Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Прелесть, – выдохнула она. – Жаль, что у меня три кило лишних.

– По-моему, вы можете спрятаться за вязальной спицей, – рассмеялась я.

Оля слегка покраснела:

– Это только кажется, а весы показывают пятьдесят семь, для меня много.

– Я знаю чудесную диету, французскую, – сообщила я.

Так, мило болтая о том, как спустить лишний жирок, мы открыли коробочку и слопали по три восхитительно свежие картошки, оставив корзиночки для следующей порции кофе. Наконец мне показалось, что Оля пришла в благодушное состояние, и я приступила к «допросу»:

– Оля, вы знакомы с книгами Кондрата Разумова?

– Конечно, – удивленно ответила журналистка. – Мне за это деньги платят!

– Читать детективы – работа? – изумилась я.

– Да, и притом тяжелая, – вздохнула корреспондентка. – Я веду рубрику «Новинки» и обязана представлять читателям романы. Иногда такое читать приходится, глаза закатываются. Ну как только подобное выпускают? Мрак! Правда, у Кондрата вещи были всегда профессионально сделаны, хоть я и не люблю романы на криминальную тематику.

Надо же, вот бедняга, что же она читает перед сном?

– Оленька, а вы в его произведениях не узнавали никого из знакомых?

Девушка захихикала:

– Случалось, он, когда особенные гадости про известных лиц сообщал, писал перед текстом небольшое предисловие: фамилии выдуманы, события тоже. В 1997 году, когда книгу «Горячий лед» опубликовали, такой скандал вышел!

– Какой?

– А он там весь сюжет построил вокруг семьи академика Зарина Ивана Михайловича. Уж какие гады его родственнички оказались, жена Марианна, дочка Аня и сын Дима. Мрак и жуть – убийцы, сутенеры, проститутки…

– Ну и что?

– А то, – продолжала веселиться Оленька, – то самое. Есть академик Парин Иван Николаевич, реально существующее лицо, супругу его зовут Марина, дочь – Анеля, а сынка – Вадим. Чуете?

– Чую.

– Парин в жутком гневе явился к нашему главному редактору и потребовал, чтобы «Мир литературы» напечатал статью-опровержение. Дескать, Зарин – это не Парин.

– Опубликовали?

– Нет, конечно.

– Почему?

– Во-первых, автор написал, будто все выдумал, а во-вторых, академику объяснили, что после такой заметки у людей отпадут последние сомнения.

– И где сейчас Парин?

– Умер, а жена вышла замуж за иностранца и укатила с детьми за границу.

– Оля, а предположим, в одной из книг главные герои Нинель Молотобойцева, Владимир Кошельков и Степан Разин. Не подскажете, кто это может быть на самом деле?

– Не припоминаю такой книги, – засомневалась Ольга, откусывая от корзиночки.

– Ну, предположим, что она есть, о ком вы подумаете?

– Сразу и не скажешь. Хотя Нинель Молотобойцева – скорей всего Нина Кузнецова, та еще пройда.

– Кто это?

– Да она в писательской организации работает, ведает материальной помощью и другими финансовыми вопросами. Вообще говоря, она бухгалтер, но любит представляться так: член творческого союза, смех один. А что там про нее в романе написано?

Я порылась в памяти.

– Ну, много раз выходила замуж и обдирала каждого супруга, как липку. Отнимала квартиры, дачи, сберкнижки. Собственно говоря, это все, но с каким смаком описаны ее махинации!

– Точно, это Нина, – расхохоталась Оля. – Знаете, какую штуку она проделала один раз? Скончаться можно. Она была тогда замужем за Сережкой Волгиным из «Первой газеты». Брак, как, впрочем, и три других до этого, распался. Нина вновь затеяла размен квартиры бывшего супруга. У Сережки до женитьбы была неплохая трехкомнатная хата на Ленинградском проспекте, и Нина прописалась к нему. У самой Кузнецовой тоже имелась жилплощадь, причем даже не одна. В ее двухкомнатной квартире прописана только ее четырнадцатилетняя дочь, в четырехкомнатной – мать, а сама Нина вроде как бомж. Другой бы мужик разобрался во всем да поинтересовался, почему жена, родственники которой имеют такое количество квадратных метров, хочет прописаться к нему, но Волгину и в голову не пришло такое. А когда после развода Ниночка затеяла размен, было поздно. Судя по всему, аферу она готовила давно, потому что за год до событий подбила Сережку на обмен. С Ленинградского проспекта супруги перебрались на Кутузовский, сменяли шило на мыло, но уже при разводе выяснилось, что квартира у Триумфальной арки юридически считается совместно нажитым имуществом, и никого не касается, что получилась она в результате обмена личной Сережиной жилплощади.

Волгин обозлился и категорически отметал все варианты, которые предлагала алчная Нина. Полгода он держался, словно крейсер «Варяг», но потом дрогнул, потому что бывшая супруга нашла просто лакомый кусочек. Брошенному мужу предлагалась отличная двухкомнатная квартира в новом кирпичном доме возле самого метро, две минуты пешком, – Терентьевская улица, четыре. Комнаты восемнадцать и двадцать метров, холл, кухня, коридор, ремонт не требовался, состояние у потолков и полов – первоклассное, а сантехника сияла белизной. Ошеломленный Волгин тут же подписал необходимые бумаги. Он даже не задумался, каким образом из одной, не слишком большой квартирки на Кутузовском вышло две – причем Нине предназначалась трехкомнатная, по метражу почти совпадающая с размениваемой.

Не вызвало у него подозрений и крайне любезное поведение бывшей супруги. Нина полностью избавила Андрея от хлопот и даже, взяв его паспорт, сама позаботилась обо всех формальностях для нелюбимого мужа. Велико же было его изумление, когда он явился по месту новой прописки.

В якобы его квартире хозяйничала незнакомая женщина, заявившая:

– Мы ни с кем и не думали меняться!

– Но как же? – оторопел Сергей. – Вот смотрите, мой паспорт с пропиской – Терентьевская, четыре.

– Вот и езжайте туда, – фыркнула тетка, – чего вы к нам явились!

– Но…

– У нас другой адрес, – втолковывала хозяйка, – Леоновская, девять. Да посмотрите на табличку.

– Незачем мне на нее смотреть, – вскипел Сергей, – я видел уже, когда квартиру осматривал.

– Каким местом смотрел? – поинтересовалась тетка и благодушно предложила: – Пошли вместе!

Они спустились во двор, и у Сережи отвисла челюсть. На углу дома висела табличка: «Леоновская, 9».

– Как же? – забормотал он. – Я сам читал на днях: «Терентьевская, четыре».

Хозяйка квартиры пожала плечами и удалилась, пришлось Волгину искать Терентьевскую. К его ужасу: она оказалась на краю света, в Куракине, а номер четыре принадлежал жуткому двухэтажному бараку без лифта, мусоропровода и горячей воды. Нина просто повесила на нужный дом фальшивую табличку и сняла ее после ухода супруга-лопуха. Стоит ли упоминать, что все суды он проиграл.

– Ну как, история? – поинтересовалась Оля.

– Да уж, – вздохнула я и не стала говорить ей, что вся афера подробнейшим образом описана в «Загоне с гиенами». – А Владимир Кошельков и Степан Разин, кто они?

– Без понятия, – протянула Оля. – Ничего в голову не приходит, а вам очень надо?

– Да, – подтвердила я.

– Тогда сходите к Элеоноре. Вот уж она про всех знает!

– А это кто?

– О, историческая личность, – ухмыльнулась Оля. – Вдова писателя Киселева, дама высшего света, жуткая сплетница.

– Как мне к ней попасть?

Оля взглянула на часы:

– Половина второго, надеюсь, она уже позавтракала. Вот что, подождите.

Журналистка взяла телефон и замурлыкала:

– Норочка? Доброе утро, это Лелечка из «Мира литературы», как здоровье? Как наша Софочка?

Разговор плавно потек вокруг разных тем. Примерно полчаса Оля пела соловьем и, только обговорив все, приступила к моей проблеме.

– Норочка, помогите. У меня есть знакомая, молодая, вашего возраста, развелась с мужем и теперь приходится работать, вот и пристроила ее из жалости в свою редакцию. Но моя протеже человек робкий, в писательском мире личность необстрелянная, ей надо кое-что узнать, а кто, как не вы, поможет? Звать ее Евлампия. Да-да, чудесное имя! Так как, ей можно приехать?

Положив трубку, она велела:

– Пишите адрес. Нора ждет. Имейте в виду, в разговоре с ней следует употреблять фразы: «Нора, вам ведь еще нет и сорока» или «Как завидую таким молодым женщинам, как вы», либо «Деточка, позови маму».

Я рассмеялась:

– Пожалуй, последнее чересчур.

– В самый раз, – отмахнулась Оля. – Кашу маслом не испортишь.

Не знаю, не знаю, если вбухать килограмм «Анкора» в блюдечко гречки, может и стошнить.

– Нора – кладезь информации, – продолжала она, – и, если вы ей понравитесь, расскажет все. А подлизаться к ней можно, лишь без устали нахваливая ее внешность. Только упаси вас бог сказать: «Ах, дорогая, для своего возраста вы великолепно выглядите, больше сорока и не дать». Помните – Норе тридцать пять, а уж сколько по паспорту – это никому не ведомо. Ее муж, талантливый поэт, скончался десять лет тому назад. Так вот году этак в 1980-м он произнес гениальную фразу: «Норочка, детка, перестань бегать в милицию и менять паспорт, а то скоро твой возраст совпадет с партийным стажем». Между прочим, он был недалек от истины. Год рождения в документах Элеонора изменяла с легкостью. Начальник паспортного стола только ухмылялся, получая раритетные по тем временам подарки – виски, американские сигареты и растворимый кофе, а вот партийные бумаги коммунисты стерегли, как Аргусы, и нечего было даже думать о том, чтобы исправить пару цифр в анкете. Наверное, поэтому Нора и вышла из рядов КПСС в числе первых.