Дамский негодник - Людмила Ивановна Милевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотелось ринуться сразу во всех направлениях: к Людмиле, к Галине, к Карапету Ашотовичу и, конечно, к Марине…
К ней сильнее всего.
«Сначала к Сасуняну, — решила Далила, — пока все пути ведут только к нему».
Она впрыгнула в «Форд» и понеслась.
Глава 19
Примерное направление Самсонова знала из рассказов подруги, а уточнила адрес у самого Сасуняна: по сотовому сообщила, что едет к нему. Карапет Ашотович не удивился и даже сказал:
— Отлично, сегодня сам к вам собирался.
— Даже так? — удивилась она.
— Возникли проблемы.
— А что вас беспокоит? — нетерпеливо поинтересовалась Далила, презрев собственные привычки.
Торопить события — не в ее правилах: приедет — узнает. Телефон не для длительных переговоров — так считала она. Тем более что разговор намечался серьезный, нетелефонный.
Сасунян ответил коротко:
— Меня беспокоит жена.
У Далилы засосало под ложечкой, но от дальнейших расспросов она воздержалась.
Зато при встрече, едва поздоровавшись, тревожно спросила:
— Карапет Ашотович, что происходит с Людмилой?
Сасунян лишь развел руками:
— Сам не пойму. Об этом вас и хотел спросить. Она странная. Даже дочка уже замечает. Видели, как она за нос себя таскает? А глаз? Левый глаз у Людмилы дергается постоянно. По сути, не меня, а ее надо лечить. Вы бы с ней поработали.
— А в чем дело? — испугалась Далила, не ожидавшая такой просьбы. — Нос и глаз — это нервное, но вроде бы есть причина.
Сасунян отмахнулся:
— Я так не считаю. Что за причина?
— Простите, но вынуждена напомнить. Ваши измены. Чем не причина?
— К моим изменам Людмила привыкла, а вот с тех пор, как погиб Михаил, супругу свою не узнаю. Раньше рот у нее не закрывался, а теперь все молчит. А порой так на меня посмотрит, что волосы дыбом встают. Стыдно признаться, но родную жену боюсь. А на днях у меня знаете что спросила?
Вопрос прозвучал риторически, но Карапет Ашотович сделал паузу, задумчиво уставившись на Далилу. Она, приглашая его продолжить, пожала плечами:
— Откуда мне знать.
Он грустно признался:
— Спросила меня: «А что теперь с фабрикой Калоева будет?» Я ответил, что фабрика Марине достанется. «Ага, — говорит, — все Марине, Михаил о жене позаботился, а ты? Как ты о нас позаботился? Что нам с дочкой останется, если вдруг случится беда?»
— Какая беда? — насторожилась Далила.
Сасунян отмахнулся:
— А кто ее знает? Спросить не рискнул.
— Жаль. И что вы ответили?
— Как есть, так и сказал. Калоев ни о ком не заботился. Марина — жена, ей все по закону и отойдет.
— И что же Людмила?
— Я тоже, кричит, жена, а толку? Что мне отойдет? И в слезы. Закончилось все истерикой. Раньше не было у нее истерик. Оптимистка она.
Далила вздохнула:
— Знаю. И как вы поступили?
— Пришлось ее успокаивать.
— Что же вы ей сказали? — поинтересовалась Далила.
Карапет Ашотович, вдруг краснея, признался:
— Да глупость сказал, что, пока ты моя жена, ни о чем не беспокойся.
Самсонова подытожила, осуждающе покачав головой:
— Да-а, уклончиво как-то у вас получилось. Будто не понимаете, чего Людмила боится.
— Да понимаю я все, — с досадой махнул рукой Сасунян, — а что было делать? Врать не хочу, а правду ей говорить даже опасно.
— Почему опасно?
— Да черт ее знает, на что она пойдет сгоряча.
— Даже так?
— Да. Порой мне кажется, что Людмила и Марину может убить.
Далила вспыхнула:
— При чем здесь Марина? Почему «и Марину»? Что вы этим хотите сказать?
Сасунян побледнел:
— Что хочу этим сказать? На всякий случай, лучше я промолчу.
Самсонова огорчилась:
— Не доверяете?
И напомнила:
— Я подруга ее, я Людмилу люблю.
— Любите?
Карапет Ашотович изучающе уставился на Далилу и, рубанув воздух рукой, вдруг закричал:
— Ладно, вам я скажу! Все скажу! Но смотрите, не пожалейте потом!
— Не пожалею.
— Хорошо! Люська чокнулась, понимаете? — рявкнул он.
Самсонова потрясла головой:
— Не понимаю.
— С ума моя Люська сошла! Не фигурально, по-настоящему. Воет она по ночам…
— Воет? — отшатнулась Далила.
Сасунян показал:
— У-уу!
Получилось зловеще, а он в довершение добавил:
— Как волчица воет. Или как ведьма. Сам не пойму. Я от страха подальше спать ухожу и дверь закрываю. А с Анфиской что получилось? Это все Люська.
— Да при чем здесь она? — рассердилась Далила.
Карапет Ашотович удивился:
— Вам ли не знать? Вы же ее подруга, разве Люська вам не пожаловалась?
— Про Анфису ни слова, лишь про Марину.
— Лишь про Марину?!
Сасунян был ошеломлен.
— Неужели про Анфису не говорила? — растерянно спросил он и, не дожидаясь ответа, с жаром продолжил: — По-сумасшедшему к Анфиске ревновала меня. Что ни день, то скандал. Марина все ерунда, она не такая красивая. Во всяком случае, Людмила моя так считает. И замужем Марина была, и немолодая уже, а вот Анфиса девица к тому же свободная. Вот и сошла моя Люська с ума: вбила себе в голову, что я из-за доли Рубена с ней разведусь и на Анфисе женюсь. Вбила, и где она, эта Анфиса? — горестно вопросил Сасунян и заключил: — Правда, я сам, дурак, виноват, сам плеснул масла в огонь.
— Как плеснули? — испугалась Далила.
— Да ляпнул я Люське, что Анфиса намеревается долю Рубена мне завещать.
— Зачем вы ей это сказали?
— Думал, Люська обрадуется. Жадная больно она.
— Жадная? Обрадуется? — поразилась Далила. — Чему? Разве Анфиса была смертельно больна? Юная, значительно младше Людмилы и тем более младше вас. Какая польза от ее завещания? Вы что, нарочно дразнили жену?
Сасунян огрызнулся:
— Ваша подруга чокнутая. Ну ляпнул я, не подумал, зачем же кадило-то раздувать. Видели бы вы, как Людмила взбесилась. «Вот оно что, — завопила, — Анфиска шалава твоя!»
Он обреченно махнул рукой:
— Даже рассказывать не хочу, какой шум подняла.
Далила вдруг вспомнила своего Матвея — увы, уже не своего. Да, они развелись, но даже сейчас Матвей не стал бы обсуждать проблемы своей бывшей жены с чужим человеком. Да еще такие проблемы, да еще в таком свете. Как-то это не по-мужски. Можно сослаться на то, что Далила подруга Людмилы и психиатр, но все равно это некрасиво. Он же в убийстве жену обвиняет! Кому, как не ему, на сей счет помолчать.
У Самсоновой появилось чувство, что Сасунян жену оговаривает. Люська взбалмошная, нервная стала, факт, но на сумасшедшую она не похожа.
— Вы хотите сказать, что Людмила убила Анфису? Не просто убила, забила до смерти. Неужели вы способны всерьез обвинить в таком зверском, нечеловеческом преступлении родную жену, мать вашей дочери? — строго спросила Далила, не скрывая своей неприязни.
Карапет Ашотович взвыл:
— Да
