Чернильная кровь - Корнелия Функе

У костра сидело еще шестеро мужчин. Фенолио знал только двоих. Один был актер, Фенолио все время забывал его имя. Другой — силач, зарабатывавший на хлеб тем, что на потеху публике разрывал на себе цепи, поднимал высоко в воздух взрослых мужчин и гнул железные пруты. Когда Фенолио присел к костру, все замолчали. Его присутствие терпели, но своим он для них так и не стал.

Только Принц приветливо улыбнулся ему.

— А, Чернильный Шелкопряд! — сказал он. — Несешь нам новую песню о Перепеле?

Фенолио взял кружку с горячей медовухой, которую протянул ему один из мужчин по знаку Принца, и устроился поудобнее на каменистой земле. Его старые кости ныли от сидения на голой земле, даже в такую теплую ночь, как эта, но у комедиантов не водилось стульев или другой мебели.

— Вообще-то я пришел, чтобы отдать тебе это.

Фенолио сунул руку под куртку, огляделся и протянул Принцу запечатанное письмо. В царившей вокруг суете было не разобрать, есть ли тут наблюдатель, не принадлежащий к Пестрому Народу. Принц взял письмо, кивнул и сунул за пояс.

— Спасибо тебе! — сказал он.

— Не за что, — ответил Фенолио, стараясь не обращать внимания на зловонное дыхание медведя.

Принц не умел писать, как и большинство его пестрых подданных, и Фенолио охотно оказывал ему подобные услуги, в особенности если речь шла о таком письме, как это. Оно было предназначено одному из лесников Жирного Герцога. Его люди уже трижды нападали на улице на женщин и детей Пестрого Народа. Никому не было до этого дела — ни самому герцогу, погрузившемуся в свое горе, ни тем, кого он назначил отправлять правосудие. Ведь речь шла всего лишь о комедиантах. Поэтому их предводителю пришлось самому заняться этим делом. Уже этой ночью лесник найдет у себя на пороге письмо, написанное Фенолио. После этого он перестанет спать спокойно и, надо надеяться, будет впредь держаться подальше от пестрых юбок. Фенолио гордился своими письмами-угрозами не меньше, чем балладами о разбойниках.

— Слыхал последние новости, Чернильный Шелкопряд? — Принц погладил медведя по черной морде. — Змееглав объявил награду тому, кто поймает Перепела.

— Перепела? — Фенолио подавился медовухой.

Цирюльник хлопнул его по спине с такой силой, что он вдобавок облил себе пальцы.

— Что ж, отлично! — сказал он, переведя дух. — Пусть кто-нибудь теперь попробует сказать, что слова — лишь дым и пустой звук! Но этого разбойника Змееглав будет ловить долго!

Как они все на него смотрят. Похоже, знают что-то, что ему невдомек. Но что?

— Ты, значит, еще ничего не слыхал, Чернильный Шелкопряд? — тихо спросил Коптемаз. — Твои песни, похоже, сбываются. Уже два раза на сборщиков налогов, посланных Змееглавом, нападал человек в птичьей маске, а одного его егеря, прославившегося жестокостью, нашли, говорят, в лесу мертвым. Изо рта у него торчало перо. Угадай, какой птицы?

Фенолио изумленно взглянул на Принца, но тот глядел в пламя костра и ворошил палкой угли.

— Но… но это же великолепно! — воскликнул Фенолио и тут же понизил голос, заметив, как тревожно озираются остальные. — Это отличные новости, — продолжил он тихо. — Что бы там ни было, я прямо сейчас сочиню новую песню. Предлагайте тему! Давайте! Что наш Перепел еще учинит?

Принц улыбнулся, но цирюльник смерил Фенолио презрительным взглядом.

— Тебе все игра, Чернильный Шелкопряд! — сказал он. — Ты сидишь в своей теплой комнате и плетешь слова по бумаге. Но человек, играющий твоего разбойника, рискует головой, потому что он, уж конечно, сделан не из слов, а из плоти и крови!

— Да, но никто не знает его в лицо, потому что он носит маску. Это ты умно придумал, Чернильный Шелкопряд. Откуда Змееглав узнает, кого ему искать? Удобная штука эта маска. Ее любой может надеть.

Это сказал один из актеров. Баптиста. Да, так его и зовут. «Это я его придумал? — спросил себя Фенолио. — Не важно». Никто не умел делать маски лучше, чем Баптиста — может быть, потому, что его собственное лицо было обезображено оспинами. Многие актеры просили его смастерить для них холщовый смех или плач.

— Но в песнях Перепел довольно хорошо описан. — Коптемаз испытующе посмотрел на Фенолио.

— Верно! — Баптиста вскочил на ноги, положил руку на потертый ремень, будто к нему привешен меч, и оглянулся, словно высматривая врага. — Он высокого роста, сказано там. Это неудивительно, о героях всегда так говорят. — Баптиста прошелся взад-вперед на цыпочках. — Волосы у него, — он провел рукой по голове, — темные, как кротовый мех. Если верить песням. Это необычно. Как правило, герои бывают златовласыми, а там уж представляй себе это как хочешь. О его происхождении мы ничего не знаем, но уж конечно, — Баптиста сделал благородное лицо, — в его жилах течет чистейшая княжеская кровь. А то с чего бы он был так отважен и благороден?

— Это заблуждение, — сказал Фенолио. — Перепел — человек из народа. С какой стати рожденный в замке станет разбойником?

— Вы слышали слова поэта! — Баптиста провел рукой по лицу, как будто стирая с него благородство. Остальные рассмеялись. — Перейдем к лицу под птичьей маской. — Баптиста ощупал пальцами собственное обезображенное лицо. — Конечно, оно прекрасно, благородно и бело, как слоновая кость. В песнях об этом ничего не говорится, но мы знаем, что другого цвета лица у героя быть не может. Извините, ваше высочество! — добавил он, насмешливо кланяясь Черному Принцу.

— Пожалуйста, пожалуйста, я не против, — откликнулся тот, не поморщившись.

— Не забудь о шраме! — сказал Коптемаз. — О шраме на левой руке, в том месте, куда его укусила собака. Он упоминается в каждой песне. Ну-ка давайте закатаем рукава. Может быть, Перепел сидит среди нас?

Он вызывающе обвел глазами присутствующих, но только силач со смехом закатал рукава. Остальные молчали.

Принц откинул с лица длинные волосы. На поясе у него висели три ножа. Комедиантам запрещено было носить оружие, в том числе и тому, кого они звали своим предводителем, но с какой стати Пестрый Народ стал бы соблюдать законы, которые его не защищают? «Он попадает в глаз стрекозе», — говорили о меткости Принца. В точности так, как написал когда-то Фенолио.

— Как бы он ни выглядел, этот храбрец, сделавший мои песни делами, я пью за его здоровье. Пусть Змееглав поищет человека, которого я описал. Он его не найдет! — Фенолио протянул свою кружку, предлагая чокнуться. Он испытывал восторг, почти опьянение — разумеется, не от гадкой медовухи. «Ты только посмотри, Фенолио! — думал он. — Ты пишешь, и твои слова оживают! Даже без чтеца…»

Но силач испортил ему настроение.

— Честно говоря, мне не до здравиц, Чернильный Шелкопряд, — буркнул он. — Говорят, Змееглав объявил, что будет платить звонким серебром за язык каждого шпильмана, который поет о нем насмешливые песни. И у него уже набралась неплохая коллекция.

— Язык? — Фенолио невольно пощупал свой язык. — А что, мои песни тоже сюда относятся?

Никто не ответил. У костра воцарилось молчание. Из соседнего шатра донеслось женское пение — колыбельная, исполненная такой нежности и покоя, словно раздавалась из другого мира, мира, о котором можно только мечтать.

— Я постоянно говорю моим подданным: не подходите близко ко Дворцу Ночи! — Принц отрезал медведю кусок сочащегося жиром мяса, вытер нож о штаны и сунул его обратно за пояс. — Я им все время повторяю, что мы для Змееглава — падаль, вороний корм! Но с тех пор, как Жирный Герцог предпочитает слезы забавам, у всех у них пустые карманы и пустое брюхо. И это, конечно, гонит их на ту сторону Чащи. Там много богатых торговцев.

Вот черт! Фенолио потер больное колено. Куда делось его приподнятое настроение? Испарилось, как аромат растоптанного цветка. Он мрачно отхлебнул еще медовухи. Дети снова подошли к нему, упрашивая рассказать историю, но он их прогнал. В дурном настроении он ничего не мог придумать.

— Вот еще что, — сказал Принц. — Силач нашел сегодня в лесу мальчика и девочку. Они рассказывают странные вещи: будто Баста, любимчик Каприкорна, снова появился в наших краях, и они пришли, чтобы предостеречь от него моего старого друга — Сажерука. Ты, конечно, слыхал о нем?

— Э-э-э… — Фенолио подавился медовухой. — Сажерук? Ну да, конечно, огнеглотатель.

— Огнеглотатель, которому нет равных. — Принц бросил быстрый взгляд на Коптемаза, но тот как раз показывал цирюльнику воспаленный зуб. — Его считали умершим, — тихо продолжал он. — Вот уже десять лет о нем не было ни слуху ни духу. О том, где и как он умер, рассказывают тысячи историй, к счастью, все это, похоже, выдумки. Но мальчик и девочка ищут не только Сажерука. Девочка спрашивала еще о старике-поэте с лицом черепахи. Это, случаем, не ты?

Фенолио не нашелся, что ответить. Принц взял его за локоть и помог встать с земли.