заметна, как на свету. Фарид постарался изобразить крайнее изумление.

— Гвин? Нет, я его не принес. Ты же сказал, чтобы он оставался там. И потом, Мегги мне запретила.

— Умная девочка!

Вздох облегчения, вырвавшийся у Сажерука, болью отозвался в сердце Фарида.

— Ты бросил там свою куницу? — Женщина недоверчиво покачала головой. — Мне казалось, ты привязан к этому маленькому чудищу как ни к кому на свете.

— Ты же знаешь, какое у меня неверное сердце, — отозвался Сажерук, но его легкомысленный тон не мог обмануть даже Фарида. — Хочешь есть? Давно ты тут?