Дом у Русалочьего ручья - Линдсей Лонгфорд

— Понятно. — Его ладонь легла ей на руку. — Ты настаиваешь на этом?

— Да, — кивнула она, — так должно быть.

— Прекрасно, поступай, как знаешь. — Он резким движением сбросил ее руки. — Ты же всегда все делаешь по-своему.

Повернувшись, он направился к двери.

— Ты о чем? — Побелев от ярости, она последовала за ним и, схватив его за полу рубашки, заставила остановиться. — Мерфи, с тех пор как я приехала, ты все время роняешь эти странные намеки. Скажи же, наконец, о чем ты? Насколько я знаю, я ничего плохого тебе не делала! В чем дело? Почему я все время чувствую, что ты злишься на меня? Я не понимаю, за что!

— Не понимаешь? — Он развернулся и схватил ее за руки. — В этом-то все и дело, детка! Как ты думаешь, на что была похожа жизнь твоих родителей после того, как ты сбежала и больше здесь не показывалась? Разве это не ранило их? По-твоему, открытки и телефонные звонки могли заменить им тебя? Ты никогда не думала о том, как они тосковали по тебе? А Берд? Как можно быть такой эгоистичной? Ты так бесповоротно решила жить своей жизнью, что не нашла времени и возможности дать родителям увидеть внучку?

Ей овладевала холодная ярость.

— Ты вообще не имеешь понятия, о чем говоришь! Я иногда виделась с ними! И я послала тебе половину суммы от продажи родительского дома после их смерти! А ты вернул мне этот чек… Я разорвала его.

— По-твоему, я нуждался в этих деньгах? После всего того, что они дали мне? Ты попросту оскорбила меня.

— Это было не оскорбление, а твоя доля… С чего вдруг такие обвинения, Мерфи? Что ты затаил против меня? Я все пытаюсь отгадать, откуда ветер дует, но не могу. Я хочу знать!

Глядя в ее обиженное, сердитое лицо, Мерфи вдруг понял, что ему будет нелегко предъявить тот список обвинений, который он хранил в душе все эти годы.

— Ты всегда делаешь, что хочешь, Фиби, не обращая внимания на других людей. Уехала учиться в другой штат и не объявлялась дома даже на каникулах. Как ты думаешь, что чувствовали твои родители, когда ты потом бросила колледж, решив, что учеба уже не имеет значения?

— Понятно. И это подогревало твой гнев все эти годы? Почему ты не спросил маму и папу, как часто мы с ними виделись? А знаешь, что бы они тебе ответили?

Он опять что-то сделал не так, как в тот день, когда сунул деньги ей в сумочку.

Скрестив руки на груди, Мерфи спросил:

— И что бы они мне ответили?

Ее голос прозвучал тихо и холодно.

— Они бы сказали тебе, что я навещала их и что они тоже бывали у меня. Я просто никогда не приезжала домой, когда ты был здесь. Я никогда не бросала их, Мерфи. Ты сердился на меня за то, чего я не делала! Где же твое доверие? Как ты мог подумать, что я исчезну и просто повернусь спиной к своей семье! — Она подошла ближе и схватила его за отвороты рубашки. — Но ведь дело не только в этом, да?

Что он наделал! Сердце Мерфи отчаянно стучало в груди, готовое вырваться наружу.

— Да, — пробормотала она по-прежнему холодно и спокойно. — Дело еще и в тебе. Ты не хотел, чтобы мы любили тебя. Ты покинул нас, возвел вокруг себя стену. Из-за того, что тебя бросили в детстве… Вот причина твоего гнева. Но это нечестно по отношению ко мне! И к тебе самому, Мерфи! Ты ни в чем не был виноват.

— Я знаю, — пробормотал он сквозь зубы. Ее слова причинили ему такую острую боль, что, казалось, он не сможет перенести ее.

— Тот маленький мальчик, почти такой же, как моя Берд, не был ни в чем виноват. — Голос Фиби теперь прозвучал устало и мягко, и Мерфи почувствовал, как боль и гнев отпускают его. — Все эти годы ты держал это в себе, не решаясь никому открыть душу. Поэтому ты и не женился!

— Да ты просто психоаналитик, детка! — холодно заметил он. — Спасибо, мне это очень помогло.

— Называй, как хочешь, но такова правда. Ты сердился на меня, потому что считал, будто я бросила родителей. А на самом деле ты все эти годы боялся высунуться из своей скорлупы, опасаясь снова быть преданным и брошенным. Ты решил, что безопаснее быть совсем одному, но разве ты дал кому-нибудь шанс?..

Он хотел поспорить с ней, объяснить, как она ошибается, но не смог. Повернувшись к ней спиной, он быстро вышел на улицу. В темноту, подальше от Берд и подальше от Фиби.

Мерфи зашагал по дороге, дошел до шоссе, ведущего в город, и пошел по нему. Он прошел мимо домов, погруженных в темноту, мимо ярко освещенной бензоколонки, потом долго брел по улицам, чувствуя себя смертельно раненным словами Фиби.

Неужели права была она?

Незадолго до рассвета пошел легкий теплый дождик. Небо, затянутое серыми тучами, слегка алело на горизонте. В очередной раз повернув за угол, Мерфи увидел заброшенное здание, едва освещенное тусклым предрассветным сумраком.

Он постоял немного посреди пустынной улицы, разглядывая покосившееся от времени деревянное строение, потом подошел к крыльцу. Проржавевшие бензиновые колонки казались безмолвными часовыми, охранявшими старую бензозаправку.

Он шел всю ночь для того, чтобы оказаться там, откуда начал, — на станции, где его нашли Рита и Баннистер Чепмены. Здание оказалось меньше, чем ему запомнилось — двадцать семь лет назад оно казалось ему огромным. Как странно, что за все эти годы он ни разу не побывал тут! Такая мысль даже никогда не приходила ему в голову.

Мерфи влез на скрипучее крыльцо и, обнаружив, что дверь не заперта, зашел внутрь. Дождь сочился сквозь дырявую крышу, влажные половицы скрипели, чьи-то крошечные лапки в панике стучали по полу, удаляясь в самые темные углы дома.

Совсем маленькое помещение!

Совершенно пустое, если не считать его воспоминаний.

Мама задержалась в дверях и, обернувшись, помахала ему рукой. На ней было белое платье, вдруг вспомнил он. Белое летнее платье. Она оставила его со стаканом содовой в руке и сошла вниз по ступеням.

Мерфи опять подошел к двери и выглянул на улицу. Она смеялась, уходя. Он все еще слышал ее легкий смех и потом — шум подъезжающей машины.

А затем его подобрали Чепмены и привезли к себе домой.

Они подарили ему настоящий дом.

Мерфи не знал, как долго он стоял у двери, всматриваясь куда-то сквозь дождь и думая о том дне. Думая о том, что сказала ему Фиби.

Шум машины вернул его к реальности. Медленно и осторожно объезжая лужи и ямы, по улице катился красный «седан». Стекла машины заливал дождь, но он все же рассмотрел взволнованное маленькое личико, прилипшее к окну боковой дверцы. Когда машина плавно затормозила у заправки, окно со стороны водителя опустилось, и послышался голос:

— Мерфи, поехали домой.

— Ладно.

Он вышел на улицу и подошел к машине, чувствуя себя как человек, изнуренный долгой болезнью. Когда он устроился на сиденьи позади Берд, она протянула ему бумажное полотенце.