Франсуаза Фанфан - Александр Жарден

Когда фильм закончился, Фанфан выключила лампу и телевизор. Чтобы воскресить чудо ее присутствия, я позвонил ей по телефону. Она включила лампу у изголовья и сняла трубку.

– Алло? Это я, Александр. Я тебя не потревожил?

– Нет, нет…

– Ты не собиралась заснуть? – Нет… я читала.

Я предложил ей поехать завтра вместе в Кер-Эмма на уик-энд. Она согласилась. Я хотел продлить нашу почти совместную жизнь долгими разговорами. Она постарается отмести мои страхи. Я был без ума от интеллектуальной отваги этой дочери дамбы. Чувствовал, что с ней я обязан быть остроумным. Она была воспитана своим сводным дедушкой и не прощала нечеткости мысли. Если мне удавалось завладеть ее вниманием, я приписывал это своему уму.

Повесив трубку, я вдруг усомнился в разумности жизни, которую мы ведем каждый по свою сторону зеркала. Не утрачу ли я таким путем связь с осязаемым миром? Но я тотчас отогнал этот неприятный вопрос и постарался побыстрей заснуть.

До той поры я никогда не думал о том, что могу потерять Фанфан. Не идти навстречу ее желаниям – вот что я считал самым надежным способом сохранить ее. Господи, каким я был дураком!

Я встретил Фанфан в конце платформы вокзала Сен-Лазар. От Кер-Эмма нас отделяли три часа двусмысленного разговора в купе вагона. В дорогу я приберег фразы, которые должны были смутить Фанфан, но не пробуждать у нее больших надежд. Однако мне пришлось проглотить все заготовленные заранее слова, когда она объявила:

– Я приготовила тебе сюрприз. Сказала Жаку, чтобы он поехал с нами.

– А кто это?

– Мне кажется правильным, если я познакомлю моего дорогого брата с моим другом, верно?

– Твоим другом? – повторил я.

– Да… моим другом. Он актер. Снимается в фильме Габилана. Уверена, он тебе понравится.

Из потока пассажиров вынырнула голова. Мужчина сделал знак рукой и окликнул Фанфан. Она обернулась. Они обнялись, и объятие было слишком долгим, чтобы во мне не взыграла ревность.

– Добрый день, – сказал Жак бархатным голосом.

– Александр, мой дорогой брат, – представила меня Фанфан.

– Добрый день, – пробурчал я и через силу улыбнулся. Этот верзила был потрясающе, можно сказать, пугающе красив, но вроде бы не замечал своего обаяния. Его простота и мягкость в обращении сразу бросились мне в глаза. И моя ненависть к нему тотчас стала беспредельной.

В поезде чем больше он меня пленял, тем сильней разыгрывалась моя желчь. Я не знал, что я могу противопоставить этому тридцатилетнему красавцу, который проникает тебе в душу, как живительный воздух, и ты чувствуешь, что обязан полюбить его. Изъяснялся он на своем особом языке, принадлежавшем только ему. Мальчишек он называл «кроликами», нарядный костюм – «стиляжной одежкой», кота – «крючкотвором». Он рассказывал о своем детстве в государственном приюте, о том, как он тайно держал птичек в дортуарах Дома общественного призрения.

Фанфан сказала «мой друг», прикрыв тайной их отношения. Если бы я знал наверняка, что этот парень крутит с ней любовь, я бы страдал, но смог бы как-то противиться, предпринять какой-нибудь маневр, а так меня терзали сомнения.

Мод встретила нас у вокзала на своем джипе. Она питала слабость к этой машине, на которой можно ездить по бездорожью.

Мы позавтракали без мсье Ти. Он на рассвете забрался в свою башню, прихватив с собой печенья, и просил его не беспокоить. Мод воспользовалась его отсутствием, чтобы рассказать недавно приключившуюся с ней забавную историю. Старый Ти не любил, когда она ее рассказывала при нем. Говорил, что не видит в ней изюминки.

Мод одна поехала в Кан за покупками. На улице заметила хорошенькую блондинку лет девятнадцати. Немного погодя увидела молодого человека, который шел следом за девушкой. Заинтересовавшись, Мод пошла за молодым человеком, чтобы узнать, чем дело кончится. Надеялась, что победит любовь. И вот в свои восемьдесят семь лет она прошагала бодрым шагом почти час, пока молодой человек, оказавшийся не очень предприимчивым, не обратился к полицейскому, чтобы тот избавил его от преследующей его «старухи».

– И чего он испугался? Не могла же я его изнасиловать? – смеясь, заключила Мод.

После завтрака мы подъехали на джипе к маяку, чтобы захватить мсье Ти. Он приветствовал всех величественным жестом, словно папа римский, забрался в машину, надел кепку, и мы поехали по берегу, направляясь к выдающейся в море косе. Отлив достиг нижней отметки. Океан как будто ушел насовсем куда-то за горизонт.

Мод хорошо знала дно бухты Кер-Эмма, знала и зоны зыбучих песков, и подводные долины, которые океан затоплял со скоростью скачущей галопом лошади, когда возвращался обратно. Казалось, мы едем под водой среди скал и гигантских водорослей.

Ти и Мод часто делали подобные вылазки, чтобы поохотиться за крабами и креветками. Через полчаса мы остановились у остова затонувшего судна, погребенного под водорослями и ракушками.

Эти останки покоились перед входом в небольшой темный грот, затоплявшийся во время прилива. Мсье Ти и Мод вошли в грот с карманным фонариком. Мод говорила, что там самые большие крабы.

Фанфан, Жак и я начали гоняться за креветками среди мокрых дюн. Оттуда мы не видели ни земли, ни моря. Эта морская Сахара была покрыта водорослями и усеяна растрескавшимися скалами. Мы должны были вернуться к машине к восемнадцати часам, за сорок пять минут до возвращения океана.

У меня уже набралось с полведра членистоногих, когда я заметил, что Жак и Фанфан исчезли. Гонимый ревностью, я отправился их разыскивать и удалился от джипа, не замечая, что мокрый песок быстро затягивает мои следы.

– Фанфан! – кричал я, но ветер уносил мои крики.

Я подошел к озерцу, заполненному морской водой, и понял, что заблудился. Меня начало охватывать беспокойство. В нескольких метрах от меня зашевелился гигантский осьминог. Я в испуге отступил. Меня объял ужас. Я оказался пленником этой грозной соленой пустыни и собственного страха, не знал, куда идти. Туг я подумал, что, чего доброго, так и умру, и как безумный бросился в том направлении, которое посчитал правильным. Временами мне казалось, будто я узнаю места, но лишь все больше запутывался: эти подводные пейзажи все похожи один на другой. В восемнадцать часов я уже видел себя утонувшим, крабы рвали на части мое тело, а возможно, меня пожрет спрут, который меня испугал. Господи, какой я был дурак, когда все откладывал признание в любви. Я сожалел, что не провел с Фанфан хотя бы одну безумную ночь, и поклялся овладеть ею сегодня же вечером, если Провидение освободит меня из этой ловушки; но эта клятва показалась мне пустой. Мои вопли уносил ветер.

В восемнадцать тридцать я понял, что мне крышка. Вся компания, должно быть, уже уехала на берег. Ощутив такую обреченность, я сел на скалу и приготовился встретить свой конец, а надо мной кружили чайки. Невозможно долго плыть в холодных волнах, которые скоро покроют меня с головой. Май только начался. Меня утешала одна лишь мысль, что я так и останусь для Фанфан Желанным Мужчиной. В известном смысле я добился своей цели: мы сохраним очарование прелюдии, пока смерть не разлучит нас. Вечная тьма спасет меня от искушения.