Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени - Рамазан Абдулатипов

Самую верную, на мой взгляд, оценку высказал тогда лидер фракции «Смена» А. Головин, который охарактеризовал его как ничью с незначительным перевесом на стороне демократов. Это, так сказать, чисто спортивная оценка. Если же говорить по существу, то Съезд сыграл поистине историческую роль в формировании основ национально-государственного устройства России. Но мало кто из увлеченных политическими играми это заметил.

Недоумение и несогласие вызвала у меня позиция некоторых депутатов, в том числе С. М. Шахрая. По его словам, в существующих условиях предоставление таких прав, как принятие предложения о перераспределении функций между субъектами Федерации, грозит возникновением в России хаоса, взаимопретензий и подозрительности. Тут, на мой взгляд, дело отнюдь не в претензиях и не в притязаниях, а в достижении баланса интересов, полномочий. И еще Сергей Михайлович утверждал, что, прежде чем заниматься этой проблемой на уровне Союза, надо урегулировать вопрос национально-государственного устройства РСФСР путем равноправных переговоров со всеми расположенными на ее территории республиками. Не мог согласиться и с этим. Идя таким путем, мы бы ничего не достигли. Было бы как минимум 33 варианта договора. Бесспорно, Шахрай был прав в том, что договор надо подписать вначале в России, но Федеративный договор, а не горизонтальные договоры, как он тогда предлагал.

После Съезда Р. И. Хасбулатов в интервью газете «Московские новости» обвинил нас и сказал: «Довольно противостояния, конфронтаций, пора научиться действовать мирно, а не скандалами». С этим трудно не согласиться. Этим желанием было продиктовано и наше заявление. Кстати, «Московские новости» совершенно справедливо обратили внимание на то, что предложение о смещении Председателя Верховного Совета исходило только от группы «Демократическая Россия». Действительно, никто другой об отставке Бориса Николаевича речи не вел.

К сожалению, наша пресса в острых, критических ситуациях, как правило, занимала сторону либо крайне правых, либо крайне левых. Политический анализ, комментарии, прогнозы зачастую были настолько предвзяты, а то и примитивны, что становилось грустно. Призвание прессы – информировать и просвещать, но у нас пока эта ее миссия отодвинута на задний план и подчинена сугубо политическим целям и групповым интересам. Навязываются лишь стереотипы.

Интересно в этой связи для сравнения воспроизвести оценки Съезда зарубежной печатью. Вот что писала одна из немецких газет: «Оба политика – и Президент СССР, и Председатель Верховного Совета – отличаются непоследовательностью, совершают похожие ошибки. Разница лишь в том, что Ельцину многое прощается». Это очень точное наблюдение. А лондонская «Гардиан» отмечала: «Борис Ельцин в интересах укрепления своей власти использует тактику, аналогичную той, которую применил в свое время в Верховном Совете Президент страны». В этих газетах высказывается одна и та же мысль – о парадоксальном сходстве политических методов Горбачева и Ельцина при полном различии личностей этих людей. У меня даже возникало подозрение, уж не одни ли и те же советники работают и на Горбачева, и на Ельцина. «Объективная сторона съезда, – отмечала «Нью-Йорк тайме», – состоит в том, что Борис Ельцин использует экономический хаос в качестве аргумента для создания сильной исполнительной президентской власти в России. Этот же аргумент сегодня использует и Горбачев, чтобы обелить свою карьеру». Та же газета писала в связи с получением Ельциным дополнительных полномочий: «Ельцину придется подтверждать свои полномочия». Но это у них, на Западе, так, а не в нашей стране. «Председателя парламента трудно назвать политиком, располагающим конкретной программой, скорее, он – человек, вовлеченный в борьбу за власть, причем в ходе этой борьбы гражданский мир в стране оказывается в весьма неустойчивом положении», – отмечала «Таймс». Здесь я не со всем согласен: Ельцин – деятель высокого уровня, с богатой политической интуицией, хорошо чувствующий ситуацию. Вполне возможно, он не заглядывает далеко вперед, не склонен просчитывать ходы на длительную перспективу. Он весь в настоящем. Но именно поэтому у него огромный запас прочности как политика. Это еще один парадокс, но такова реальность в моем субъективном видении.

Да, на третьем Съезде Ельцин достиг максимума желаемого. Все его шаги были направлены на внедрение идеи президентства, на подготовку депутатского корпуса к ее принятию. Меня смущало лишь то, что при противостоянии Ельцина союзному центру введение российского президентства могло придать необратимый характер разрушению Союза, тем более в ситуации, когда Президентом СССР оставался Горбачев.

Личностный момент становился определяющим. Симпатии к Ельцину во многом вырастали из антипатий к Горбачеву. Перед предстоящими президентскими выборами Съезд помог утверждению имиджа Бориса Николаевича как сильного лидера, который с полным правом может рассчитывать на этот пост. Более спокойная и мягкая тактика могла оказаться не столь выигрышной. Все тут, видимо, было заранее согласовано и мастерски разыграно. В этом отношении никто из нынешних политиков России, да и других бывших союзных республик не мог состязаться с Ельциным. Подозреваю, что и прозвучавшие на Съезде со стороны «Демократической России» требования об отставке Председателя Верховного Совета не имели под собой никакой серьезной платформы, зато принесли Борису Николаевичу неплохие политические дивиденды. Настолько мастерски была разыграна комбинация, что даже Иван Кузьмич Полозков дрогнул, вышел на трибуну и выразил доверие Председателю, умоляя его не уходить в отставку. Но Ельцин и не собирался этого делать.

Анализируя предысторию и ход внеочередного третьего Съезда, я все отчетливее сознаю, что наибольший выигрыш получил Ельцин, ибо, казалось бы, тупиковая конфронтация разрешилась в его пользу и во внутрироссийском плане, и во взаимоотношениях с центром.

Третий Съезд, как и два предшествовавших, был насыщен и перенасыщен эмоциями. Помню, как Светлана Петровна Горячева ратовала за то, чтобы потребовать отставки Ельцина. Я был категорически против: «Готов идти и с вами, и с другими, если будет конструктивная мысль и центристская позиция. Если этого нет, если борьба ради борьбы, сведение счетов, то это не для меня. На крайности не пойду. Не для того меня избирали. В таком деле я никому не союзник». Светлана Петровна обиделась, стала обвинять в отступничестве. Но ее экстремизм был детской шалостью по сравнению с тем, что позволяла себе «Демократическая Россия».

Кстати, тогда группа «Смена» фактически начала политический террор против нас. Мне было понятно стремление депутатов защитить Председателя Верховного Совета, но не в таких же формах! Когда к микрофону вышел С. А. Ковалев, я ожидал от него речи о защите нравственности и закона, о праве на депутатское инакомыслие. Но массовый психоз охватил даже таких предельно честных людей, многое испытавших во имя отстаивания собственной позиции, достоинства и свободомыслия, как он.

Именно тогда началось преследование тех, кто выступал против линии руководства. Но этот путь ведет не к демократии, а к диктатуре. Атмосфера нетерпимости, воинственного неприятия всего, что говорится оппонентами, обрекала на безрезультатность любые попытки стабилизировать обстановку в России, Союзе, не говоря уже о самом депутатском корпусе. Депутаты оставались глухи к призывам руководствоваться разумом. Многое в этой ситуации зависело от Председателя Верховного Совета, обладавшего, помимо должностного, и несомненным высоким личным авторитетом. В личных контактах с Ельциным – разговорах, беседах я, как мне кажется, находил полное понимание. Но это понимание не всегда воплощалось в делах.

Особое чувство горечи вызывала у меня неспособность депутатов к консолидации. Ну нельзя же считать, что позиция, выбранная тобой однажды, непоколебима ни при каких обстоятельствах. На Съезде и после него каждый из нас, подписавшихся, сделал свой выбор. Сделали свой выбор и другие депутаты. Означает ли это, что компромиссных решений быть не могло? Нет, конечно, не означает. А их основой могло быть только понимание неизбежности сотрудничества.

Мне кажется предельно честным выступление на Съезде Б. М. Исаева, который призвал Бориса Николаевича избавиться от амбиций, повернуть деятельность Съезда в русло защиты интересов россиян. Он сказал, что никто из авторов заявления не является его врагом. Надо сообща добиваться изменений к лучшему, а не убаюкивать народ сладкими грезами о чудотворном действии скоротечных программ.

Исаев выступил в поддержку экономической реформы, но без популистских деформаций, он предлагал немедленно решить вопрос о разделе имущества между Союзом и республиками, ибо двоевластие чревато анархией. Чем плохи эти предложения? Однако реакция зала была негативной. «Надо немедленно восстановить управление экономикой в республике», – говорил Исаев. В ответ – шум и выкрики. Радикальный блок потребовал его ухода в отставку. «Надо ставить на тайное голосование вопрос о недоверии всему руководству Верховною Совета, избранного Съездом, – сказал в ответ Исаев. – Если нам не дадут нормально работать, то не о чем завтра будет отчитываться. Мы не хотим сводить счеты ни с кем… Но мы хотим политической определенности». И снова шум, вновь председательствующему приходится обращаться к залу с просьбой вести себя поспокойнее.