Икар - Альберто Васкес-Фигероа

— Что за глупости ты говоришь! К чему ты клонишь?

Вирджиния Эйнджел нервно сдула челку, упавшую на лоб.

— А к тому, что с меня хватит! — проговорила она. — Ты поклялся, что мы останемся здесь и я смогу до старости жить в собственном доме, со своей мебелью и садом.

— Разве я сейчас сказал что-то другое? — жалобно проговорил пилот, протестующе разводя руками. — Разве хоть словом намекнул?

— Тебе не надо ни говорить, ни намекать — я и так знаю, что творится у тебя в голове… — Женщина наклонилась вперед, чтобы суровым взглядом окинуть лицо мужа, а затем спросила, чуть ли не цедя каждое слово: — И что же на этот раз: кино, цирк или чертов нитроглицерин, который однажды разнесет тебя на куски — одно только мокрое пятно останется?

Муж медлил с ответом, не отрывая взгляда от огней, ползущих по шоссе, там, вдали. Казалось, будто он хочет отмолчаться, как вдруг собрался с духом, словно ныряя в реку вниз головой с высоченного моста.

— Ни то, ни другое, ни третье, — пробормотал он. — Дело в том, что на прошлой неделе я случайно столкнулся в поезде с МакКрэкеном.

— Боже мой! С МакКрэкеном? Шотландцем?

— С ним самым.

— Не рассказывай мне сказки! Не бывает случайных встреч с таким человеком спустя одиннадцать лет. Да еще в поезде. Ты его разыскал.

— Клянусь тебе, нет! — с жаром воскликнул Король Неба. — Это была чистая случайность. Он ехал из Хьюстона. Такое бывает.

— Самое странное, что такое бывает только с тобой! — Вирджиния открыто бросала ему вызов. — И что дальше? — враждебно добавила она. — Допустим, среди миллионов человек, живущих в этой стране, ты повстречал именно МакКрэкена. И что ты хочешь этим сказать? Он что, опять предложил тебе отвезти его на хваленую гору? Ты сам тысячу раз говорил, что это было безумие.

— Нет. Он не предлагал мне его отвезти, — почти шепотом сказал пилот. — Он умирает от рака.

— Боже мой! Мне действительно жаль. — Казалось, ее раздражение немного улеглось. — Мой отец тяжело умирал от рака, к тому же ты всегда рассказывал мне чудеса об этом шотландце… Тогда в чем проблема?

— Он подарил мне месторождение, — ответил летчик; выражение лица у него было такое же, как у мальчишки, уличенного в каком-то проступке: он явно испытывал страх.

— Что ты сказал? — вскинулась Вирджиния Эйнджел, словно ее ударили кулаком под дых.

— Он подарил мне месторождение.

— А почему именно тебе?

— Потому что у него нет семьи, и, поскольку, по его словам, я его единственный друг, он оставил мне в наследство свое месторождение.

— Проклятие!

— Так он сказал.

— Не могу поверить! Хотя, по правде говоря, могу, потому что ты такой человек, с которым вечно происходят самые странные вещи на свете. Почему? Как ты ухитряешься сделать так, что все они валятся на тебя?

— Ничего я не делаю. — Король Неба поднял руку вверх ладонью вперед. — Клянусь.

Жена встала, воздела руки к небу и хотела закричать, но передумала. Сжав кулаки, она начала ходить между клумб. При этом у нее было такое лицо, словно она проглотила горький перец и пытается сделать так, чтобы рот перестал гореть.

В конце концов она рухнула на ступеньки крыльца и закрыла лицо руками.

— О Господи, Господи! — громко запричитала она. — Почему ты так со мной поступаешь? Я вышла замуж за сумасшедшего, который каждый день рисковал жизнью, даже поехал для этого в Китай, а когда наконец мне удалось сделать из него более или менее приличного человека, на его пути возник другой сумасшедший. Но почему? В чем я перед Тобой провинилась?

— МакКрэкен не сумасшедший!

— Неужели? Человек полжизни провел в джунглях Южной Америки в поисках сокровища — и не сумасшедший? Человек, который заставил тебя приземлиться на вершине горы, покрытой облаками, не сумасшедший? Кто же тогда, по-твоему, сумасшедший? Тот, кто мечтает о достойной работе и спокойной жизни?

Джимми Эйнджелу явно было нечего ответить на подобный вопрос, поэтому он неспешно раскурил трубку, встал и удалился, пройдя между цветочных клумб. Без труда перемахнув через невысокую ограду сада, он растворился в ночи в направлении шоссе.

— Куда это ты поперся на ночь глядя? — крикнула ему вслед жена.

— Собираюсь напиться, — невозмутимо ответил он.

Спускаясь практически в полной тьме по узенькой тропинке, по которой он столько раз ходил в бар при бензоколонке, летчик курил и перебирал в памяти каждое слово недавнего разговора в тщетной попытке найти какую-нибудь лазейку, которая оставляла бы ему малейшую надежду относительно будущего.

Он ее не нашел.

Как ни крути, было очевидно, что женщине, на которой он женился и с которой надеялся обзавестись детьми, вовсе не улыбалась идея разбогатеть, получив во владение старое месторождение золота и алмазов, скрытое на вершине далекой горы.

А раз Вирджиния сказала «нет»… Он ее хорошо знал, чтобы понимать, что это решение окончательное и бесповоротное.

Он несколько секунд постоял в ночной темноте с трубкой во рту и невольно улыбнулся, вспомнив то невероятное и чудесное мгновение, когда старый «Бристоль-Пипер» белого цвета сел на вершину тепуя, а потом еще одну волшебную картину — когда шотландец вынырнул из тумана, держа в каждой руке по брезентовому ведру.

Это был самый незабываемый день его жизни.

Именно эта рискованная посадка и фантастическое появление шотландца знаменовали высшую точку его карьеры. А вовсе не войны, киносъемки, перевозки нитроглицерина или цирковые трюки — все, что он совершил на протяжении пятнадцати лет, вцепившись в штурвал самолета.

Как же ему не хватало старины «Бристоля»!

Тот разбился во время съемок «Легиона приговоренных»;[43] сам он чудом в очередной раз сумел выбраться живым из пылающих обломков.

Если хорошенько подумать, настоящее чудо — это то, что он не погиб уже миллион раз, и Джимми Эйнджел был вынужден признать, что, вероятно, благодаря фамилии[44] его повсюду сопровождал весьма деятельный ангел-хранитель. Иначе было трудно объяснить, как это он мог столько времени подвергать себя риску и выходить сухим из воды.

Несколько шрамов, сломанные ребра да еще одна нога, ставшая немного короче другой, — вот и все, что ему пришлось заплатить за миллион дивных выбросов адреналина.

Легко отделался, что и говорить.

Очень легко, особенно если перебрать в памяти бесконечный список товарищей, которым повезло гораздо меньше.

Десятки их (даже, может быть, целая сотня) разбились или — что всегда ему казалось в тысячу раз хуже — сгорели, а он все еще был жив, разве что чуть заметно прихрамывал, да еще при перемене погоды ломило кости.