«Если», 2012 № 11 - Журнал «Если»

— Мне нужны твои иголки, — заявил он.

— Что?

— Займу на какое-то время. Потом верну.

— Это как? Ты спятил? Я же умру!

Даже со всеми своими иголками, которыми он был в состоянии улавливать прямые микроволны днем или случайные ночью, Ðàã отнюдь не отличался здоровьем. А без них он мог впасть в глубокую спячку или умереть.

— Я делаю это не просто так, — ответил Мок. — Я буду твоим должником всю свою жизнь.

— А это поможет тебе снова стать дворянином? — поинтересовался Ðàã.

— Возможно.

— Так я получу их назад?

— Надеюсь, что да.

Глазоножки Рага уныло поникли.

— Мы ведь только стали друзьями. Ты просишь так много, и я боюсь, что умру.

— Я тоже, — ответил Мок, сам удивившись правдивости своих слов. Куда же подевалось его дворянское бахвальство?

Мок повел Рага выше в покои знати, по пути производя уборку. К полудню они добрались до крыши, где приближенные сеньора Бана обычно купались в жарком сиянии пульсара. Часть крыши была отделена — несомненно, для Владыки Циса. Сейчас она оказалась пуста.

— Нам нельзя здесь оставаться, — прошептал Ðàã. — Только личные роильщики сеньора Бана могут здесь убираться.

— Я знаю, но это моя единственная возможность встретиться с Владыкой Цисом.

— У нас будут неприятности.

— Я понимаю твои страхи. Дружба наша недолгая, но без тебя мне не справиться. Чтобы ты понял всю мою нужду, я скажу тебе, что дворянин никогда не просит о помощи. Он ее заслуживает. У меня нет времени заслужить твою, но я все равно прошу о ней.

Ðàã потупил глазоножки и последовал за Моком.

Мок и Ðàã иголка за иголкой скоблили пол. Мок позаботился нанести некоторую часть очищенного снега на места, которые он еще не привел в порядок, чтобы эти участки значительно отличались от тех, до которых они пока не добрались.

— Время настало, — объявил Мок. — Впитывай все, что можешь, пока пульсар высоко. А я тем временем возьму кое-какие твои иглы.

Ðàã задрожал.

Вспомогательными клешнями Мок продолжал изображать звуки чистки, одновременно с этим передними клешнями вытаскивая иголки из спины и боков Рага. С каждым таким удалением магнитное поле Рага подрагивало. Мок стабилизировал его, нанося пасту на оставляемые иголки, очищая магнитное поле, раздвигая и расставляя иголки Рага пошире для лучшего улавливания микроволн. Другие его клешни энергично вставляли потертые иголки в его собственное тело. По мере увеличения их количества он ощущал себя все сильнее.

Ðàã пока не впадал в панику. Если бы подобное произошло, то все было бы потеряно. Возможно, тогда его пришлось бы устранить, однако отделаться от него здесь затруднительно. Да и сама мысль об этом Моку была теперь неприятна.

Они двигались вдоль помоста, поглощая обильные микроволны полудня.

Этого было недостаточно. Мок уже знал пределы своей новой формы, питаемой короткими иглами и вооруженной лишь жалкими клешнями. Для удара, который представлялся ему мучительным и у которого еще даже не было названия, требовалось больше сил, чем он обладал.

- Ðàã, - прошептал он, — мне нужно больше.

— Но я и так неважно себя чувствую. Пульсар меркнет.

— Прости, Ðàã. Чтобы мне… стать счастливее, мне нужно больше.

— Что ты собираешься делать?

— Ты дашь мне иголки?

— Я слабею, — ответил Ðàã.

— Я прошу как друг.

Ðàã отвел взгляд.

— Мне тяжело просить тебя об этом, — продолжал Мок.

— У меня было не так уж много друзей, Мок. И никто никогда не просил меня о подобном. У меня ощущение, будто меня используют.

— Я знаю, — ответил Мок, выдергивая еще с полдесятка иголок из Рага. Тот выглядел уже совсем ощипанным. Самые потрепанные иголки Моку были ни к чему, так что Ðàã остался с теми, что уже давно не блестели. Мок от новых иголок ощутил небольшой прилив энергии.

— Сохраняй спокойствие. Когда появится Владыка Цис, продолжай уборку, — велел Мок. — Говорить буду я.

— Мне трудно дышать, — пожаловался Ðàã. — Мне надо отдохнуть.

— Нет! — прошептал Мок. — Ты привлечешь к нам излишнее внимание. Мы должны казаться двумя обыкновенными роильщиками.

Ðàã принялся апатично скоблить прут в переборке. Мок тер, прислушиваясь, не идет ли Владыка Цис.

— Что здесь такое? — раздался вдруг спокойный, но требовательный голос.

Мок обернулся. На крыше стоял Владыка Цис — длинноигольчатый, с большими клешнями. Его беззвучность была совершенной. Мок так ничего и не услышал. Цис был бесшумен, как Игла. В душе Мок ощутил полнейшую безнадежность. Он раболепно припал к полу, опустив глазоножки и протягивая перед собой два больших подношения.

— Нас послали чистить крышу, Владыка, — произнес Мок.

Владыка Цис принял подношения.

— Поскольку крыша грязная, я полагаю, что никто вас, шельмецов, сюда не посылал, а вы здесь просто греетесь на пульсаре.

— Мы стремимся к совершенству, которого вы заслуживаете, — ответил Мок, — но, как вы заметили, талантами мы отнюдь не обладаем. Моему другу была необходима работа снаружи, дабы освежить свои силы для лучшего служения вам.

— Уведи своего никчемного товарища. И никогда не позволяй его убожеству даже приближаться к башне, — велел Владыка Цис.

Ðàã совсем затих. Владыка Цис развернулся было, но Мок бросился перед ним, касаясь глазоножками пола и собрав клешни под собой.

— Владыка, я еще не закончил, — клянчил он. — Мой друг может умереть без дневных лучей пульсара. Молю вас о снисхождении.

Мок почувствовал, как магнитное поле Владыки Циса заостряется и крепнет. Твердость его была поразительна. Мок дрогнул. Владыка Цис приготовился дать гневную отповедь. И тут Мок вонзил две своих правых передних клешни глубоко в шею Владыки. Он изогнулся всем телом, чтобы загнать их глубже, при этом препятствуя своим магнитным полем контролю Владыки Циса. И он придумал название этому приему — Жертвоприношение Рага.

Владыка Цис зашипел, однако его магнитное поле выстояло. Он сомкнул большую клешню на пучке игл и вырвал добрую четверть спины Мока. Иголки зазвенели по крыше, тихо и до смешного мелодично.

От шока Мок едва не размагнитился. Если бы не все те иглы Рага, что он смешал со своими, то он немедленно умер бы. Мок сжался под Владыкой Цисом и ударил вверх двумя другими средними клешнями. Владыка Цис протянул к нему клешню, выпрямился и вырвал еще иголки.

Жертвоприношение Рага, глубоко вонзенное в два разных места, сотрясало старого воина. Мок почувствовал запах крошения. Своего и Владыки Циса.

Владыка Цис своими большими клешнями кромсал одну из ног Мока. Мок не издавал ни звука. Он боролся за равновесие.

Дворянин. Роильщик.

Честь. Дружба.

Хвастун. Подхалим.

Он вонзил свои клешни еще глубже.

Будь Иглой.

Словно выпав из времени, они беззвучно напрягались.

А потом Владыка Цис склонился и упал.

Мертвый.

Мок, сотрясаемый дрожью, вытащил клешни из трупа. На семи ногах проковылял к Рагу. Ðàã умирал. Мок сгреб иголки, которые Владыка Цис вырвал у него из спины, и воткнул их в Рага.

Он не мог возвращаться через башню и бараки. Скрыть отсутствие ноги и умирающего роильщика ему не удалось бы. Их битва была скорой, но кто-нибудь обязательно придет сюда.

Он поднял обмякшего Рага и, пошатываясь, двинулся к краю башни. Потом встал над самым краем, вцепившись пятью клешнями, а оставшимися двумя держа Рага. Ноги напряглись.

Боль! Сконцентрируйся.

Спускаясь, он мысленно проходил через Восемь Главных Точек Пути, стойка за стойкой. Боль отступала. Он спускался в безобразных судорогах. Когда до земли оставалось лишь несколько корпусов, он упал, более не в силах держаться. Одна из клешней отломилась.

Боль! Ни звука! Будь Иглой! Равновесие.

Он заковылял вдоль широких зданий. Мир перестал быть острой иглой — теперь это было мучительное расплывшееся пятно. Возле ворот главного дома его свалил с ног удар.

— Уже не такой блестящий, а? — Это был стражник, который избил его несколькими днями ранее. — Я же сказал тебе, что ты нажил себе не того врага.

У Мока не оставалось сил. Ничего, чем можно было бы заплатить. Однако у него была честь, и он мог требовать большего. «Я — Мок, — думал он. — Последователь Иглы, и я убил Владыку Циса даже без больших клешней». Смертельная похвальба, чтобы оставить после себя легенду. Бессмертие. Однако это была неверная позиция.

Ðàã умрет.

Будь роильщиком.

— Дворянин велел мне вышвырнуть этого роильщика из имения, — заговорил Мок, — чтобы его никчемность не пачкала ваши прекрасные лужайки. И он сказал, что из-за своей убогости я тоже могу не возвращаться.

— Быстро проваливай, блестящий, — рявкнул стражник, — пока кому-нибудь не пришлось тебя убирать.