История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

Предпринятое сравнение Руси Литовской и Руси Монгольской не только выявляет возможные (но далеко не всегда реализованные) альтернативы русской истории, но и объясняет то бескомпромиссное ожесточение, с которым эти братские народы и наследники Киевской Руси вели смертельную борьбу между собой в XIV–XVIII веках, – борьбу, во многом определившую внешнюю политику и внутриполитическую историю этих стран.

Другая (забытая) Русь?

Как хорошо известно, историю пишут победители. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вопрос о существовании другой Руси – Литовской – принципиально и последовательно альтернативной Монгольской (Московской) Руси, и способной объединить Русь на принципиально иных основаниях, часто даже не ставится в исторической науке, с порога отрицающей возможность альтернатив в истории и полагающей, что правота всегда – за сильнейшим и победившим.

По словам С.В. Думина, до сих пор в России существует – и мешает познанию исторической истины – «традиция рассматривать историю взаимоотношений Московской Руси с её западной соседкой именно с «московской колокольни». До сих пор немало историков убеждено, что население Южной и Западной Руси вполне разделяло московскую программу объединения и с нетерпением ожидало момента, когда власть литовская, (чужеземная) сменится властью московской (родной и любимой). Одни и те же явления оценивались и оцениваются историками по-разному – в зависимости от того, в какой части Руси они происходили.

Так, например, с точки зрения большинства авторов отъезды в Москву вассалов Литовского великого князя должны были свидетельствовать, разумеется, о популярности идеи общерусского единства, отстаиваемой потомками Калиты. Бегство в Литву тверских, рязанских и прочих князей и бояр (в том числе родственников московской династии) считается, однако, явлением принципиально иным, доказывающим лишь сохранение феодальной оппозиции прогрессивной централизаторской политике тех же московских князей.

Бегство, скажем, белорусских крестьян в Великороссию считалось и считается до сих пор доказательством их стремления к воссоединению Белоруссии с Россией. Массовое бегство русских крестьян в противоположном направлении (вплоть до XVIII в.), конечно, не доказывает ровным счетом ничего, кроме обострения классовой борьбы. Присоединение мелких княжеств к московским владениям всегда считалось явлением глубоко прогрессивным. Рост владений великого княжества Литовского историков, как правило, глубоко огорчает, поскольку тем самым отдалялось осуществление Москвой ее исторической миссии. И, разумеется, московские князья предстают при этом «собирателями», а литовские князья – чужеземными завоевателям, разорителями, «находниками».»

4.3. Русь Монгольская: Москва или Тверь? (XIV век: 1303–1389)

В XIII–XV веках на территории части Руси, подвластной Орде (Залесской, Северо-Восточной Руси) начинает формироваться великоросский этнос, всё более противопоставляющий себя Руси Литовской и объединяемый вокруг православной церкви (крайне нетерпимо относящейся к «латинству» и более терпимо – к «поганству» и «басурманству») и всё более деспотических форм социально-политической организации.

В наше время в исторической науке и в массовом сознании всё ещё зачастую бытуют мифы о том, что весь XIV век проходил под знаком «объединения Руси» и «свержения монгольского ига», а также о том, что с самого начала будто бы роль такого объединителя была предназначена Москве. Однако это в корне неверно.

В действительности речь тогда не могла идти о свержении ига (ибо его необходимость и легитимность обосновывала церковь, а князья пользовались покровительством Золотой Орды для усиления своей власти над русским населением). И речь шла вовсе не об «объединении» Руси, а лишь о доминировании на Северо-Востоке Руси. Орудиями такого доминирования были, во-первых, получение (из рук ханов) ярлыка на Великое княжение Владимирское, во-вторых, установление политического и финансового контроля над Новгородом (самой богатой территорией на Монгольской Руси той эпохи) и, в-третьих, расширение и обогащение собственного княжества за счёт ограбления других. Аргументами в этой борьбе за гегемонию были и военная сила, и древнее «лествичное право», и соперничество за симпатии ханов Орды (при помощи неуклонного увеличения дани с Руси), переманивание князьями друг у друга бояр, и привлечение к себе поддержки церковных иерархов. По словам современного историка Л.М. Ляшенко: «Борьба за Владимирский престол не являлась схваткой сторонников и противников единства Русского государства. В ней решался достаточно частный вопрос, какое из княжеств станет ядром будущего объединения». И всё же с этим «частным вопросом» был связан и другой, более важный, – о том, как, по какому пути будет развиваться новое государство, на каких принципах оно будет строиться.

По словам С.Ф. Платонова: «Добиться владимирского княжения для князей теперь значит добиться материального обогащения и авторитета «великого князя».» Контакты с Золотой Ордой были важной привилегией великого князя – не зря он писал в грамотах к удельным князьям: «мне знать Орду, а тебе Орды не знать». Конечно, поездки в Сарай были небезопасны и требовали больших денежных затрат. Зато – к услугам Великого князя Владимирского были право сбора дани с русских земель, татарские полки и широкие полномочия от ордынской легитимной «царской» власти, которые редко кто из горожан или других князей мог осмелиться оспорить.

В Монгольской Руси в XIV веке окончательно укрепляется система княжеств с постоянными династиями местных правителей-монархов. Если раньше вся Русь считалась родовым владением Рюриковичей, а князья легко переходили с княжения на княжение (по старшинству или по призванию городов-государств), то отныне князья передают власть (всё более возрастающую) в княжествах своим детям и смотрят на свои земли, как на вотчины – постоянные владения семьи. А значит, князья всеми средствами пополняют свою казну, приращивают к своим княжествам новые земли, строят храмы и города, привлекают на подвластные им территории переселенцев – бояр и крестьян, покровительствуют новым монастырям. На смену запустевшему плодородному югу Руси (ставшему на четыре столетия Диким Полем) под влиянием набегов татар и усиленной колонизации дикого Севера, поднимаются новые княжества в Залесской Руси: Переяславское, Нижегородско-Суздальское, Московское, Тверское…

Как верно отметил британский историк Г. Кенигебергер, «возвышение Москвы отнюдь нельзя считать чем-то заранее предрешённым: здесь нужна была удача в сочетании с той взвешенной и последовательной политикой, которую вели способные московские князья из рода Рюриковичей». Совершенно несправедливо было бы полагать, что Северо-Восточной Руси было с самого начала «суждено» объединиться вокруг Москвы, и что это объединение было и единственно возможным и вполне прогрессивным. На деле были возможны различные пути и центры объединения Руси. Каковы же были реальные кандидаты на эту роль?

Из этого списка следует сразу исключить Новгородскую республику – самую богатую и обширную территорию, находившуюся лишь в частичной зависимости от Орды. (Под иго Великий Новгород принудительно привёл князь Александр Ярославич (Невский)). Новгород всегда стремился лишь к экономической, а не к политической экспансии на Руси. Он был больше повёрнут на Запад – к немцам, датчанам и шведам, чем на Восток – к «низовской Руси» и беспокоился лишь о бесперебойном подвозе оттуда. хлеба да о сохранении своих вольностей перед лицом настырного натиска Великих князей Владимирских, но никак не об объединении страны. По справедливым словам Б. Кагарлицкого, «Новгород вполне удовлетворялся ролью периферии немецкой Ганзы, её восточного форпоста».

Одно время на роль центров Залесской Руси претендовали Рязанское, Нижегородско-Суздальское и Переяславское княжество. Переяславские и суздальские князья даже какое-то время владели Владимирским престолом, но это продолжалось недолго. Все они находились в опасном соседстве с Золотой Ордой, принимали на себя первые удары татарской конницы и регулярно подвергались страшным разгромам, а потому так и не смогли удержать свою роль лидера.

Наиболее реальным и оптимальным центром объединения и освобождения всей Руси на протяжении XIV–XV веков оставалось Великое княжество Литовское и Русское, но, по причинам, описанным выше, оно, к несчастью, так и не смогло завершить это начатое им нелегкое дело. Наконец, в начале XIV века в борьбу за гегемонию – если не во всей Руси, то в Руси Монгольской (Северо-Восточной) вступили два новых наиболее серьёзных «игрока»: Тверь и Москва.

Тверь изначально имела куда более предпочтительные шансы стать будущей столицей Руси, чем Москва. И прекрасное расположение – максимально далеко от Орды, на Волге, на торговых путях, по соседству с Новгородом, – и наличие здесь, начиная с 1260 года, епископской кафедры – всё способствовало стремительному политическому, экономическому и культурному взлёту Твери.