Что такое историческая социология? - Ричард Лахман

высоким уровнем обобщения, и его глава о расширении «сферы гражданского» в государстве XIX века по сути лишь бегло касается различий между США, Британией, Францией и Германией (Mann, 1993, р. 479–509). Тем не менее его работа предлагает ясный план того, как проводить сравнительно-исторические исследования социального обеспечения.

• Во-первых, надо выделить группы, у которых существует запрос на социальные пособия и льготы. В этом пункте Манн расходится с Сомерс, на взгляд которой формирование подобных запросов и требований происходит на локальном уровне и отвечает локальному потенциалу, благодаря чему группы могут себя определить и мобилизоваться. Манна вместо этого занимает национальная политика; в рабочем классе он видит доминирующего актора расширения социальных программ государства в XIX столетии.

• Во-вторых, следует конкретизировать, как на подобные требования реагировали их адресаты (капиталисты или государственные элиты). Манновская концепция государства как чего-то дезорганизованного и разобщенного делает нас восприимчивыми к той возможной ситуации, когда подобные требования не вызывают единого ответа, а при давлении со стороны рабочего класса среди государственных элит может возникать раскол или они могут вступать в конфликт с капиталистами.

• В-третьих, надо выяснить, как учреждение социальных программ сказывается на способности государства мобилизовывать различные типы власти для достижения целей в других областях (например, повышается ли или ухудшается военный потенциал государства от введения пенсий по возрасту).

• В-четвертых, надо выяснить, как новые социальные программы впоследствии сказываются на мобилизации социальных групп и на потенциале государственных элит и капиталистов к сопротивлению будущим требованиям.

В совокупности эти четыре аналитических шага образуют динамическую модель взаимодействий, прослеживаемых между внутригосударственной политикой, взаимоотношениями акторов в государстве и акторов в гражданском обществе и ростом, стагнацией или свертыванием социальных пособий и льгот. Данная стратегия исторична в том плане, что эффекты, вытекающие из интересов и потенциала как различных носителей власти, так и тех, кто предъявляет им свои требования, отличаются в зависимости от того, как со временем изменяются действия, потенциал и структурные отношения всех остальных акторов.

Подход Манна весьма отличается от подхода Пивен и Кловарда (Piven and Cloward, 1971), с которыми мы познакомились в третьей главе. На их взгляд, интересы и требования бедняков по большей части неизменны, а ответы государства на нарушение порядка демонстрируют устойчивость во времени. Их цель — осветить тему социального обеспечения, и они не занимаются хоть сколь-нибудь глубоким изучением вопроса о том, как создание системы социального обеспечения изменяет государство. Они не рассматривают другие факторы, которые во взаимодействии с протестами и изменениями, затрагивающими выделяемые правительством социальные пособия, могут сказаться на более обширном ландшафте власти и социальных отношений. В результате Пивен и Кловард неспособны осветить различия между программами, учрежденными американским государством в 1930-х и 1960-х годах, а другие ученые не в состоянии установить корреляцию между уровнем протестов рабочих или бедняков и социальными льготами и пособиями в других странах (Skocpol and Amenta, 1986).

Социальные пособия и льготы — это не просто ответ элит на всплески народных требований. Точнее говоря, социальные программы создаются в результате сложных взаимодействий, отражающих сложившиеся в историческом процессе интересы и потенциалы различных носителей власти. Нам нужно разобраться, каково совокупное действие этих потенциалов и интересов в каждом конкретном месте и в каждый конкретный момент времени.

И все же не следует терять надежды и считать, что индивидуальные особенности каждого случая лишают нас возможности отыскать закономерности исторического изменения. Геста Эспинг-Андерсен (Esping-Andersen, 1990) предлагает модель, с помощью которой историческая социология может конструировать причинные объяснения различий, наблюдаемых в социальной политике разных стран. В поле зрения Эспинг-Андерсена находятся носители власти и массовые группы, вовлеченные в политический процесс в восемнадцати богатых индустриализованных обществах в Европе, Северной Америке и Азии. Его заботит объяснение того, как в XX веке страны оказались заперты в одном из трех «режимов государств всеобщего благосостояния». Заметим, что он очень четко формулирует свои вопросы. Для каждой страны Эспинг-Андерсеном установлен какой-то ограниченный отрезок времени, когда принимались программы социального обеспечения, и он приходит к выводу, что после своего введения формально они практически не меняются, даже если объем социальных гарантий растет (или же сокращается, как в последние годы).

Следуя этому выводу, Эспинг-Андерсен сосредотачивает свой анализ на той политической констелляции, которая существовала в каждой стране, когда в них происходило формирование социальной политики. В каждом типе режима государства всеобщего благосостояния он выявляет его особые политические альянсы. В «консервативных» странах мощные и относительно автономные государственные элиты, зачастую созданные еще при абсолютизме, вступают в союз с религиозными организациями, чтобы создать финансируемые государством программы, которые нередко администрируются через церкви и другие существующие корпоративистские организации. Церкви играют ключевую роль, поскольку они расшатывают те альянсы рабочих и крестьян, которые победили капиталистическую оппозицию в странах, создавших социально-демократические режимы. В либеральных странах (таких как США, Британия и Япония) не было ни сильного государства, ни стойкого альянса рабочих и крестьян, и поэтому от правительства они получили фрагментированные программы с проверкой на нуждаемость в сочетании с частными пенсиями и планами медицинского страхования.

В поле зрения Эспинг-Андерсена находятся типы носителей власти, но он не проводит того формального разграничения типов власти, которое есть у Манна. При этом он подробно рассматривает институты, которые находятся под контролем каждого отдельного типа носителей власти и существующих в гражданском обществе групп (особенно крестьян, рабочих, членов церкви). В работе Эспинг-Андерсена наиболее ценны два момента: его способность установить исторические моменты, когда группы смогли предпринять эффективные действия, приведшие к появлению социальной политики, и его способность обнаружить причинную связь между формой и содержанием этой политики и (1) характеристиками акторов, требовавших предоставления социальных гарантий или предоставлявших их, (2) структурами альянсов у политических антагонистов и (3) институтами, с помощью которых происходила мобилизация антагонистов и посредством которых в конечном счете и администрировались пособия и льготы. Его метод позволяет нам также увидеть, почему соответствующая политика оказалась столь устойчивой и после завершения формирования различных режимов государства всеобщего благосостояния. Подход Эспинг-Андерсена аналогичен тому, что делает Пейдж (Paige, 1997), когда объясняет, почему случай Коста-Рики, создавшей развитую систему социального обеспечения (которая обсуждалась в третьей главе), был уникален для Центральной Америки. Пейдж выделяет тех акторов, которые трансформировали костариканское государство, а затем показывает, как новая структура государства стабилизировала политическую жизнь, ограничив возможности каждого класса и государственной элиты придерживаться курса на дальнейшую трансформацию. Подобным же образом Хаггард и Кауфман (Haggard and Kaufman, 2008) устанавливают коалиции элит и классов, создавшие в Латинской Америке, Восточной Европе и Восточной Азии