Полицейский - Эдуард Хруцкий

— Александр Петрович, — дотронулся до его плеча Литвин, — приехали.

Действительно авто стояло на Каменноостровском проспекте. За своими невеселыми думами Бахтин и не заметил, как добрались до места.

В саду фонари не горели, и здание театра скорее угадывалось. Ворота были закрыты, и поэтому они пошли вдоль забора.

— Здесь где-то есть калитка. Черный ход для артистов, — сказал всезнающий Литвин, — я, бывало, раньше через нее проникал. — Любите дев из варьете? — А почему нет, Александр Петрович. — Вы бы женились, Орест. — А вы?..

— Справедливо, видимо, придется нам умирать холостяками. — Вот она.

Бахтин, подивился, как в такой темноте Литвин разглядел дверь в заборе. Впрочем, как выяснилось, место это было ему весьма знакомо. Литвин толкнул калитку. Она не поддалась. — Заперли черти, пойду Степанова позову.

— Неужели сами не сдюжим, — засмеялся Бахтин, — два здоровых мужика.

Они навалились плечами, и дверь начала медленно поддаваться. Еще немного. Еще. Со звоном вылетела задвижка. Дверь распахнулась.

— Ну вот, — Бахтин отряхнул пальто, — теперь куда? — Найдем, — легкомысленно ответил Литвин. — А вы взяли фонарь, Орест? — Конечно.

Слабый желтый свет вырвал из темноты какие-то камни, палки, запрыгал по лужам. Бахтин хоть и старался ступать аккуратно, но все же влез в какую-то яму с водой. Проклиная службу, Немировского, бандитов, он шел вслед за Литвиным.

Здание театра смотрело в ночь мертвыми глазами окон. Тишина. Ни огонька, ни света, только с проспекта доносился скрежет трамвая.

— Что же дальше, господин Сусанин? Не знаю, как чувствовали себя поляки в те славные дни, а у меня, по вашей милости, Орест, ноги мокрые.

— Есть мысль, Александр Петрович. — Литвин достал свисток и дал две длинные трели, так обычно городовые вызывают дворников. Они прислушались.

Внезапно совсем рядом в темноту выплеснулся теплый свет. — Кто здесь? — Сторож, — рявкнул Литвин, — спишь?

Они пошли на свет. В квадрате дверей стоял крепкий старик в накинутом на плечи нагольном тулупе. — Вы кто будете?

— Мы из сыскной, — ответил Литвин, — скажи-ка, дед, кто, кроме тебя, еще есть? — Да никого. Были два господина и ушли. — Что за господа?

— Да Бог их знает, мне помощник управляющего велел пустить их в комнату, где аппарат висит. — Телефон. — Точно. — Долго они здесь были?

— Да почитай часа два, потом ушли, а мне четвертак за беспокойство пожаловали. — Какие они из себя?

— Господа как господа, в пальто богатых, котелках, у одного тросточка с серебряной ручкой, вроде как рыба изображена. — А кто у вас помощник управляющего? — Так Илья Семенович. — Знаешь, где живет?

— Да, на третьем трамвае вторая остановка. Сенная площадь. Там дом Романова, знаете? Так они во втором этаже проживают, нумер шесть.

— Вот что, борода, завтра, как сменишься, приезжай на Офицерскую, в здание Казанской части, там сыскная полиция, спросишь господина Литвина. Понял? — Бахтин ощутил в ботинке отвратительную мокроту. — Вы, Орест, берите машину и за этим Ильей Семеновичем, а я на извозчике доберусь.

Извозчик ехал медленно, но Бахтин не торопил его. Не хотелось ему спешить в «присутствие», последнее время он стал чувствовать, что внутри его словно все выгорело. Куда-то ушел азарт, желание поймать преступника как можно быстрее. Так, наверное, бывает у стареющей охотничьей собаки, — невесело шутил он.

Последние три года он вдруг стал ощущать свою ненужность. Сыскное дело изменилось так же, как изменился контингент жулья. Все чаще преступления начали совершать вполне почтенные граждане. Ну вот хотя бы сегодня. Поручик Копытин, павлон, вышедший в лейб-гвардию, убивает подпрапорщика, крадет ценности, дезертирует, совершает разгон, а потом убийство. Ну как понимать это. Он же не Сережка Послушник и не Федька Грек.

Офицер, в обществе принимаемый господин. Господи, что это с людьми случилось? Какая же странная наступила жизнь. Вот и сегодня он с мокрыми ногами тащится на извозчике на Офицерскую. Служба. Одна лишь служба. За два дня до войны уехал в Москву работать его единственный друг, литератор Женя Кузьмин. Ныне он на фронте. Статьи его из Галиции даже «Нива» печатает, а ведь когда-то Женя Кузьмин об этом только мечтал. И Ирина уехала. А Лену Глебову он в прошлом году случайно увидел на Финляндском вокзале. Как же был далек тот предвоенный день! И вот уже скоро сорок, из них пятнадцать лет гоняется по городам и весям за всякой сволочью, подставляя себя под пули и ножи.

А что взамен? Три креста на шею, пара иностранных орденов, да четыре медали. Не ахти какое жалованье, да чин, равный подполковнику, уже шесть лет. Хотел его Филиппов сделать помощником начальника, кто-то помешал. Неужели на роду ему написано ловить до смерти воров да с лживыми агентами по гостиницам встречаться. Уехала Ирина, вышла замуж за богатого француза и упорхнула в Лион.

До войны он получал от нее письма. Ирина жаловалась на скуку, искренне переживала свой уход со сцены. Только теперь Бахтин понял, как ему не хватает суматошного Ирининого дома, всех этих веселых и легких людей, которые почти ежедневно собирались у нее. Почему же случилось, что внезапно он стал совсем одинок? Поглядишь на сослуживцев, у всех компании, обеды, ужины, пикники, винт. А у него одинокие походы в кинематограф, да беседа с хозяином ресторана «Тироль» Францем Игнатьевичем Рихтарским, благо кабачок сей совсем рядом со службой и с домом.

Они с Литвиным сидели в «Тироле», было это дней десять назад, и Орест спросил:

— Александр Петрович, а вы о Рубине совсем забыли?

Нет, не забыл Бахтин ни о Рубине, ни об Усове. Помнил он их, ох как крепко помнил, тем более памятью на боку остался у него ножевой шрам, еще немного и лежал бы он в холодной, на Фонтанке, 132, в Александровской больнице. Нет, он помнил Рубина. Правда, пока не встречался с ним, но в его сейфе-лежала папка с надписью «Лимон», такую кличку имел господин предприниматель Рубин в далекой Одессе. Но кличка кличкой, агентурные донесения в Судебную не понесешь.

Однако папка на Рубина пополнялась. Много интересного прислал Миша Рогинский, чиновник для поручений Одесской сыскной, жаль, убили его в прошлом году, в ресторане Лондонской гостиницы. Помог полковник Веденяпин, перешедший с началом войны в контрразведку. Московские коллеги тоже постарались. И, конечно, Женя Кузьмин прислал газетные вырезки и просто записи разговоров.

Филиппов, которому Бахтин показал документы, сказал, подумав:

— Александр Петрович, не как к подчиненному, а как к другу обращаюсь, пусть об этой папке заветной никто не знает. Для прокурора здесь данных считай что нет, а для газетного скандала… — Он покрутил рукой в воздухе и продолжил: — Да и фамилии, смотри, какие громкие. Большие деньги сможешь заработать, продав, к примеру, Василевскому, который He-Буква, или Дорошевичу. — Если уж отдавать, то Жене Кузьмину.

— Ты, братец, никому не отдавай, так для тебя спокойнее будет, а то видишь, у Рубина в дружках сам Козлов, его одесское превосходительство. Теперь-то мне кое-что ясно, но как докажешь. За Козлова горой сам Фредерике. Министр двора. Это не шутки. — А если пойти в Думу?

— К Родзянко? А что он сделает? Очередной запрос Маклакову? Помнишь, что статья I Свода основных законов Российской империи гласит: «Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный…» Вот так. А ты — Дума.

Помнишь, как в двенадцатом году они разбирались? Если бы ты смог доказать, что Семена того Рубин послал, тогда все. Упекли бы его в арестантские роты, и никто бы не помог.

Да если бы он мог доказать. А дело-то ясным было, простым, как помидор. Но… В ту далекую ночь, когда ему позвонили и сказали, чтобы он искал Шохина в Обводном канале, труп его нашли перед рассветом.

— Как у него еще голова держится, — вздохнул судебный медик Брыкин.

— Крепкий человек это сделал, к ножу привычный, — сказал Литвин, — горло разворотил до позвонков.

Метрах в трехстах обнаружили следы авто. Ясно, что Шохина увезли сюда и убили у канала. Кто же знал о том, что он дал показания? Бахтин, Литвин, Филиппов, Иников и следователь Акулов.

За служащих сыскной полиции Бахтин был спокоен. Никто из них никогда бы не назвал свидетеля. А вот этот идиот Акулов!

Болтливый, истинно «светский человек». Наверное, ляпнул где-то, ну и…

Сильные люди стояли за этим делом. И присяжный Усов не зря приходил. Предупреждал он. Предостерегал. Тогда и Бахтина самого чуть не убили, спасибо, надежный агент успел предупредить.

Ночью кто-то осторожно позвонил в дверь. Коротко и тревожно. Бахтин проснулся сразу. Накинул халат, наган на всякий случай сунул в карман и пошел в прихожую. На площадке стоял извозчик Ферапонтов. — Ты чего, Егор? Не знаешь, куда приходить?

— Так знаю, ваше высокоблагородие, Александр Петрович, только дело уж больно паршивое. — Ну заходи.