Червоточина - Андрей Буторин

Проще было принять все за сон, за бред. Если бы он попал в этот вагон сразу, из нормального мира, то наверняка бы так и подумал. Но «бред» тянулся с самого утра, то маскируясь под реальность, то пугая полным отсутствием логики, будто красуясь своей необъяснимой чуждостью. И Нича стал уже привыкать к новым обстоятельствам. Впрочем, свыкнуться со всем этим было сложно, но сознание по крайней мере перестало замирать и пробуксовывать при виде очередных чудес. Но этот вагон!.. Он перещеголял все предыдущее. Покрыл, что называется, как бык овцу! Ничо так. Эффектненько. До дрожи в коленях и холодного пота.

С одной стороны, было бы интересно зайти сейчас в четвертое купе и узнать у себя тридцатилетнего, чем же вся эта чертовщина закончится. Но вдруг он узнает нечто такое, что и жить дальше не захочется? Или вообще купе с числом 35 окажется пустым… Страшно. Очень страшно! Похоже, страх превратился в его верного спутника. Но поддаться ему – значит окончательно проиграть: или сойти с ума, или остаться в этом иррациональном мире навеки, что в общем-то одно и то же. Правда, в этом мире была Соня, которая в его мыслях стала занимать все больше и больше места, но вряд ли ей здесь намного лучше, чем ему самому. А значит, стимул для поиска выхода увеличивается вдвое. Поэтому со страхом придется свыкнуться, как и с выкрутасами бредовой псевдореальности. Поменьше обращать на него внимания, ведь все назойливое очень любит, когда на него реагируют. От этого оно становится только сильней и еще назойливей. А вот хренушки вам, мистер Фобос[1]! Идите вы к… Марсу[2]!..

Накрутив себя как следует, Нича и впрямь почувствовал, что страх вновь отступил. Не настолько, чтобы заглянуть за четвертую дверь, но достаточно, чтобы открыть третью.

Двадцатипятилетний Нича почти не отличался от него нынешнего. Только одет был по другому – в желтую рубашку-безрукавку и бежевые шорты, да волосы коротко стрижены. И лицо с руками красные от свежего загара. Нича даже вспомнил, когда он так выглядел: в отпуске три года назад, когда ездил по путевке на юг.

А за окном купе как раз и шумело море, лениво накатываясь волнами на пустынный галечный пляж. Проплывали один за одним волнорезы, но Нича почти сразу раскусил этот фокус – как и в случае с «березой», волнорез был единственным, продублированным нужное количество раз. «Халтурщики!» – мысленно фыркнул Нича, и так же мысленно порадовался, что, оказывается, еще может шутить. Наверное, этому способствовало еще и яркое южное солнце, и то, что на этот раз он знал, с кем имеет дело. В отличие от дубля, который повторил мимику своего пятнадцатилетнего соседа и слово в слово, с той же интонацией выдал:

– Ничо так!.. Ты кто?

– Спокойствие, – вытянул ладони Нича. – Только спокойствие! Сейчас сяду и расскажу. Можно?

– Ну… – сглотнул дубль и то ли кивнул, то ли нервно дернул головой.

Нича сел напротив двойника. Внимательно на него посмотрел и тоном доброго учителя, вытягивающего двоечника на трояк, произнес:

– Ты ведь догадался уже, правда? Не бойся, дружок, это так и есть.

– А почему?.. – заморгал дубль, и Нича внутренне ахнул: «Неужели и я таким дурачком выгляжу, когда удивляюсь?»

– А вот, – развел он руками. – Оно нам тоже неведомо. Ничо так, ага?

– Да уж…

– В общем, я так понял, ты тоже не в курсе всего этого? – покрутил Нича руками.

– А должен?

– Ну, раз ты тут сидишь… Неспроста же вас понарассаживали.

– Кто? Где?

– Слушай, – не выдержал Нича. – Ты и впрямь дурачок или меня за дурака держишь?

– Ничо так!.. – вспыхнул дубль. Похоже, от возмущения он даже стал более адекватным. – Сваливается такая хрень, а я еще должен знать почему? Это я у тебя спросить должен!

– Ну, спрашивай, – ухмыльнулся Нича. Вот теперь ему «собственная» реакция понравилась.

– А то ты не знаешь, что я хочу спросить! Какого хрена ты тут делаешь, откуда взялся и все остальное.

– Отвечаю по порядку. Я тут сижу и базарю сам с собой. Взялся я тут из какой-то несусветной хрени, которая началась сегодня утром, когда ехал на работу и попал в аварию. Вот вкратце и все.

– Ты хочешь сказать, что кирдыкнулся и попал в рай? Должен тебя огорчить; хоть реклама и утверждает, что Краснодарский край – это рай, но, поверь мне, это всего лишь идиома. Да и я еще вроде бы не умирал… Кстати, тебе сколько лет?

– Двадцать восемь.

– Мне двадцать пять…

– Это я видел.

– Интересно, где?

– На двери твоего купе.

– Слушай, мне твои приколы надоели, – поморщился дубль. – И вообще все это сон или я перегрелся на солнышке… Вали отсюда, не мешай отдыхать. – И он демонстративно откинулся назад, сложил на груди руки и закрыл глаза.

– Ну, как знаешь, – поднялся Нича. – Бывай здоров. Передавай привет… лаборантам.

– Кому?.. – распахнул глаза дубль, но Нича отмахнулся и шагнул к двери.

Он уже открыл ее, когда двойник вдруг спросил:

– Слушай, а как у тебя… с Машей?.. Ну… вы все еще вместе?

– Это с какой Машей? – обернулся Нича. – С темненькой такой?

– А что, их у тебя несколько? – буркнул дубль. – Разумеется, с темненькой… Хотя и так уже все понятно. Иди давай!..

– Ничо так, – помотал головой Нича. – Во дает молодежь! Еще и командует.

Не оглядываясь больше на бесполезного двойника, он вышел и закрыл за собой дверь.

Заглядывать в следующие купе ему расхотелось. Мало того что разговаривать самому с собой и даже смотреть на себя со стороны оказалось неприятно, так еще и толку это не давало. Похоже, кто-то над ними просто прикалывался. Или не просто. Но в любом случае с целями, недоступными его пониманию. Так стоит ли валять ваньку, плясать под чужую дудку? Не стоит.

И Нича решительно двинулся по проходу к тамбуру. Хлопая дверями, он вышел на лязгающую сцепку, перешагнул ее, миновал еще пару дверей и оказался в таком же точно купейном вагоне. Синяя дорожка на полу, желтые занавески на окнах, двери купе, пронумерованные, начиная с пяти – через десятку…

Такой? Или тот же?.. Нича почти бегом пересек вагон и зашел в следующий. Там все выглядело абсолютно так же. Можно было заглянуть в одно из трех первых купе, чтобы убедиться, тот ли это вагон или просто похожий, но Ниче очень не хотелось встречаться со своими омоложенными копиями. Он был уверен, что они там окажутся и узнают его; что этот вагон – единственный в поезде. Как ель за окном первого купе, как волнорез – за окном третьего. Но чтобы эта уверенность стала очевидностью, Нича решил провести не связанный с двойниками эксперимент. Он раздвинул занавески на одном из окон, а еще на одном скрутил их в жгуты и затолкнул концы между стеклом и перекладиной. Затем прошел в соседний вагон и убедился, что ходит по замкнутому кругу.