Боги не дремлют - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что, Иван Михеич, — доложил Филат, — тут вот в лесу люди незнакомые показались, просили к тебе проводить. Ты уж не обессудь, они не антихристы, а по-нашему понимают.
— Ты, Иван Михеевич, не беспокойся, — сказал я, — мы не французы, сами от них прячемся. Хотим поближе к людям…
Однако мое объяснение на старосту не произвело никакого впечатления, он продолжал хмуриться, и отводить взгляд. Стало понятно, что нашим появлением он очень недоволен. Я не сразу понял почему, подумав, догадался, что он просто не хочет связываться с подозрительными господами.
Мы стояли друг перед другом и молчали. В принципе, особой нужды оставаться с крестьянами у нас не было. Такой же, как у них, шалаш, я мог сделать и сам. Другое дело — вопрос с едой, но ее можно было попытаться у них же и купить.
— Если мы вам мешаем, — сказал я, — мы уйдем.
— Лес у нас не купленный, — подумав, сказал староста, — вольному воля, спасенному рай.
— Здесь поблизости нет какой-нибудь деревни? — спросила Матильда, которой спартанские условия жизни крестьян совсем не понравились.
— Есть деревни, как же не быть, только там везде эти стоят, — ответил Иван Михеевич, покосившись на нашу форму. — Сами по лесам от ворога прячемся.
— А продовольствия у вас можно купить? — спросил я.
— Не продаем, у самих мало, сами не знаем, чем деток кормить, — хмуро, сказал он. — Тут уже всякие покупали, теперь не знаем, что с теми ассигнациями делать…
Я догадался, что разговор идет о фальшивых ассигнациях, которыми рассчитывались с крестьянами французы, и предложил расплатиться серебром. Правда, монеты у меня были только французские, но зато из благородных металлов.
— Ну, если серебром, тогда, ничего. Если серебром, тогда, конечно, и подумать можно, — сказал староста. — И жить можете сколько угодно. А ежели нечистого не боитесь, так хоть в охотничьем доме.
— Охотничий дом с нечистым! — неожиданно для присутствующих, обрадовался я. — И далеко он отсюда?!
Староста удивленно на меня посмотрел и пожал, плечами:
— Близко, с версту отсюда, только там жить нельзя, кикиморы болотные замучают. Кто туда попадет, назад не вернется.
— Ничего, у меня против нечисти специальная молитва есть! Как-нибудь справлюсь!
Ничего более приятного, я услышать просто не мог. В таких страшных для местных жителей домах вполне могли обитать не совсем обычные для этой эпохи люди. Возможно, как-то связанные с моей проблемой перемещения во времени…
— Я не хочу жить в доме с нечистой силой! — вмешалась в разговор Матильда. — Я боюсь привидений!
— Ладно, — легко согласился я, — боишься, оставайся здесь. Я тебе самый лучший шалаш построю!
— Я не хочу жить в шалаше, — подумав, сообщила она.
— Тогда сама предлагай, что хочешь, можно в деревне, только если там тебя поймают французы …
— А почему я одна, а как же ты?
— Я нечистой силы и прочих глупостей не боюсь, зачем же мне мучиться в антисанитарных условиях?
Конца фразы Матильда, само собой, не поняла, но смысл уловила верно. Подумала, и легкомысленно, махнула рукой.
— Ладно, где наша не пропадала, познакомимся с кикиморами. Баня там хотя бы есть? — спросила она у старосты.
Тот не ответил и испуганно перекрестился.
— Свят, свят, свят, откуда же мне то ведать, я с нечистыми не знаюсь!
Мне показалось, что он уже пожалел, что предложил нам такое сомнительное жилище.
— Нас хотя бы туда проводят? — спросил я.
— И не проси, барин, кто же захочет в такое место идти. Если только Филатка, если с ним сторгуешься. Больше некому. Да и то навряд, не станет он душой рисковать.
Мы оба посмотрели на стоящего невдалеке провожатого. Он понял, что разговор идет о нем, и подошел ближе.
— Филат, — обратился я к нему, — отведешь нас в охотничий дом, где нечистая сила обитает?
Мужик сначала даже не понял о чем идет разговор, но когда староста объяснил, что мы от него хотим, замахал руками.
— И ни, Боже мой! Я что себе враг! У меня баба и малые ребята, если кикимора в болото утащит, кто их кормить-поить будет!
— Я хорошо заплачу, — пообещал я.
— Слышал я, барин, уже твои посулы, только пока ломанной полушки от тебе не видел, — сердито сказал он. — Наперед за прежнее разочтись, тогда и разговор разговаривать будем!
Я без слова вынул кошель с французскими монетами и дал ему пять франков. Это произвело впечатление не только на Филата, но и на старосту. Мне кажется, что он уже пожалел, что упустил такого выгодного клиента.
— Неужто золотой отвалишь? — дрогнувшим голосом спросил мужик.
— Золотой будет слишком жирно, а серебряным награжу, — ответил я. — Тебе и дело-то указать, где тот охотничий дом.
— Коли так, то я сам покажу, — по правилам свободной конкуренции, вмешался в торг староста.
— Ты, Иван Михеич, совесть поимей, чего не в свои дела встреваешь! — разом потеряв уважение к начальству, сердито оборвал старосту Филат. — Мы с барином уже почитай свои люди, а ты встреваешь! Не гоже тебе так поступать!
— Ладно, — попытался я погасить спор, — готовь нам с собой еду и у тебя будет серебро, — сказал я Ивану Михеевичу.
Тот смерил мужика многозначительным взглядом и, ворча себе под нос, пошел за провиантом. Филат же, окрыленный одержанной победой, попытался нам рассказать какой он значительный человек.
— Филат Фадеич, — это тебе не просто так! Меня голыми руками не возьмешь, — заговорил он, вполне довольный собой.
— Не бойся, — тихо сказал я Матильде, — никакой нечистой силы не существует, все это бабушкины сказки. Если там и есть что-нибудь необычное, то вполне земного происхождения.
— Ишь, умный какой нашелся, думает все ему можно! Раз староста, так все ему дозволено, — бубнил проводник, однако лишь показался Иван Михеич, замолчал, кажется, сам испугавшись собственной смелости.
— Берите, гости дорогие, — сказал тот, ставя перед нами две ивовые корзины, наполненные берестяными туесами, — чем богаты, тем и рады. Дал бы больше, только сами в большой нужде.
— Что здесь? — спросил я.
— Пшено, маслице, медок, сметана, творог, — перечислил он, указывая на «упаковки».
Честно говоря, я даже не ожидал такого изобилия продуктов. Вот что значит не халявные, а товарно-денежные отношения! Я рассчитался, как было оговорено, и довольный староста по любому вопросу попросил обращаться только к нему.
— Ну что, пойдем? — спросил я проводника.
— Пойти оно конечно можно, почему не пойти, — ответил он, глядя на Ивана Михеевича горящим завистью взглядом. — Только боязно мне что-то. Как бы чего с нечистой силой не вышло! Ты бы, барин, набавил малость, а то неправильно получается. Как же так, одним все, а другим кукиш!
— Может быть, ты еще хочешь получить свободу, равенство и братство? — ехидно поинтересовался я.
— Так кто ж не хочет? — неожиданно для меня, ответил он.
— Чего не хочет? — переспросил я, поражаясь тому, что не успел в Россию прийти Наполеон, как идеи французской революции стали уже так популярны у нашего народа.
— Так ясно чего, богатства! Набавить нужно, барин, а то смотри, скупой платит дважды! — припугнул Филат.
— Точно, — согласился я, — только ты другую поговорку забыл: жадность фраера сгубила!
— Так я сам вас и отведу, — вполне адекватно понял суть нашего разговора староста. — Почему хорошим людям не поспособствовать! Оно, конечно, там нечисто, люди зря говорить не стану, да где наша не пропадала!
— Это как так ты все, Иван Михеич, о себе понимаешь? — возмутился Филат. — Не у тебя был договор с барином, а у меня!
— Был да сплыл, — ответил я ему вместо старосты. — Все, друг ситный, твой поезд ушел!
— Как это ушел?! А справедливость? — возмутился Филат, демонстрируя замечательную сущность русского человека, проникать прямо в сущность предмета, минуя непонятные слова. — Ты сперва разочтись за посул, а потом иди куда хочешь, договор дороже денег!
Глава 11
Справедливость оказалась попрана, кривда победила правду, и бедолаге Филату осталось только сетовать на человеческую подлость и копить в себе социальную ненависть. Мы же, не теряя времени, отправились разыскивать таинственный охотничий домик.
— Слышно, барин, хранцуз хорошо поживился в Москве? — поинтересовался Иван Михеевич, когда мы, забредя в непроходимые заросли, вынуждены были остановиться и спешиться.
От кого он это услышал в глухом лесу, староста не объяснил. Я не стал вдаваться в подробности и подтвердил справедливость слухов, рассеянным кивком. В тот момент думал, как мы сумеем пробраться через заросли с лошадями. Ничего даже отдаленно напоминающее тропу тут не было, а лес даже без листвы, казался темным и мрачным.
— Далеко еще? — спросила Матильда, которой уже надоело бесцельное блуждание по чащобе. — Ты же говорил, что идти не больше версты, а мы уже третий час идем и никакого просвета!