Паразиты разума - Колин Уилсон

В Диярбакыре мы угостили его великолепным обедом, за которым говорили только о раскопках и вопросах, возникших при исследовании руин. Затем мы ракетой долетели до Каратепе (наше присутствие там было замечательной рекламой для ЕУК, поэтому мы пользовались привилегиями, которые были просто немыслимы, когда Райх был всего лишь их консультантом по геологии). Первый тоннель был практически завершён, и мы показали там Флейшману всё, достойное внимания, а затем и остальные "экспонаты" — угол, отбитый от Блока Абхота, электронные фотографии надписей на других блоках и так далее. Он был увлечён всей проблемой — проблемой цивилизации, бывшей древнее останков синантропа[102]. Его собственная версия была интересной и довольно правдоподобной: на Земле когда-то проводилась попытка колонизации с другой планеты, возможно, с Юпитера или Сатурна. Он был согласен с теорией Шрёдера[103], что жизнь некогда присутствовала на всех планетах, и, вероятно — как нам известно в случае Марса, — она была разумной. Он отрицал колонизацию с Марса из-за размера планеты — её масса равна десяти земным — и низкой гравитации, исключавших возможность появления там "гигантов", Юпитер же и Сатурн для этого обладали достаточной массой и, соответственно, гравитацией.

Однако Райх не согласился с ним и высказал свою теорию: население Земли несколько раз было полностью уничтожено катастрофами, вызванными Луной, и каждый раз после них человек вынужден был мучительно эволюционировать с начальных стадий. А великие потопы объясняют, почему эти древние цивилизации — старше голоценового человека[104] на миллионы лет — оказались похороненными так глубоко.

Так весь день прошел в спорах на различные темы. Вечером мы отправились посмотреть "Пиратов Пензанса"[105] в великолепной постановке Оперного Общества ЕУК, затем неторопливо поужинали в директорском ресторане. Райх договорился, что бы постель для Флейшмана устроили в его гостиной, куда мы и отправились после ужина. Мы всё ещё избегали интересовавшего нас в первую очередь разговора о Паразитах, помня об опасности обсуждать их поздно ночью, но всё-таки настояли, чтобы Флейшман подробно рассказал о своей теории полового влечения. К полночи он был совершенно увлечён своим рассказом и развернул перед нами блестящий обзор проблемы в целом. Иногда мы притворялись, будто не понимаем его, вынуждая объяснять более ясно. Результаты превзошли все наши ожидания: Флейшман, с его глубоким научным умом, уловил всю суть вопроса. Он понимал, что сексуальное влечение человека по сути своей в основном романтическое, точно так же, как и поэтический импульс. Когда поэт видит "символы бессмертия" в горном пейзаже, он совершенно отчётливо понимает, что горы в действительности не "окутанные облаками боги", и знает, что это его собственный разум добавляет им такое величие — или, скорее, видит их как символ скрытого величия своего собственного разума. Их величие и отчуждённость напоминают ему о его собственном величии и отчуждённости. И когда мужчина романтически влюбляется в женщину, это именно поэт просыпается в нём, который и видит её как орудие эволюции. Настоящая сила полового влечения в человеке по существу богоподобна, и сексуальный стимул может пробудить эту силу, как гора может пробудить восприятие прекрасного. Мы должны понимать человека, сказал Флейшман, не как единство, но как постоянную борьбу между его высшим и низшим "я". Половые извращения, как у де Сада, представляют два этих уровня, сцеплённые в конфликте — сцеплённые так сильно, что их невозможно друг от друга отделить. Здесь низшее "я" намеренно использует в своих целях энергию высшего.

На этом Райх прервал его. Как, в таком случае, он объясняет резкий рост половых извращений в нашем веке? Ах, в том-то всё и дело, начал Флейшман мрачно. Низшее "я" человека как будто получает откуда-то искусственную поддержку. Возможно, наша цивилизация истощена и находится в упадке, и ее "высшие" импульсы исчерпали себя. Тем не менее, он не мог поверить в это, также как и в то, что современные неврозы обязаны своим возникновением неспособности человека привыкнуть к существованию в качестве цивилизованного животного — в действительности, высокоиндустриализованного животного. У человека было более чем достаточно времени привыкнуть к большим городам. Нет, конечно же, объяснение должно быть где-то в другом месте...

Здесь я зевнул и сказал, что хотел бы продолжить обсуждение за завтраком, если они не возражают. У нас для Флейшмана запланирован насыщенный и интересный день... Райх согласился со мной. Всё это слишком увлекательно, чтобы обсуждать уставшими. Так что мы пожелали друг другу доброй ночи и легли спать.

Следующим утром за завтраком мы с радостью увидели, что Флейшман находится в великолепном расположении духа. Он, очевидно, находил свой уик-энд весьма стимулирующим. Когда он спросил, что у нас запланировано на день, мы ответили, что предпочли бы поговорить об этом после завтрака. Затем мы вернулись в комнату Райха, и Райх возобновил наш разговор точно с того места, где он был прерван прошлой ночью. Райх повторил слова Флейшмана: "Низшее "я" человека как будто получает откуда-то искусственную поддержку", и предоставил мне рассказать историю Карела Вейсмана и о нашем открытии Паразитов.

На это у меня ушло два часа, и уже с самого начала мы знали, что нисколько не ошиблись, выбрав Флейшмана. Возможно, первые двадцать минут он и подозревал подготовленный розыгрыш, но дневник Карела убедил его, что это не так. И тогда — мы видели — на него снизошло озарение. Когда его возбуждение возросло, Райх быстро предупредил его, что это самый лучший способ привлечь Паразитов, и объяснил, почему мы ждали утра, прежде чем всё ему рассказать. Флейшман понял. С тех пор он слушал спокойно и серьёзно, и, судя по складкам его рта, Паразиты обрели ещё одного грозного врага.

В известной степени его было легче убедить, чем Райха. Прежде всего, в колледже он изучал философию, а по Уилсону[106] и Гуссерлю даже писал курсовую работу. Кроме того, чрезвычайно эффективна была наша демонстрация психокинеза. Флейшман купил в подарок своей внучке мяч из цветной кожи, и Райх заставил его скакать по всей комнате. Я напряг свои силы и перетащил по воздуху через всю комнату книгу, а также держал сердито жужжащую осу на столе, не давая ей двигаться. Пока мы продолжали свои объяснения, Флейшман всё твердил: "Боже мой, всё сходится". Одной из основных его психологических концепций было "налог на сознание", как он сам это называл. Мы смогли показать ему, что этот "налог" в основном навязывается Паразитами разума.