Чернильная кровь - Корнелия Функе

Элинор чувствовала, как в ней подымается безумный хохот, но страх сжимал ей горло. «Сомнений нет! — думала она. — Старая Сорока сошла с ума! К сожалению, она от этого стала только опаснее».

— Орфей! — Мортола нетерпеливым жестом подозвала Луноголового.

Подчеркнуто медленно, словно желая доказать, что он не какой-нибудь Баста, чтобы бросаться бегом по первому ее слову, он подошел к ней, вытаскивая по дороге исписанный листок из внутреннего кармана. Он торжественно развернул его и положил на стеклянную витрину, у которой стояла палка Мортолы. Собака, почесываясь, следила за каждым его движением.

— Это будет не просто, — сказал Орфей, наклоняясь к псу и ласково поглаживая его безобразную голову. — Я еще ни разу не пробовал вчитать сразу столько народу. Может быть, лучше попытаться переправить туда одного за другим по очереди…

— Нет! — гневно перебила его Мортола. — Нет, ты вчитаешь нас всех разом, как мы договорились.

Орфей пожал плечами:

— Ну, как хочешь. Но я уже предупреждал — это риск, потому что…

— Заткнись! Я не желаю об этом слышать. — Мортола впилась костлявыми пальцами в подлокотники кресла. («Я никогда больше не смогу в него сесть, не вспомнив о ней», — подумала Элинор.) — Тебе что, напомнить о тюремной камере, откуда ты вышел только потому, что я за это заплатила? Мне стоит сказать слово — и ты снова окажешься там, без книг и без единого листка бумаги. Поверь, если что-нибудь пойдет не так, я тебе это устрою. Ведь Огнеглота ты отправил туда очень просто, как мне рассказывал Баста.

— Да, но это-то было совсем не трудно. Все равно что положить вещь на место. — Орфей так мечтательно поглядел в окно, словно там, на газоне, Сажерук снова исчезает у него на глазах. Он обернулся к Мортоле и нахмурился. — С ним все по-другому. — Он показал на Мортимера. — Это не его история. Он там ни при чем.

— К его дочке это тоже относится. Стало быть, она читает лучше, чем ты?

— Нет, конечно! — Орфей возмущенно выпрямился. — Лучше меня никто не читает. Разве это не доказано? Ты сама говорила, Сажерук десять лет искал человека, который сумел бы вчитать его обратно.

— Ну да, ну да… Кончай болтовню. — Мортола потянулась за палкой и медленно встала. — Правда, забавно будет, если за нас из истории выскочит такая же разъяренная кошка, как за Сажерука? У Басты рука до сих пор не зажила, а ведь у него был нож, да еще пес за него вступился.

Она бросила злобный взгляд на Элинор и Дариуса.

Элинор шагнула вперед, не обращая внимания на Басту с его прикладом.

— Ты о чем? Я пойду с вами!

Мортола подняла брови с наигранным презрением:

— Да? Кто здесь распоряжается, как ты думаешь? Зачем ты мне? И зачем мне этот бестолковый халтурщик Дариус? Конечно, мой сын и вас с удовольствием скормил бы Призраку, но я не хочу усложнять Орфею задачу. — Палкой она указала на Мортимера. — Мы берем с собой только его. И никого больше.

Реза схватилась за руку Мортимера. Мортола, ухмыляясь, шагнула к ней:

— Да, голубка, тебя я оставляю здесь. — Она ущипнула Резу за щеку. — Больно тебе снова с ним расставаться, да? Только ты наконец получила его обратно — после стольких лет…

Мортола сделала Басте знак, и тот грубо схватил Резу за руку. Она отбивалась, цепляясь за Мортимера с таким отчаянием на лице, что у Элинор разрывалось сердце, на это глядя. Она бросилась было на помощь племяннице, но ей загородил дорогу Верзила. Мортимер ласково отцепил пальцы Резы от своего локтя.

— Ладно, — сказал он. — В конце концов, из всей нашей семьи только я еще не был в Чернильном мире. Я тебе обещаю — без Мегги я оттуда не вернусь.

— Правильно — потому что ты вообще оттуда не вернешься! — насмешливо сказал Баста, с силой толкая Резу к Элинор.

Мортола продолжала улыбаться. Как Элинор хотелось ее ударить! «Ну сделай же что-нибудь, Элинор!» — думала она. Но что она могла сделать? Вцепиться в Мортимера и не выпускать? Порвать листок, который Луноголовый так бережно положил на стеклянную витрину?

— Ну что, можно начинать? — спросил Орфей, облизывая губы, как будто ему не терпелось поскорее продемонстрировать свое искусство.

— Конечно. — Мортола тяжело оперлась на палку и знаком подозвала Басту.

Орфей опасливо покосился на него.

— Ты позаботишься о том, чтобы Баста оставил Сажерука в покое, так? — сказал он Мортоле. — Ты обещала!

Баста провел пальцем по горлу и подмигнул ему.

— Ты видела? — Чудесный голос Орфея сорвался. — Вы обещали! Это мое единственное условие! Вы оставите Сажерука в покое, или я ничего читать не буду!

— Ладно, ладно, только не ори так, сорвешь голос! — нетерпеливо сказала Мортола. — У нас есть Волшебный Язык. На что мне этот паршивый Огнеглот? Да читай же ты наконец!

— Эй, погодите! — Элинор впервые услышала голос Верзилы. Он был на удивление тонким для такого огромного мужичищи — как будто слон говорит голосом сверчка. — А что будет с остальными, когда вы уйдете?

— Почем я знаю! — Мортола пожала плечами. — Пусть их сожрет то, что выйдет из книги вместо нас. Или сделай толстуху своей горничной, а Дариуса — чистильщиком сапог. Да что угодно… мне все равно. Ну, читай!

Орфей повиновался.

Он подошел к витрине, взял свой листок, откашлялся и поправил очки.

— «Крепость Каприкорна стояла там, где находили в Чаще последние следы великанов. — Слова лились с его губ, как музыка. — Их давно уже никто не видел, но по ночам вокруг крепостных стен шныряли другие существа, куда страшнее — альбы и осинники, такие же жестокие, как люди, построившие эту крепость из серых камней, серую, как скалистый склон, к которому она лепилась…»

«Сделай же что-нибудь! — думала Элинор. — Сделай что-нибудь, сейчас или никогда. Вырви у Луноголового его листок, выбей у Сороки из рук палку…» Но она не могла пошевелить даже пальцем.

Что за голос! И чары этих слов — они словно залепили ей мозг, погрузили ее в сонный восторг. Когда Орфей читал о повилике и тамариске, Элинор слышался их запах. Он и в самом деле читал не хуже, чем Мортимер! Это была последняя собственная мысль, мелькнувшая у нее. С остальными творилось то же самое, они все уставились на губы Орфея, жадно ловя каждое слово: Дариус, Баста, Верзила, даже Мортимер, и даже Сорока. Они слушали не шевелясь, завороженные звуком его голоса. Лишь один человек шевелился. Реза. Элинор видела, как она борется с чарами, словно с подступающей глубокой водой, как подходит к Мортимеру и изо всех сил хватается за него…

И вдруг все они исчезли — Баста, Сорока, Мортимер и Реза.

18

МЕСТЬ МОРТОЛЫ

Я не решаюсь,Не решаюсь написать это:Когда ты умрешь.

Было похоже, будто на все, что еще мгновение назад видела Реза, наложили картинку, прозрачную, как витраж: на библиотеку Элинор, на книжные корешки, так аккуратно расставленные Дариусом. Все это расплылось, уступая место другой картинке. Камни поглотили книги, закопченные стены — ряды стеллажей. На паркете Элинор проросла трава, а беленый потолок уступил место затянутому тучами небу.

Реза так и не выпустила Мо из объятий. Только он не расплылся, не исчез, и она продолжала цепляться за него, боясь снова потерять, как тогда. Давным-давно.

— Реза?

Она увидела испуг в его глазах, когда он обернулся и понял, что она пришла с ним. Она скорее зажала ему рот рукой. Слева от них по почерневшей стене вилась жимолость. Мо протянул руку и потрогал листья, словно не доверял глазам и хотел проверить зрение осязанием. Реза вспомнила, что и она в первые минуты здесь делала то же, пробовала все на ощупь, не в силах поверить, что мир, скрывавшийся за буквами, оказался таким настоящим.

Если бы не слова Орфея, Реза не узнала бы места, куда пожелала попасть Мортола. Крепость Каприкорна выглядела совсем не так, когда она была тут в последний раз. Тогда всюду сновали вооруженные люди, они охраняли лестницы, ворота, стены. Там, где лежало сейчас лишь несколько обугленных бревен, стояла пекарня, а напротив, у лестницы, она выбивала вместе с другими служанками ковры, которыми Мортола украшала голые комнаты лишь по особым случаям.

Комнат этих больше не было. Стены крепости обвалились и почернели от огня. Сажа покрывала камни, словно кто-то выкрасил их черной краской, а двор, прежде гладко утоптанный, зарос тысячелистником. Тысячелистник любит пожарища, и он рос тут теперь повсюду, а там, где прежде узкая лестница вела к сторожевой башне, во владения Каприкорна ворвался лес. Молодые деревца пустили корни среди развалин, словно только и ждали случая отобрать у человека отвоеванное им пространство. Из пустых оконных проемов торчал осот, мох покрывал развалившиеся ступени, а по обгоревшим деревянным столбам, оставшимся от виселиц Каприкорна, вился плющ. Реза видела на них немало повешенных.