Военный коммунизм в России: власть и массы - Сергей Павлюченков

Летом и осенью 1918 года продовольственные отряды и организация комитетов бедноты в деревне стали активно вовлекать крестьянство в орбиту национальной политической жизни. Реквизиционная политика с неизбежно сопровождавшим ее произволом вызвала широкую волну крестьянских восстаний по всей Советской России. Крестьянство превратилось в главную опору для развертывания демократической контрреволюцией протяженного фронта военных действий против большевиков в Сибири, на Урале и в Поволжье.

Крестьянским восстаниям в тылу Красной армии в немалой степени обязаны своими успехами белые армии Колчака и Деникина в 1919 году. Самое крупное крестьянское восстание в период гражданской войны, охватившее уезды Симбирской и Самарской губерний, произошло в марте 1919 года, в дни активного продвижения Сибирской армии Колчака к Волге. Восстание началось 2–3 марта выступлением в приволжском селе Новодевичьем, скоординированным с беспорядками в воинских частях Сызрани. Несмотря на то, что сызранские мятежники были разоружены, движение из Новодевичьего быстро перекинулось на север — в Сенгилеевский и Кореунский уезды, на юг — в Сызранский уезд Симбирской губернии и на восток за Волгу — в Мелекесский, Ставропольский и Самарский уезды, охватывая преимущественно крупные, зажиточные села. Движение отразилось беспорядками в центрах остальных уездов Самарской губернии, то есть в ближайшем тылу Красной армии. Связь восстания с наступавшей Сибирской армией была несомненной. По данным особой комиссии, присланной из Москвы под руководством Л. Г. Смидовича, оно охватило от 100 до 150 тысяч человек, которые имели лишь несколько сот винтовок, несколько пулеметов и в основном были вооружены самодельными пиками, вилами и т. п. Отсутствие необходимого вооружения было бедой всех крестьянских выступлений, и поэтому, несмотря на численный перевес и, как отмечалось в отчете комиссии, «централизованность и большую организованность всего движения», оно было обречено на быстрое поражение. К 20 марта «энергичными и беспощадными мерами», — писал Смидович[206], восстание всюду было ликвидировано. Потери карательных частей составили до 200 человек, повстанцев — не менее 1000. В ходе восстания крестьяне совершали зверские убийства советских активистов, красноармейцев, пытались перерезать железнодорожные линии, захватить важнейшие центры, что им и удалось на несколько дней в Ставропольском уезде.

Причины восстания столь большого числа крестьян и их лозунги были, в общем, традиционными для всей Совдепии: реквизиция продовольствия, мобилизация лошадей, чрезвычайный налог, а также антирелигиозная политика властей. Причем все эти мероприятия сопровождались вызывающими злоупотреблениями местных коммунистов и органов власти. По признанию Смидовича, власть в районах восстания «выродилась во власть коммунистов, причем весьма сомнительного качества», которые действовали помимо Советов через ЧК путем «произвола, насилия, угроз и избиений»[207]. После этого становится ясно, почему все восстание прошло под лозунгами: «За Советскую власть», «За Октябрьскую революцию», но «Долой коммунистов!»[208] В наказе своему делегату на мирные переговоры с властью крестьяне Нижнесанчелеевской волости Мелекесского уезда писали: мы «вынуждены были восстать не против советской власти, но против коммунистических банд с грязным прошлым и настоящим, которые вместо истинных проповедей грабили и разоряли крестьянское население»[209].

В Сенгилеевском уезде комиссии Смидовича пришлось даже публично развернуть особый революционный трибунал, на котором были привлечены к ответственности некоторые деятели ЧК, возомнившие себя «высшей политической властью в уезде». Они были осуждены трибуналом, но как можно узнать из письма Г. И. Бокия секретарю ЦК Е. Д. Стасовой из Симбирска от 20 мая 1919 года: «Был здесь Калинин и заставил снова сожалеть о смерти Якова Михайловича». Калинин амнистировал бывшего председателя и секретаря сенгилеевской ЧК, приговоренных к 10 годам общественных работ. Бокий, председатель симбирской ЧК, был сам возмущен:

«Впечатление, произведенное освобождением на граждан города и окрестностей, удручающее, слышны возгласы: „Коммунистам все можно делать. Для отвода глаз посадили на несколько дней и освободили, а 150 человек крестьян расстреляли!“»[210]

Восстание поволжских крестьян началось так же, как и повсеместно разгорались многие волнения: набатный звон, сход, аресты и избиения представителей власти и коммунистов, общее вооружение чем попало, выборы штаба и командиров, рассылка делегатов по соседним волостям с призывом присоединиться и т. д. В ходе восстания происходили перевыборы в Советы при всеобщем голосовании. Все это было типичным для большинства крестьянских выступлений времен гражданской войны, но поволжское восстание помимо своих масштабов и организованности имело свою очень характерную черту, по которой и получило название «чапанного». Отряды повстанцев состояли почти сплошь из крестьян пожилого возраста, одетых в традиционную для этих мест одежду — чапаны. Что очень важно отметить, молодежь держалась пассивно или отрицательно отнеслась к движению. В подобном размежевании кроется одна из разгадок того, почему в годы гражданской войны крестьянские бунты жестоко подавлялись такими же крестьянами, но только одетыми в солдатские гимнастерки. Противоречие поколений — не миф, а объективная реальность, особенно в патриархальных русских деревнях, где глава, хозяин зачастую держал себя настоящим деспотом в отношении всей семьи. Особенно огромные приволжские села, издавна торговые, отличались зажиточностью и насчитывали до 40 % «кулацкого», именно такого «хозяйского» элемента.

Не случайно среди деревенской молодежи работа коммунистических организаций пользовалась наибольшим успехом. На 2-м Всероссийском совещании по партийной работе в деревне в июне 1920 года заведующий отделом ЦК В. И. Невский в отчетном докладе признал, что не РКП (б), а Союз коммунистической молодежи ведет главную работу среди крестьян и приток крестьян в партию — это заслуга СКМ[211]. Из молодежи формировалось нижнее и среднее звенья советско-партийного аппарата. Как жаловался на жизнь один старик крестьянин в письме своему сыну — видному комиссару в штабе командующего морскими силами республики П. Бойкову:

«Вот вам и бывшая барщина, хуже крепостной. Тогда хоть правили господа, а теперь наши сынки — почесывай затылок. С нас все берут, а нам ничего не дают»[212].

В марте 1919 года сенгилеевские и ставропольские хлопцы равнодушно смотрели, как их сверстники — красноармейцы из соседних губерний душили восстание старцев в чапанах. Восстание было подавлено, но оно сыграло очень важную роль в успехах колчаковской армии весной девятнадцатого года. Такую же роль, как и известное Вешенское казачье восстание для армии деникинской.

Репрессивная, террористическая политика большевиков в отношении казачества и крестьянства в 1918 — первой половине 1919 года непосредственно отражалась на ходе боевых действий и заставляла Красную армию откатываться к центру по всему фронту — на востоке, на юге России, а также на Украине. На Украине причины противоречий крестьянства с большевистской политикой имели свои особенности. Вопрос о конфискации хлеба здесь не был главным. На руках у украинского селянства находилось огромное количество оружия, в 1917–1918 годах по ее территории прокатилась волна стихийной демобилизации голодной и оборванной русской армии, и иное подразделение за продовольствие могло обменять сельскому обществу хоть целую батарею. Продажа и обмен оружия на продовольствие был массовым, и украинские крестьяне сумели вооружиться не хуже регулярной армии. Отдельному продовольственному отряду в украинской деревне делать было нечего, здесь нужна была крупная воинская команда с артиллерией. Да и воинские части, как правило, подходя к украинским селам, высылали парламентеров с запросом: «Можно ли пройти?» Как у немцев в 1918-м, так и у большевиков в первой половине 1919 года заготовка хлеба на Украине была очень и очень незначительной по сравнению с поставленной задачей и имеющимися запасами у крестьян.

Основа вражды украинских селян к большевикам, вступившим в январе 1919 года на Украину, заключалась в «лишенной, — по дипломатичному выражению Раковского, — всякого революционного оппортунизма» земельной политике Советской власти[213]. После неудачного опыта заготовительной кампании 18-го года московское правительство какое-то время предполагало сделать основной упор не на отдельного крестьянина, а на создание крупных советских хозяйств. Думалось, что именно здесь откроется живительный источник продовольствия для Советской власти. Одновременно решалась бы и стратегическая проблема социалистического строительства в деревне. Как тогда говорил нарком земледелия С. П. Середа, мелкое земледелие есть опаснейший враг коммунизма, лапоть русского мужика может раздавить революцию. В начале 19-го года началась насильственная кампания по возврату от крестьян поделенной ими помещичьей земли и инвентаря и созданию на их базе советских хозяйств, во главе которых в качестве управляющих назначались бывшие помещики. Член коллегии Наркомзема В. В. Кураев в ответ на упреки делегатов 2-го Всероссийского совещания по партийной работе в деревне, что во главе совхозов ставятся бывшие помещики, только развел руками: