Дом Леви - Наоми Френкель

Белла приближается к Джульетте.

– Ты прав, я в большом смятении. Но помочь мне ты не сможешь. Даже ты. Сама я должна найти выход. Но ты прав, – беды приходят и уходят. И я опять стану такой, какой была вчера и позавчера. Не стоит об этом так много говорить.

– Не хочешь говорить, ну, и ладно, очевидно, этому есть причина. Но ты пойдешь со мной завтра – организовать детей?

– Нет, Джульетта, завтра я вернусь в дом родителей. Попрошу две недели отпуска. Я знаю, Джульетта, что это не самые лучшие дни – скрываться в убежище отчего дома. Но поверь мне, нет у меня иного выхода, никакого выхода нет у меня.

– Я верю тебе, Белла. Знаю, что ты вернешься к нам. О нас не беспокойся. Эти безумные дни продлятся и после двух недель, и мы еще тогда успеем организовать детей. Ладно, Белла, выше голову! Все будет хорошо.

– Я верю в это, Джульетта.

Помолчали. Стоят они друг напротив друга, не в силах расстаться. Глаза их обращаются к окну. Уже стемнело. Буря мобилизовала все свои воинства и провозглашает свои права диким воем. Облака дождя обволакивают фонари, как большие летучие мыши. Электрические провода между фонарями раскачиваются, как безумные, над мостовыми. Ветви деревьев борются с одолевающим их ветром, который сильнее их, обламываются и волокутся по земле, как военные трофеи.

Глава седьмая

– Филипп придет? – Иоанна вошла в кухню. Она одета в бархатное платье красного цвета с белым чистейшим воротничком. В руках держит гребешок, щетку и широкую алую шелковую ленту. За ней тянется Бумба, руки в карманах, глаза удивленно изучают нарядившуюся сестру.

– Божья коровка! – Радуется Бумба кличке, которую придумал для Иоанны. – Красная в черную крапинку.

– Заткнись! Фрида, причеши меня, я хочу подняться к Филиппу и отцу.

– Доктор Ласкер сообщил, что сегодня не придет, – с большой горечью отвечает Фрида.

– Ну, тогда поговорю с отцом. Причеши меня, пожалуйста.

С большим усердием Фрида трудится над черными косами Иоанны. Голова ее раскачивается. Сильные руки Фриды погружают гребешок и щетку, как весла, в волосы Иоанны.

– Ой!

– Конские волосы, – скрежещет зубами Фрида и тянет за пряди.

– Чернее чернил, – пританцовывает Бумба, – конский волос вырос у божьей коровки. Чернила! Чернила!

– Заткнись! У меня хотя бы волосы черные, а ты – рыжий.

– Не так уж у меня это видно, правда, Фрида?

– Верно, дорогой. – Бумба – ее любимчик, и никаких дефектов она в нем не видит.

– Ой!

– Иоанна! – Фрида еще более хмурится, продолжая грести двумя веслами в шевелюре девочки. – Что я видела сегодня утром? Твоя ночная рубашка черна, как будто ее намазали дегтем. Ты уже достаточно взрослая девочка, чтобы следить за своей ночной рубашкой.

– Это рубашка Изабеллы.

– Чья?

– Изабеллы.

– Изабеллы? Кто это? Где она проживает?

– Уже нигде не живет. Она умерла.

– Умерла? Господи, Боже праведный! Какое она имеет отношение к ночной рубашке?

– Фрида, – Иоанна теряет терпение, – Изабелла это королева Испании. Когда муж отправился на войну, она три года не меняла ночную рубашку, чтобы доказать ему свою верность. Я хочу узнать, как чувствовала себя Изабелла в рубашке верности.

– Сумасшедшее существо! Где ты нашла жену, которая хочет доказать мужу верность пребыванием в скверне? Если завтра увижу эту рубашку на тебе, изорву ее в клочья! – Фрида повязывает алую блестящую ленту на волосы девочки и на всякий случай вытирает ее нос о свой передник.

– Не серди отца, слышишь? Не доводи его своими безумными выходками. Он не здоров. Иди быстрей, а то снова успеешь вымазаться.

Иоанна находит отца в его кабинете сидящим у письменного стола и погруженным в написание открытки. В кабинете приятное тепло. Кроны каштанов за окном борются с ветром. Над столом, на стене, большой портрет матери. Колени отца прикрыты тигриной шкурой, голова зверя повернута к Иоанне своими остекленевшими глазами, ощерив два клыка.

– Папа, можно тебе помешать?

– Ну, конечно. Я очень рад, что ты меня посетила. Садись, Иоанна.

«Бог мой, забыла постричь ногти». – Думает Иоанна и прячет руки за спину, садясь в кресло напротив отца.

«Как маленькая потерянная красная точка в большом кресле», – пробуждается отцовская жалость.

– Иоанна, почему у тебя такие красные глаза?

– Фрида говорит, что это связано с желчью.

– С желчью? Ты что, себя плохо чувствуешь?

– Нет, папа, я ничего не чувствую. Фрида говорит, что у меня черные мысли, из-за этого разливается желчь, окрашивает лицо в зеленый цвет и делает глаза красными.

– Чушь! – сердится господин Леви, – желчь твоя нормальна и ты абсолютно здорова. У Фриды бывают иногда странные объяснения. Ты должна больше заниматься спортом. Чем ты занимаешься целые дни, Иоанна?

– Читаю книги, папа.

– Значит, читаешь книги… И какую книгу, к примеру, ты читаешь сейчас?

– Ад девственниц.

– Что? – тигр сполз на пол. – Что ты сказала?

– Ад… Прекрасная книга. Там страшное убийство!

Господин Леви рассеянно наступает на голову тигра. «Прав Филипп, дети растут дикарями. Надо их отдать в какой-нибудь хороший интернат».

– Папа.

– Да, Иоанна.

– Папа, у меня к тебе просьба: возьми мне преподавателя иврита.

– Иврита? Что это вдруг пришло тебе в голову?

– Ты помнишь мальчика, который опрокинул вазон в усадьбе?

– Маленький родственник Филиппа?

– Он мой друг, папа. Он знает много вещей, о которых я даже не слышала. И это несмотря на то, что я кончила два класса, а он – ни одного. Папа, я – еврейская девочка?

– Ну, конечно, еврейка, разве кто-то от тебя это скрывал?

– Нет. Но мы не ведем себя, как евреи, как ведут себя, к примеру, родители Саула. Почему я присутствую на уроках по христианской религии в школе? Саул говорит, что это большой грех. Он говорит, что еврей обязан хранить заповеди иудаизма. Если он этого не будет делать, то сгорит в адском пламени.

– Интересно… Подойди поближе, Иоанна.

Иоанна приближается столу, продолжая держать руки за спиной. Из ящика стола господин Леви извлекает книгу в черном переплете.

– Посмотри, Иоанна, это молитвенник твоей бабушки. Она знала иврит. И я его учил. Помню каждую букву, несмотря на то, что много лет не открывал эту книгу.

Иоанна перелистала пожелтевшие страницы, между которыми лежали высохшие лепестки розы.

– Эти розы дед вручил бабке, когда они пошли под венец.

Страницы перелистываются с тихим, хрупким шорохом. Иоанна погружена в книгу, проглатывает глазами квадратные буквы. Алая лента в ее волосах, которую Фрида повязала крепко-накрепко, сползла с места. Пальцы господина Леви играют косами девочки.

– Твоя бабушка была женщиной богобоязненной, – объясняет господин Леви почти шепотом, – думаю, она была бы оправдана и выдержала бы самую строгую критику твоего друга. Она учила меня принципам высшей морали, всегда говорила, что все это черпает из иудейской религии. И при всем при этом, детка моя, Бог твоей бабушки не был так строг, как Бог твоего друга и его родителей. У каждого человека в сердце свой Бог. Когда вырастешь, ты это поймешь. И не верь тому, что мы хуже родителей твоего друга, потому что традиции нашей семьи отличаются от их семьи. В любом случае, я рад, что ты решила учить эти молитвы. Ты получишь учителя иврита. Но при одном четком условии, – господин Леви поднимает палец, Иоанна пугается. – Ты будешь посещать уроки религии. Иудаизм – твое частное дело. Ты не должна отделять себя от школьных подруг. Помни, Иоанна, – господин Леви с приязнью тянет ее за косички, – помни, первым делом, ты маленькая гражданка Германии.

Иоанна кивает головой в знак согласия.

– Завяжи хорошо бант, он у тебя совсем сполз.

– Папа, можно идти?

– Пожалуйста, Иоанна.

– До свидания, папа.

– До свидания, Иоанна.

Дверь закрывается с громким стуком.

«На кого она похожа, эта девочка?» – Господин Леви со смешком принимает мелькнувшую в уме мысль. – «По-моему, в ней сочетается мой дед – старый профессор, и мой отец».

Он подходит к окну. Бесконечный дождь. Каштаны борются с ветром. Палец господина Леви бездумно рисует странные формы на стекле окна. «Это ж надо, она похожа одновременно на деда моего профессора и моего отца – такое сочетание! Голова, тяжелая от знаний и легкомысленность буйной жизненной силы в душе маленькой девочки. Как она выдержит эти противоположности? Не сумеет. Всегда они будут бороться в ее душе, стараясь властвовать одна над другой. Сможет ли малышка играть в этих неотступных столкновениях?

Сильнейший кашель сотрясает его. Светлое пятно крови окрашивает носовой платок. От сильного кашля возникает головокружение, и господин Леви опирается на подоконник. Чувствует, что температура поднимается в теле. С трудом добирается до дивана, падает на него и несколько успокаивается.

«Надо бы позвонить Фриде. Пусть принесет стакан чая. Но трудно подняться. Всего лишь два метра отделяют меня от домашнего телефона, и нет сил их одолеть. Подожду, пока вернутся силы. О чем я раньше думал? – тяжелое наследие упало на эту девочку. Дед мой профессор и мой отец! Уловки природы – вставить колючки в стебель красивого цветка. Кто пожелает им насладиться, получит колючий укол. Быть может, лицо девочки и есть лицо ее поколения? Встает новое поколение, чтобы всему вредить, и самому быть поврежденным, и все для того, чтобы набраться соков жизни. Поколение, которое разорвет себя в лихорадочных поисках цельности и спокойствия». Господин Леви волнуется: «Маленькая девочка с алым бантом, которая решила учить иврит. Если бы ты, Иоанна, рассказала моему деду-профессору, что хочешь учить иврит, он бы тебе рассказал о весне народов, освобождении человека и равноправии. Если б ты спросила его, еврейка ли ты, он ответил бы – да! С большой гордостью опять касался бы прав человека, и призвания Израиля принести каждому угнетенному и отверженному весть о том, что весна свободы восходит в жизни народов. Да, малышка, это были боги профессора: боги Израиля, боги освобождения и справедливости. В это время, мой отец, твой дед, стоял у окна со скучающим видом человека, которому дали задание посчитать листья на каштановых деревьях. Всегда лицо его было таким, когда профессор начинал излагать свои идеи, и только его шевелюра и усы развевались как знамена битвы. – Уважаемый профессор, что это за разговоры о призвании Израиля? Суета сует! Кто сочинил это философское исследование? Философские служки нескольких евреев – владельцев большого капитала. Люди бизнеса, душа которых жаждала равных прав торговать и основывать торговые дома». И дед твой начинал громко смеяться смехом победителя и предлагал практическую идею. «Иоанна, сказал бы он тебе, хочешь учить иврит? Зачем? В синагогу ходит один, от силы два человека в год – в дни праздников. Молитвы? Так они написаны по-немецки, для граждан Германии». Спросила бы ты, какую мораль исповедует он. Тут бы он покрутил усы и возразил профессору: «Принципы морали зачернил дым фабричных труб. Да, уважаемый профессор, небеса господам, а земля, дорогой, людям. Научись ходить по земле, или ты не знаешь этого ремесла, да как ему научишься, а, профессор?» – Тут он нахлобучивал цилиндр на свои рыжие кудри и покидал ученого родственника.