Злодейка чужого мира (СИ) - Белова Екатерина

Ужас был сильнее боли.

— Сейчас, сейчас, сейчас… — это походило на молитву напополам с проклятьем. — Я свяжусь с мастером, и кто-нибудь… Обязательно…

Никто не пришёл.

Только наутро явилась молоденькая девчонка, явно взятая не так давно, и с ужасом металась по палате.

— Вам ставили ранозаживительный раствор? — испуганно спрашивала она. — А серебряную сыворотку? Ее нельзя принимать дважды.

Через час вышла Хризелла, и девочка исчезла, как ночной сон, и больше никто не спрашивал ее ни о растворе, ни о сыворотке.

Она вышла через полторы недели, похожая на выброшенную коктейльную трубочку — тонкая, выцветшая и пустая. Хризелла ни разу не подошла к ней лично, а сёстры только делали, что исправно меняли на лице компрессы и давали болеутоляющее. Впрочем, дважды ей давали отвар корня лиловой верченки, работающей с большинством отравлений, в том числе и с отравлением аммиаком. Химические ожоги залечил дар, но на лице ещё долго держались розовые пятна.

Она вышла из боковой палаты, в которой из приятного были только койка и окно, и поняла, что больше ей защищаться нечем. От дара осталось только легкое воспоминание, оружия у неё не было и отныне уже никогда не будет, а мастер Белого Цветка, когда-то пообещавшая ее навещать, тоже не придёт.

Ей было пятнадцать. Но даже ее личный цветок-хранитель не стал бы утверждать, что она доживет до шестнадцати.

Терять ей было нечего.

К занятиям ее допустили ровно за месяц до годового экзаменационного периода. Это бы не особенно страшно, поскольку большинство предметов давались ей просто, не говоря уже о том, что подавляющее количество знаний ей дала семья, но камнем преткновения оставался углублённый курс анализа органических веществ.

— Камера Брода — это несомненно величайшее достижение совершенной научной мысли, — вещал мастер Тонкой Лозы. — До четырёх химических реакций одновременно, два газоулавливателя, берущих из атмосферы камеры два непротиворечивых друг другу газа, сводная трубка, дающая органическое соединение, нужное в результате проводимых реакций… Воистину, открытие века! Ваше же, господа, дело лишь верно сложить компоненты и не перепутать отсеки местами. Это очень важно… Цветок Ясмин что-то желает сказать? Что ж, замечательно. Так вот, если не путать компоненты и аккуратно пользоваться веществами, соблюдать инструкцию, то с вами не случится никакой беды, как с цветком Ясмин из тотема Бересклета…

Никто не засмеялся. Никто не обернулся. Она сидела за последним столом, упираясь спиной в выкрашенную синим стену, и у неё ещё не сошли пятна ожога.

Мастер Тонкой Лозы имел привычку шататься между столами в процессе лекций, и Ясмин видела его безразличные водянистые глаза под набрякшими веками. Она не ненавидела его, и ту девочку, которая испортила ее аппарат, тоже не ненавидела. Хотя это несомненно был кто-то из группы. У неё не осталось сил.

Она должна выжить. Любой ценой.

Клятва цепко держала ее сердце в стальных ладонях.

Глава 15

— Ты прошла экзамен с идеальной общей отметкой, — медленно сказал Слуга. — Что ты сделала?

Всего ничего. Сущую мелочь.

— Цветок Ясмин, сидите, наконец, смирно и не вертитесь!

Она не вертелась. Она практически не шевелилась с момента выписки, но листок с перечислением реактивов, граммами и молями, и порядок их загрузки в камеру лёг на самый край стола, и она потянулась его удержать.

— Если вы будете внимательнее, то будете допущены к общегодовому экзамену на общих началах, но, цветок Ясмин, у вас двадцать четыре нарушения только за полгода, несколько утерянных достаточно ценных веществ, семикратная починка аппарата, сломанный газоотвод, бесчисленные потери среди ценных растений…

Сломанный газоотвод — это потеря дара и ожог.

— А вы все вертитесь и вертитесь, — безразличным голосом упрекал мастер. — Учтите, несданный зачёт и к экзамену вы допущены не будете.

Из его слов, Ясмин поняла только, что зачёт она не сдаст. Вторых шансов в научном ведомстве не существует, как второгодники у военных или ремесленников, поэтому она может рассчитывать только на этот единственный шанс.

— Будьте аккуратны с водой, — брюзжал мастер Тонкой Лозы. — Гнилостное брожение идёт во втором отсеке камеры Брода, давая определенное количество метана, не вздумайте ускорить процесс, уже на третьей стадии будет понятно, прошли ли вы испытание. Загубите ростки и от второго отсека не будет результата.

Это было потрясающе. Начиная с камеры Брода, которая вовсе не камера Брода и заканчивая открытым объяснением, почему именно она не получит зачёт. Ее личный юный палач придёт к ночи и нафигачит во второй отсек воды.

Камеру она загружала осторожно и медленно, а за второй отсек принялась только когда все ушли.

— Что ты сделала? — на этот раз спросил Верн, и в его голосе не было не ужаса, ни осуждения, только любопытство, словно он слышал детскую сказку, в которой умирают только ненастоящие люди.

— О, — почти улыбнулась Ясмин. — Можно сказать я не сделала ничего плохого.

Когда все ушли она достала из собственных, весьма скромных, запасов увесистую пластинку натрия и отрезала половину. Она уложила его на нижнюю сетку под будущими гнилостными испарениями, и при должном невысоком увлажнении, натрий бы так и лежал в полностью изолированном отсеке. Если, конечно, не жахнуть в него воды.

На что она рассчитывала?

Смешной вопрос. Конечно, она рассчитывала на взрыв, хотя реальность превзошла все ее ожидания. Взрыв действительно произошёл, но вместо ожога ее милая однокурсница потеряла дар, левый глаз и окончательную привлекательность.

Когда они вошли утром в класс — Ясмин не спешила, хотя внутренности завязались в узел — весь пол оказался усеян стекольными осколками, а в воздухе стоял слабый запах углекислого газа. Около ее камеры лежала Майя, полосатая от кровяных царапин и нашпигованная стеклянными чешуйками. У Ямины сердце подскочило к горлу от ужаса — оне не хотела этого. Не этого! Она надеялась, что наглая особь, травившая ее весь этот год, потратит дар на защиту, а ей дадут шанс сдать зачёт ещё раз, в связи с очевидным нарушением правил.

У мастера Тонкой Лозы случилась натуральная истерика. Он вихрем рванул в кабинет, но не к раненой ученице, а открыть окна.

— Что вы натворили, Бересклет! Я же предупреждал вас, я предупреждал…

Она дослушала все его крики до конца, а после спросила:

— Почему у моей камеры Брода не огнеупорное стекло?

— Этого не может быть, — отрезал он. — Все камеры получены на складе и среди них нет использованных, все с фабричной биркой, вы сами ее и срезали.

— Но у камеры Брода, которую дали мне вы, стекло разлетелось на осколки, а я ставила роспись при получении аппарата в вашей ведомости. Это ведь противозаконно, не так ли?

Мастер Тонкой Лозы побледнел. И почти наверняка покрылся испариной — Ясмин видела, как блестит его смуглый лоб.

Слово «противозаконно» было самым страшным заклинанием в любом из ведомств. Скажи в столовой, что сплошная каша по утрам — это противозаконно, и, того и гляди, на ведомство насядет отдел здравоохранения в полном составе. Нынешний Примул сделал карьеру на четком следовании букве закона.

И издалека это выглядело справедливо.

Глава 16

— А что Майя делала около моей камеры? — тут же спросила Ясмин, пока мастер не опомнился.

Он ответил, что, мол, придёт в себя, мы и спросим.

— Больше я эту девчонку живой не видела, — честно сказала она Слуге. — Но думаю, люди не умирают от потери глаза. Так что если она и впрямь умерла, то по какой-то другой причине. Лично я бы поспрашивала мастера Тонкой Лозы, все же ее смерть была в его интересах. Кто знает, что бы она наговорила, узнав, что осталась калекой по его милости.

— Этого не может быть, — сказал Слуга. — Этого просто не может быть! Ты мне рассказываешь бесов триллер, в котором тебя ежедневно хотят убить, а ты просто защищаешься, не имея ни особенных возможностей, ни сообщников, ни оружия. Я просто, гниль тебя побери, хочу понять, что произошло. А как же Фло? Ты искалечила ее прямо в прямом эфире соревнований. Тебя тоже вынудили обстоятельства?