Что такое историческая социология? - Ричард Лахман

интересы и союзников. Все эти вещи контингентны, и контингентность можно увидеть в межстрановых сравнениях и в исследованиях, посвященных какой-то одной стране (как, например, у Сомерс). Цель исторических социологов состоит не только в том, чтобы проследить цепь событий, кульминацией которых становится новая социальная политика (или официальная отмена либо сокращение расходов на подобную политику), права гражданства или войны и декларации независимости, но и в том, чтобы увидеть весь социальный ландшафт, в котором акторы действуют одновременно в рамках и за рамками государства и в котором границы между этими двумя состояниями сложны и подвижны.

ГЛАВА 6. НЕРАВЕНСТВО

Господствующий в социологии подход к неравенству сосредоточен на индивидах и пытается выявить некие персональные характеристики (социальное происхождение, раса, баллы в тестах IQ, уровень образования), которыми могут объясняться различия в доходах или «социально-экономическом статусе». Некоторые исторические социологи и историки берут на вооружение ту же методологию, проводя исследования механизма «достижения статуса» в обществах прошлого (наиболее проработанными примерами служат: Thernstrom, 1964; Wrightson and Levine, 1979; Levine and Wrightson, 1991). И все же при этом подходе — независимо от того, обращен ли он к современности или прошлому, — не ставится вопрос о возникновении множества иерархических позиций, в которых индивиду отведено определенное место. Кроме того, — и это критический недочет — фиксация на индивидах не позволяет объяснить или даже просто отследить изменения, связанные с общей структурой стратификации. У кого-то из людей дела в конце концов пойдут лучше, чем у большинства, у кого-то наоборот. Методы и данные, относящиеся к достижению статуса, уместны и полезны в том случае, если мы хотим понять, почему конкретный индивид в конечном итоге занимает какую-то конкретную ступень социальной лестницы. Если же, однако, мы хотим понять, почему в определенные моменты истории эти ступеньки социальной лестницы отстоят друг от друга дальше или почему в каком-то обществе увеличивается или уменьшается доля населения на какой-либо конкретной ступеньке, или установить эти моменты и причины изменения, то фиксация на индивидуальных характеристиках по большей части ничего не дает. Чтобы вскрыть динамику исторического изменения, нам нужно вместо этого заняться межстрановыми и межвременными сравнениями или разбором отдельных случаев с привлечением теоретических средств.

Еще один критический взгляд на социологию «достижения статуса» предлагается в книге Чарльза Тилли «Продолжительное неравенство» (Tilly, 1998). Он отмечает, что «крупное, значительное неравенство в преимуществах между людьми соответствует главным образом таким категориальным различиям, как "черный/белый”, “мужчина/женщина”, "гражданин страны/иностранец” или “мусульманин/иудей”, а не индивидуальным различиям личностных свойств, склонностей или совершенств» (р. 7). Тилли хвалит «индивидуалистический анализ» за конкретизацию «конечного результата», то есть степени неравенства, но при этом отмечает, что исследователи, работающие в рамках этого подхода «все же полагаются на неясные, неправдоподобные или недостаточные причинные механизмы, основание которых лежит в индивидуальном опыте или действии» (р. 21). Вместо этого он ратует за отыскание сходств в тех процессах, которыми создается и поддерживается основывающееся на различных признаках (раса, гендер, класс, этническая принадлежность, родство) неравенство. Тилли выявляет, соответственно, четыре механизма: «эксплуатация, осуществляемая элитой, аккумулирование возможностей (opportunity hoarding) неэлитой, копирование (emulation) и адаптация» (р. 26). Он утверждает: «Люди, создающие или поддерживающие категориальное неравенство средствами этих четырех базовых механизмов, редко стремятся создать неравенство как таковое. Вместо этого, устанавливая категориально неравный доступ к неким ценным результатам, они решают другие организационные проблемы» (р. 11).

Модель Тилли показывает, как эти четыре механизма усиливают, модифицируют или временами подрывают друг друга, и именно в этом и состоит ее историчность. Соответственно, степень и продолжительность неравенства определяется не мерой предубеждения какой-либо одной группы, но мерой взаимодействия этих четырех механизмов, усугубляющего их эффект. В качестве одного из главных примеров Тилли использует Южную Африку. Он показывает, как апартеид стал результатом сочетания существующей системы эксплуатации, сконценрированной прежде всего в горнодобывающей промышленности, с аккумулированием возможностей белой неэлитой, а затем был скопирован в других секторах экономики и государственных структурах. Тилли выдвигает антикультуралистский аргумент: контингентные события создали крайнее неравенство, которое затем привело к тому, что белые южноафриканцы усвоили расистские убеждения и модели поведения. Не культура расизма была причиной апартеида. Вместо этого расизм укреплялся и поддерживался структурой неравенства, обеспечившей политическую поддержку институционализации официального апартеида.

Аналитическая методология Тилли может быть сопоставлена с методологией Энтони Маркса (Marx, 1998), политолога, который сравнивает различные расовые категории, созданные в XIX–XX веках в США, Южной Африке и Бразилии. На взгляд Маркса, возникающие во всех трех случаях национальные государства являются ключевой причинной силой, действовавшей при создании системы расового неравенства в каждой из стран: американские и южноафриканские государственные элиты использовали расизм, чтобы солидаризировать белую неэлиту, представители которой конфликтовали друг с другом, тогда как бразильское государство не создало расовую категоризацию, потому что у него не было необходимости взращивать солидарность белых, так как у белых уже была гармония (или по крайней мере отсутствовал явный конфликт). Поскольку, объясняя расовое неравенство, Маркс выявляет всего лишь один механизм, он не способен осветить появление более поздних изменений в неравенстве между белыми и черными. Вместо этого он утверждает, что, будучи однажды введенной, эта модель расовых отношений предопределила степень мобилизации чернокожих в этих трех странах в последующие десятилетия[14].

То, что утрачено в анализе Маркса, как раз и стало возможным в анализе Тилли: способность проследить силу, приводящую в движение двусторонние конфликты элит и неэлит в рамках господствующей — белой — расы, а потом использовать эту движущую силу для освещения изменений, со временем происходящих в межрасовом неравенстве. Модель Тилли также лучше способна осветить обстоятельства времени и места мобилизации эксплуатируемых (как, например, черных в США и Южной Африке) против тех, кто их эксплуатирует или аккумулирует за их счет благоприятные возможности. Она же обеспечивает лучший базис для уточнения того, как сопротивление угнетенных сказывается на механизмах порождения неравенства. Те эксплуататоры, которым бросают вызов угнетенные, в реальности не являются некой сплоченной группой. Сопротивление эксплуатируемых и исключенных влияет на отношения среди тех, кто занимает более высокое положение, порождая динамику и последствия, которых никто из антагонистов зачастую не желал или не предвидел.

Концептуальный каркас, на основе которого Тилли анализирует феномен сопротивления неравенству, также сложнее, чем у Маркса. Согласно анализу Тилли, сопротивление взращено на самих тех категоризациях (раса, религия, гендер и т. д.), которые используются господствующей группой для идентификации тех, кого они эксплуатируют и исключают. Например, в Южной Африке черные начали мыслить себя и самоорганизовываться в