Вкус ледяного поцелуя - Татьяна Полякова

– А в прошлый вторник он тоже был с вами в Москве?

– В прошлый вторник? Нет… в Москву не ездили. Сейчас проверю… точно, “Газель” сломалась, чего-то с подвеской. Ванька за запчастями ездил, а потом целый день с машиной возился. А в среду в шесть утра в Москву.

– У Мещерякова есть квартира, оставленная теткой, не знаете, где она находится?

– Нет. Никогда там не был, хотя про квартиру Ванька говорил, наследством хвастал. Продать ее хотел и тачку купить хорошую. Он, знаете, любитель выпендриться.

Мы поблагодарили его за ценные сведения и удалились.

– Все ясно, – сказал Лукьянов, садясь в машину. – Наш Ванька, узнав об убийстве возлюбленной, решил смыться от греха подальше. Отсиживается у дружков по зоне и ждет, когда здесь все утрясется.

– Похоже на правду. Иванову он не убивал, алиби железное. А вот с Вероникой не все ясно. Зачем-то он встречал ее на вокзале? И во вторник, в день убийства, ремонтировал машину. Что-то ему известно. Оттого он встречи с нами и не жаждет. А что, если ему позвонить?

– Вешняков тебе за это спасибо не скажет.

– А мы ему не скажем. Ну что, рискнем?

– Рискнем.

Я набрала номер мобильного, и женский голос любезно сообщил, что телефон абонента выключен.

– Не желают они общаться, – вздохнула я.

– Куда теперь? – спросил Лукьянов.

– Хотелось бы взглянуть на квартиру его тетки.

– Зачем она тебе? – вроде бы удивился Саша.

– Вдруг там что-то интересное?

– Хорошо, – пожал он плечами. – Предлагаешь прочесать все квартиры в том районе?

– Нет, хочу поторопить Виталика.

– Это парень из охраны Деда?

– Ага. И денег, что платит ему Дед, он стоит.

– На ловца и зверь бежит, – отозвался на мой звонок Виталий. – Собирался тебе звонить. Значит, так, квартира покойной тетки Мещерякова… ее имя тебе надо?

– Обойдусь.

– Записывай адрес.

Я записала, и мы отправились туда.

– Тратишь время на ерунду, – ворчал Лукьянов.

– Хорошо, придумай что-нибудь получше.

– Я бы, к примеру, встретился с кем-нибудь из учителей пятнадцатой школы.

– Зачем? – не сразу поняла я.

– Затем, что мать Ивановой могла исказить истину, утверждая, что подругами девчушки не были. Как раз к Ивановой Серафимович и приехала. И не просто так приехала.

– А как?

– Очень возможно, за помощью.

– Подожди… Ты думаешь…

– И ты подумай. Это иногда полезно. Девка выходит из тюрьмы. Возвращаться сюда не собирается, нечего ей здесь делать, раз родственники переехали в Красноярск. Вышла замуж. Неудачно. Подалась к матери, благо что там квартира. Пожила немного и вдруг срывается сюда. Должна быть причина.

– И что это за причина, по-твоему?

– Пока не знаю.

– И ты надеешься, что разговор с учителями это прояснит?

По-моему, Лукьянов валял дурака, но, черт знает, что там у него на уме.

– Хорошо, встретимся с учителями.

Я позвонила Вешнякову. Идея встретиться с учителями ему не показалась вздорной, и он пообещал срочно выяснить, кто тогда работал в школе и с кем следует поговорить.

– Вот этот дом, – кивнул Саша, сверяясь с. адресом, записанным на клочке бумаги.

– Зайдем?

– Конечно, раз приехали.

На наши настойчивые звонки в дверь никто не отозвался. Соседи напротив сообщили, что Ваньку здесь давно не видели. Он затеял ремонт после смерти тетки, а потом пропал. Неделю назад здесь заметили женщину, она открывала дверь своим ключом. Соседка еще решила, что он квартирантов пустил. Лица не разглядела, та спиной стояла. Одета была в серый плащ, это все, что помнит. Мы добросовестно прошли по всем квартирам, но больше никто женщину в сером плаще не видел.

– Убитая Серафимович была одета в куртку, – вслух подумала я. – Но, учитывая особенности нашего климата, могла с собой и плащ прихватить.

– С чего ты взяла, что это Серафимович? – недовольно спросил Лукьянов.

– Просто фантазирую. Давай-ка встретимся с местным участковым.

– Это еще зачем? – искренне удивился Саша.

– Поговорим, вдруг он что-нибудь интересное расскажет?

Саша пожал плечами, но возражать не стал.

Кабинет участкового находился в здании жилищно-коммунального отдела. Одноэтажное, приземистое, оно притулилось во дворе стандартных хрущевок неподалеку от дома, где жила тетка Мещерякова. Железная лестница, звонок возле металлической двери. Я позвонила, не очень-то рассчитывая на удачу. Дверь открыла женщина в рабочем халате.

– Нам бы с участковым поговорить, – поздоровавшись, сказала я.

– Проходите, только он сейчас занят. С Петькой воюет, – заявила она таким тоном, точно всему миру было известно, кто такой Петька.

Из крохотной прихожей, где женщина домывала полы, виднелась распахнутая настежь дверь в комнату побольше с одним окном. Возле окна письменный стол, за которым восседал крупный мужчина в форме. Он вытирал платком вспотевший лоб и кому-то выговаривал:

– Вот сейчас отправлю тебя в отделение, и будешь там дурака валять в свое удовольствие. Я тебя сколько раз предупреждал? – Тут мужчина заметил нас и спросил, нахмурившись: – У вас что?

– У нас к вам несколько вопросов, – улыбнулась я и протянула удостоверение. Он взглянул на него мельком, а я порадовалась – дядька из старой гвардии, такой не только всю шпану знает на своем участке, у него собаки и кошки на учете.

– Что-то срочное? – спросил он сердито, косясь на мужичка, что притулился в углу напротив, взъерошенного, грязного и явно страдающего от невозможности похмелиться.

– Иваныч, – робко кашлянул он, – отпусти. Ей-богу, нашел я эту сумку, на помойке, в Варварином дворе. Вот те крест, не крал. Мое слово – закон, ты же знаешь.

– Знаю, знаю. Ты мне когда обещал на работу устроиться?

– Так ведь…

– Я тебе сам два раза работу находил, людей за тебя просил, и что?

– Ну, так в запой сорвался, с кем не бывает. Оклемаюсь, пойду на работу. Вот те крест, пойду. А сумку не крал. Хоть бабку-дворничиху спроси, она видела, как я сумку нашел, еще заорала, что это ее сумка. Сама поживиться хотела.

Предмет спора, ярко-синяя сумка, довольно объемистая, стояла на столе участкового.

– Что сотворил этот страдалец? – решила я полюбопытствовать.

– Этот страдалец, когда с перепоя мается, точно пылесос. Все к рукам прибирает. Вот сумку спер у кого-то и не сознается.

– Да я ее на помойке нашел, в Варварином дворе.

– Видали, еще и врет. Уж хоть бы не врал, когда за руку поймали.

Варварин двор получил название от моста через широкую болотистую канаву Варварку. Мост был старым, девятнадцатого века, на него выходили четыре “сталинки”, между ними большой двор с эстрадой. Во времена моего детства там часто устраивали концерты художественной самодеятельности.

Интерес мой вызвал тот факт, что от дома тетки Мещерякова до Варвариного двора две минуты ходу, а в руках у Серафимович, если верить показаниям уборщицы с вокзала, была синяя спортивная сумка.

– Тебе мало, что один раз тебя уже посадили за воровство, – продолжал увещевать Петьку участковый, – ты опять за старое? Последний раз спрашиваю, где сумку украл?

– Да не крал я…

Лукьянов подошел к столу и спросил:

– Взглянуть можно? – он кивнул на сумку и, не дожидаясь разрешения, расстегнул “молнию”. Сверху лежал серый женский плащ. Лукьянов присвистнул, я подалась вперед, а участковый, видя наш интерес, заволновался еще больше. В сумке оказались женские вещи. Вполне приличные, выбрасывать такие на помойку никому бы в голову не пришло. – Мы занимаемся расследованием убийства, – весомо заявил Лукьянов. – Так вот, по словам свидетеля, у убитой был серый плащ и вот такая сумка.

Петька вытаращил глаза и замер так на некоторое время, лицо участкового страдальчески сморщилось:

– Доигрался, чучело.

Сразу и не поймешь, кто из них испугался больше.

– Давайте по порядку, – внес разумное предложение Лукьянов.

Петька говорить не мог, пребывая в трансе, оттого первым начал участковый:

– Сегодня утром я встретил его у пивнушки, тут неподалеку. Рядом микрорынок, вот он там с бабками отирался, просил вещички продать. Ну, я к нему с вопросом. Живет один, ни жены, ни матери, просто бабы и то нет, все здоровье пропил. Спрашиваю – откуда вещи женские? Ясно, что украл. А он мне про помойку. Вот, привел сюда, хотел вызнать, где спер, чтоб хозяйке вернуть. Не сажать же дурака, он мужик-то беззлобный, и руки золотые, если не пьет… И в тот раз по дурости сел, со стройки кусок рубероида уволок и уснул по соседству с ним, а ему год дали. Сейчас же говори, где украл! – рявкнул участковый так, что стекла звякнули.

Петька подпрыгнул, потом вдруг бухнулся на колени, истово перекрестился и заплакал, бормоча отчаянно:

– Иваныч, крест святой, на помойке.

Пока Петьку отпаивали водой, Лукьянов еще раз проверил сумку, в косметичке под пудрой лежал листок бумаги с адресом. Он прочитал его вслух, а я усмехнулась. По этому адресу проживала Елена Иванова. Теперь сомнения окончательно оставили меня. Иванова встретила подругу и привела ее на квартиру тетки Мещерякова. Там Серафимович и ночевала перед своей кончиной. Утром отправилась в универмаг, где работала подруга, и нашла свою смерть.