Политика Меттерниха. Германия в противоборстве с Наполеоном. 1799–1814 - Энно Эдвард Крейе

и Наполеон, в отличие от Штадиона, оценил умение Карла беречь армию. Австрию следовало прежде разгромить, чтобы Франция могла навязать ей безусловную капитуляцию. Более того, трудно было предвидеть, какой хаос мог бы возникнуть вслед за внезапным образованием в Восточной Европе вакуума власти и как бы повели себя в этом случае Россия, или Турция, или сами австрийцы. По этим соображениям Наполеону следовало держать этот план в резерве на случай, если бы Австрия отвергла его условия.

В долговременной перспективе более предпочтительной была, следовательно, альтернатива этому плану, состоявшая в превращении самой Австрии в юго-восточный оплот задуманного Наполеоном политического устройства Европы. Вместо обескровливания австрийцев Наполеон решил завоевать их расположение отказом от выдвижения каких-либо требований, с единственным, возможно, исключением. Они уступят Галицию в обмен на территориальную компенсацию. В обмен на это Австрия вступит в союз с Францией и присоединится к новой континентальной системе. Таким образом Бонапарт избежал бы многих неприятных коллизий в Германии, не связывался бы с ненадежной Баварией и либо сохранил бы в Польше статус-кво, либо изменил бы там обстановку к своей выгоде, а не к выгоде Александра. Такой, по сути, была цепь рассуждений, которая позволила сформулировать его предложение, сначала высказанное Лихтенштейну, а затем неоднократно повторявшееся. Речь идет о восстановлении положения статус-кво при условии отречения от престола Франца.

Но почему Бонапарт выдвигал это требование отречения? Потому что он мог позволить себе риск сохранения сильной Австрии только в том случае, если бы полностью доверял ее правителям и если бы великодушный мир предстал перед Европой в обличье силы, а не слабости. Он должен был продемонстрировать всем, что не взял у Австрии провинции только потому, что предпочел сместить кайзера. Австрия должна была признать свое поражение и продемонстрировать свою лояльность смещением человека, ополчившегося на Францию. И кто подходил больше на роль преемника Франца, чем Фердинанд фон Вюрцбург, подружившийся с молодым французским офицером в Тоскании, проявивший себя как надежный суверен Рейнского союза, который всегда выполнял указы о мобилизации и не имел ничего общего с заговорами?

Нет нужды сомневаться в серьезности намерений Наполеона. Его план был не только реалистичен, он давал единственный выход в том случае, если бы Александр проявил неуступчивость в польском вопросе. Короче говоря, когда Наполеон требовал отречения Франца, когда он настаивал на высылке французских эмигрантов (в число которых он включил беженцев из Рейнского союза), то это не было капризом. Он всерьез стремился заинтересовать Австрию в таком решении. На самом деле это был вариант формулы создания Рейнского союза: вознаграждение землями в обмен на непоколебимую политическую лояльность. В 1806 году Бонапарт предусматривал проведение такой политики в отношении Пруссии. Возможно, он сожалел, что переключился вместо этого на Саксонию.

Пока Наполеон проигрывал свои многочисленные политические комбинации, Меттерних использовал время для анализа сложной ситуации, в которой оказался. Предстоящие переговоры, сами по себе трудные, еще более осложнялись для него, поскольку он продолжительное время был оторван от отслеживания основного потока событий. «Трехмесячная изоляция от мировых дел сделала меня чужаком в этой сфере, – писал Меттерних 25 июля матери. – Я мечусь между старыми и новыми проблемами». Его первым шагом была исчерпывающая инвентаризация активов и пассивов Австрии. Он был потрясен тем, что обнаружилось в политическом балансе. Наполеон требовал, чтобы условия мира были, как минимум, столь же суровы, как в Прессбурге. Однако в 1805 году, когда в Прессбурге был подписан мир, фланг и тыл Австрии защищали Россия и Пруссия, а статус Франции в Германии считался статусом страны-узурпатора и «мог быть доказан, как таковой, единственным успешным сражением» ее противников. Тогда Австрия располагала еще обширной территорией, и уступка некоторых земель могла ослабить, но не уничтожить ее. Теперь все обстояло по-другому. Пруссия была нейтрализована, Россия состояла в союзе с Францией, Франция хозяйничала в Германии, а Рейнский союз в форме приложения к ней и герцогство Варшавское «недавно появились в австрийском тылу, оснащенные революционными потенциями». Уже ослабленная Прессбургом монархия попала в положение, когда «любая территориальная уступка угрожала политическому существованию государства».

Внутреннее положение Австрии было столь же обескураживающим. В финансовом отношении она была истощена до предела необходимостью военной подготовки и вооружения армии. В оккупированных провинциях Наполеон взимал поборы на содержание своих армий. Он проводил политику, означавшую, что перемирие поддерживалось за счет Австрии по обе стороны от линии разъединения войск. Чтобы добавить к ущербу унижение, Бонапарт дал гарантии голландским банкирам, что их кредиты Австрии будут оплачены последней. Более серьезной проблемой был, однако, развал системы государственного управления, по крайней мере в высших эшелонах. По сравнению с отлаженной работой эффективной бюрократической машины, подчинявшейся руководству гения, которую Меттерних наблюдал три года в Париже, в Коморне господствовал хаос. Члены правительства жили на чемоданах и тюках, между главнокомандующим вооруженными силами и министром иностранных дел происходило яростное противоборство. На деятельность правительства пагубно влияли разные дилетанты, чье право быть рядом с кайзером определялось скорее родственными феодальными связями, чем способностью решать насущные проблемы. Трудно сказать, что было хуже – малодушные призывы эрцгерцога Райнера к капитуляции или визгливые требования Балдаччи сражаться до победного конца? Как и эрцгерцог Карл, Меттерних понимал, что Австрии недоставало твердого централизованного руководства. Он забрасывал кайзера меморандумами, в которых содержалась тщательно завуалированная мольба крепче держать власть. «Одному лишь монарху дано право выбирать путь между несчастиями и опасностями, – говорил он Францу. – Никто, кроме вашего величества, не может сделать выбор между миром и войной».

В перечислении всех изъянов Меттерних не назвал ничего, чего бы раньше не упоминал Карл. Точно так же его перечень активов включал большую часть того, что Штадион уже упоминал в своих докладах кайзеру. Внутри империи настроения людей никогда не были столь благоприятными для власти. То же можно сказать о других народах Европы. Испанцы продолжали сопротивление, вдохновленные победой англичан над маршалом Сультом. В Германии и Италии население было готово к восстанию. Возможно, 20–30 тысяч англичан уже готовы высадиться на берегах Вислы. Турция, хотя еще и сохраняет нейтралитет в австро-французской войне, создала серьезные трудности для русских в Молдавии и Валахии. Что касается русских войск в Галиции, то они продвинулись там, кажется, настолько, насколько могли. По крайней мере, Россия «теперь служит нашему делу больше, чем Франция». В изложении всего этого Меттерних выглядел более оптимистичным, чем Штадион, насколько это было возможно, конечно. Но между ними была существенная разница: там, где Штадион выдвигал аргументы в пользу продолжения войны, Меттерних давал разъяснения, почему сохранялась надежда на терпимый мир для Австрии, если она правильно поведет переговоры. Его замечания