Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Л. М. Каганович: Все это вранье самой низкой пробы, рассчитанное на наивных, доверчивых простаков или дураков. Ни о каком нападении на Германию под любым предлогом ни весной, ни летом сорок первого года мы, конечно, не помышляли. Это была бы с нашей стороны опаснейшая авантюра. К большой войне, тем более наступательной, ни наша армия, ни страна не были тогда готовы. И пойти на такой безрассудный шаг, связанный и с открытым нарушением заключенного пакта, Сталин, разумеется, не мог. Его главной задачей в то время было не ускорить, а, напротив, всячески оттянуть военное столкновение наших стран.

Дело, таким образом, не в том кто кого обманул. Скорее всего, Кто кого обманул — это конечные результаты показывают. По результатам надо судить, кто кого обманул. Гитлер выступил, «наскочил» на нас и обманул себя, а не нас. Он сделал роковой шаг, совершил на Советский Союз вероломное нападение, заставил нашу армию временно отступить, а потом потерпел полный крах и отправился в преисподнюю. Почему? Потому что сам себя обманул. Гитлер рассчитывал на стратегию «молниеносной войны». Да не вышло. Он видел нашу страну старой, отсталой и не видел Россию обновленной, преобразованной за последние 10 лет. Фашистский фюрер «проморгал» эти 10 лет. Ленинская партия, Сталин поставили перед народом задачу: мы должны пробежать расстояние по индустриализации страны за 10 лет, т. е. с 30‑го по 40‑й год, хотя другим государствам для этого потребовалось 50 лет.

Г. А. Куманев: Итак, Лазарь Моисеевич, компетентность Сталина в военных и других вопросах Вы оцениваете достаточно высоко?

Л. М. Каганович: Мое глубокое убеждение заключается в том, что Сталин вел счет нашим силам, нашим экономическим возможностям, нашим ресурсам. Еще раз подчеркиваю: Сталин боролся за резервы как до войны, во время войны, так и в послевоенные годы. Некоторые говорят, например, о «чуде» железнодорожного транспорта. Ведь это, действительно, «чудо». Мы не получили в самое тяжелое время войны ни фунта металла для транспорта…

Г. А. Куманев: Не считая, видимо, той доли, которую направляли нам по ленд–лизу США и Великобритания?

Л. М. Каганович: Чепуху давали по военно–экономическим поставкам наши союзники, особенно в сорок первом и сорок втором годах. Только более или менее и то со скрипом кое–что мы получили от них к концу войны, когда восстанавливали народное хозяйство. Но, если строго разобраться, то большей частью это была разная чепуха. Я имею в виду транспорт.

А как же мы вышли из положения? И вот (я уже говорил) Ковалев написал» книгу, коллектив железнодорожников под руководством Конарева написал книгу, но обе они почти не отвечают на поставленный вопрос. Каким же образом железнодорожники все же сумели справиться с таким громадным объемом задач? В чем заключалась наша сила?

Сталин мне всегда говорил: «Ты копи резервы, сила в резервах, накапливай резервы». Я об этом помнил и создавал в системе НКПС резервы. Своим начальникам дорог я не давал ни фунта металла и требовал от них строжайшей экономии и чтобы они накапливали резервы по металлу, углю, запчастям и т. д. Принимал и ряд других мер. Все это сыграло огромную, во многом решающую роль.

Далее. Вся стратегия Генерального штаба: отступление, оборона, наступление — подсказывалась Сталиным. Он был готов к большим массовым действиям стратегического масштаба, а не руководить какими–то тактическими операциями. Ими занимались другие. Овладеть всеми вопросами военной тактики от Сталина и не требовалось. Но в крупных стратегических операциях он как Верховный Главнокомандующий и председатель Ставки благодаря своим знаниям, природному уму, поразительной памяти и другим большим способностям разбирался весьма неплохо. Это общее и объективное мнение военных специалистов, которые его окружали. Согласен я только с тем, что к началу Великой Отечественной войны опыта у Сталина как военного стратега было, конечно, меньше, чем к концу ее. Но это, естественно, это можно сказать о любом нашем военачальнике, полководце.

Как член Политбюро ЦК и ГКО я был не раз свидетелем того, как всесторонне, со знанием дела Сталин обсуждал вместе со своими помощниками, членами Ставки, представителями Генштаба, командующими фронтами планы предстоящих кампаний или операций. Согласованные со всеми военачальниками, которые участвовали на заседаниях, эти планы ими обязательно визировались. За редкими исключениями (на войне все бывает) Сталин выбирал наиболее удачный замысел.

Надо сказать, что наши военачальники, полководцы, в том числе маршал Жуков, более честно осветили роль Сталина в войне как Верховного Главнокомандующего. Правда, некоторые из них о встречах с Верховным, о докладах ему пишут довольно скупо. «Я доложил, Сталин одобрил, сказав — «согласен». Или: «Я доложил, Сталин ответил — «подождем»» и т. д. Но ведь еще задолго до того, когда они докладывали ему свои предложения, он уже изучал данный вопрос и продолжал его изучать во время докладов, обдумывая и определяя, куда направить силы, где и когда наиболее целесообразно использовать резервы, каковы наши транспортные и маневренные возможности и проч. Поэтому Сталин очень внимательно выслушивал краткие по существу дела доклады, предложения, задавал конкретные вопросы и был, как всегда, немногословен.

Так что эта большая и сложная тема, которую мы с Вами затронули, по–настоящему еще не раскрыта.

Но я верю — найдутся когда–нибудь настоящие Тарле, который описал Наполеона, найдутся настоящие Толстые, который описал Кутузова, словом, найдутся те, которые правдиво опишут Сталина, опишут так, как он заслужил в качестве военного деятеля.

Г. А. Куманев: Но Вы согласитесь: чтобы дать объективный портрет Сталина как личности со всеми плюсами и минусами, непредвзято оценить его действия и по руководству Вооруженными Силами, вооруженной борьбой, и по руководству тылом, нужны многочисленные откровенные свидетельства его непосредственных соратников, которые его окружали, которым он постоянно давал задания, поручения. Однако многие из них ведь ничего не написали, не рассказали и их уже, к сожалению, нет. А без таких ценных источников, документов правдивое описание Сталина может не получиться.

Л. М Каганович: Верно, верно. Следует при этом заметить: Сталин тем и отличался, что не всегда раскрывал себя. Он не всегда раскрывал нам свои планы. Мы должны были догадываться. Часто, не раскрывая свои замыслы, он намекал: обратите внимание на такие–то узлы, обратите внимание на такое–то оформление… И все. Я, например, понимал это так: видимо, там что–то готовится, замышляется и т. п.

Г. А. Куманев: Лазарь Моисеевич, в 6‑м номере за этот год журнала «Известия ЦК КПСС (Вы его, наверное получаете) опубликовано содержание тетради записей лиц, принятых Сталиным с вечера 21 по 28 июня 1941 г. И вот в записи за 22 июня дежурным отмечено, что в 8. 00 часов к нему в кремлевский кабинет вошел т. Каганович Л. М., а вышел в 9. 35, т. е. Вы находились у Сталина полтора часа.

Л. М. Каганович: Да, верно.

Г. А. Куманев: А каким Вы нашли Сталина в тот момент?

Л. М. Каганович: Собранным, спокойным, решительным.

Г, А. Куманев: Интересно, какие лично Вам он дал указания?

Л. М. Каганович: Очень много указаний я получил. Они показались мне весьма продуманными, деловыми, конкретными и своевременными.

Г. А. Куманев: Вы пришли по своей инициативе или Сталин Вас вызвал?

Л. М. Каганович: Вызвал Сталин, он всех вызывал. Конечно, основной круг заданий мне был связан с работой железнодорожного транспорта. Эти поручения касались проблем максимального обеспечения перевозок: оперативных, снабженческих, народнохозяйственных, а также и эвакуационных. Я ведь тогда был министром путей сообщения СССР. Кстати, в дарственной надписи в Вашей книге Вы меня почему–то называете наркомом?

Г. А. Куманев: Относительно периода войны?

Л. М. Каганович: Да.

Г, А, Куманев: Нет, министры в годы войны еще назывались наркомами, а будущие министерства — народными комиссариатами, т. е. наркоматами.

Л. М. Каганович: Наркоматами во время войны назывались гражданские министерства.

Г. А. Куманев: Нет, нет, Лазарь Моисеевич. Нарком путей сообщения — это послевоенный министр путей сообщения. Я Вам напомню, что наркоматы были переименованы в министерства в 1946 г. после первых послевоенных выборов в Верховный Совет СССР.