Перегон - Игорь Сапожков

Саша немного помолчал.

— Так или иначе я быстро оделся, выпил на дорожку два анальгин и поехал в «Советскую». Ты была там когда нибудь?

Ольга отрицательно покачала головой.

— Зал ресторана был огромный, как стадион и весь сверкал. Их столик я увидел сразу, над ним висело облако дыма, а гости перекрикивали оркестр. Именинница по-моему опять меня не узнала, сунула подаренные мной цветы в графин с минералкой, процедила «псибо» и тут же обо мне забыла. Я поискал глазами Лёху и увидел его что-то кричащим на ухо музыканту. Стол ломился от закусок и выпивки, свободных мест за ним не оказалось и я не знал что мне делать, пока не вернулся Лёха. Он тут же приволок стул, усадил меня рядом с собой, налил мне и себе по полному фужеру водки и кивнул в сторону оркестра, мол слушай. Тут толстый, бородатый гитарист подошёл к микрофону, по-хозяйски обвёл глазами зал и объявил: «Дорогие гости! А теперь для Анжелочки и её гостей в подарок от Лёши Зорро звучит Королева Красоты!» Не дождавшись первого аккорда «дорогие гости» резво вскочили и пустились в пляс. Анжела бросилась Лёхе на шею, потом схватила его за руку и потащила на площадку перед оркестровой сценой. «По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш…» — на удивление приятным голосом пел гитарист.

Набитый под завязку зал кипел, как разорённый муравейник. Люди толкались, огрызались, но до драк не доходило. Вскоре я познакомился с друзьями и подругами Анжелы, мы болтали, танцевали, пили вино, девушки непрерывно курили и звонко смеялись. Лёха появлялся, наливал, произносил один и тот же тост «За именинницу!», выпивал и опять исчезал. К концу вечера он уже был крепко пьян. Сперва я собирался уйти «по-английски», но увидел в каком он состоянии Лёха, решил не оставлять его одного. Он кстати уже больше никуда не исчезал, а мирно спал за столом, уложив голову на руки. В два часа ночи бородач объявил, что ресторан закрывается и оркестр исполняет последнюю на сегодня композицию «Не надо печалиться, вся жизнь впереди…» Некоторые посетители пытались возражать, но их быстро угомонили плечистые официанты.

На улице Лёха быстро пришёл в себя, а у Анжелы наоборот испортилось настроение, она всё время огрызалась, хотя Лёха ничего обидного ей не говорил. В конце концов они разругались и она цокая каблуками ушла вперёд. У меня же опять разболелась голова и стали слезиться глаза, видимо закончилось действие таблеток. Я пытался ловить такси, но как назло дороги были почти пусты. Анжелу мы догнали у освещённой витрины какого-то магазина, глядясь в стекло, как в зеркало она поправляла волосы. Я остался у дороги в надежде остановить машину, а Лёха зачем-то опять стал выяснять с ней отношения. В это время и появился наряд — четыре мента, идущие шеренгой плечом к плечу. Услышав крики они сбавили ход. В их руках появились дубинки, которые как раз в это время перекочевали из арсенала спецподразделений к обычным патрульным мусорам. Дальше они остановились, переглянулись и один них, кстати самый маленький, грубо обратился к Лёхе:

— Эй урод, забирай свою биксу и вали отсюда, пока я добрый…

— А повежливее нельзя, дядя Стёпа? — Зорро тут же окончательно отрезвел.

— Повежливее с тобой утром в вытрезвителе поговорят…

— Слушайте мужики, — попытался перейти на дружеский тон Лёха, — шли бы вы своей дорогой…

— А это и есть наша дорога… Ну-ка стоять на месте, пьянь позорная…

Патрульный сделал два уверенных шага вперёд и тут же упал, словно наткнулся на невидимый угол дома. Встречная атака Лёхи, была неожиданной и достигла своей цели, точно по учебнику «Теория Классического Бокса». Мент лежал, как рыба на берегу и вздрагивая всем телом, хватал губами воздух. Это будто послужило сигналом для атаки остальным, размахивая дубинками они набросились на Зорро.

Саша замолчал.

— А знаешь, боксёра ведь на самом деле легко побить.

— Почему? — удивилась Оля.

— Потому что бокс это спорт, а в спорте есть правила, которые вдалбливают в спортсмена буквально с первого занятия. Например нельзя бить ниже пояса или в шею, нельзя ударить ногой, нельзя схватить камень или палку, понимаешь? Боксёр дерётся по правилам и никак иначе, потому что за нарушение этих правил, на ринге он получает штрафные очки. Правила — это часть бокса, поэтому они в крови спортсмена, как инстинкт, что ли… И это правильно, ведь предполагается, что его соперник тоже боксёр и тоже дерётся по правилам…

— А что Анжела?

— Анжела… Она словно оцепенела от страха, её глаза расширились и стали как блюдца, я и сам растерялся при виде такого… Между тем менты методично избивали Зорро прорезиненными дубинками. В начале он ещё уворачивался от ударов, но вскоре они просто свили его с ног. Я рванул ему на помощь но зацепился за поребрик и…

— За что зацепился?

— Ну за бордюр… Когда я подбежал, Лёха уже лежал на асфальте в луже крови…

В это время с улицы послышался весёлый лай собак и скрип приближающихся нарт.

— Оленька, пора вставать… Давай я чайник поставлю… — Саша попытался выбраться из под одеяла, но девушка его остановила.

— Я сама поставлю… Так что дальше?

— Дальше… Я подбежал к ментам и стал их оттаскивать от Лёхи, Один из них, усатый такой с низким, покатым лбом переключился на меня. Бил он со знанием дела и как мне в тот момент показалось с удовольствием, глаза сверкают, стальные фиксы блестят, слюни фонтаном, как у бульдога… Благодаря постоянным тренировкам я успешно блокировал удары и какое-то время он не мог меня достать. Тогда на помощь усатому пришёл второй мент, он меня и отвлёк. В конце концов дубинка со свистом врезалась мне в левое ухо, от оглушающей боли я чуть не сошёл с ума. Сам не знаю, может от боли, а может от злости, во мне появилась бешеная сила. Дальше всё вспоминается короткими вспышками, выхватывающими из той злополучной ночи яркие, коротки эпизоды. Обезумевшие глаза патрульных мусоров. Жуткий крик Анжелы, её забрызганное тёмной кровью платье. На тротуаре усыпанный осколками стекла Лёха Зорро, он бледен и неподвижен, будто мёртв. В витрине магазина в неестественной позе мент, из его горла торчит острый кусок стекла. Затем мои опухшие, трясущиеся руки в наручниках. Всё…

Саша замер, уставившись в точку, он будто переживал заново цепочку роковых событий.

— На суде прокурор запросто выпросил высшую меру, которую потом заменили на строгий-четвертной, без права на УДО.[16]

— А Лёха? Он умер?

— Почти… — продолжая разглядывать невидимую точку, грустно закончил он, — один из ударов раздробил височную кость, её острый край вошёл глубоко в мозг. Врачи сказали, что даже если свершиться чудо и Зорро выкарабкается из комы, он навсегда останется инвалидом…