День курсанта - Вячеслав Миронов

Неприятно, но как-то привыкли обходиться без горячей воды на КМБ, как-то и забылось уже, что она где-то есть, кроме бани, конечно.

И началась новая жизнь. Столовая. Наш батальон питался на втором этаже. За столом по четыре человека. Часть стены была огорожена сеткой — клетка. В ней скакали три белки.

И кормили лучше, чем на КМБ. Кормили уже по нормам курсантским, а не солдатским. Так, по крайней мере, нам сказали.

Возле белок, конечно же, мы собрались. Кто-то стучал по сетке, заставляя зверьков бегать еще быстрее, кто-то пытался забросить хлеб.

Четвертый и третий курс смотрели на нас снисходительно. Это были первый и третий батальон, а вот второй батальон — второй курс, старались при каждой возможности нас задрать. Они же уже второй курс! Хотя, как рассказывали остальные батальоны, — именно второй батальон был самый задроченный в училище.

Командовал вторым батальоном полковник по кличке «баба Лиза». Прозвище свое он получил из-за своей поговорки «Я вам не баба Лиза, а полковник!»

Про командование училища нам старшие курсы рассказали, что командовал полковник Панкратов, давно был полковником, а генерала не давали, якобы, из-за случая с автоматом Жука. Был у него первый заместитель полковник Бачурин. Про них двоих все говорили так, что если попался кому-то из двух этих полковников, просто так доковыряются и впаяют пять суток «губы» с продлением.

До столба можно пристать: почему стоишь здесь, почему не побелен, кто разрешил объявлениями обклеить, отчего собакам позволил тебя пометить и прочее.

Все от фантазии зависит. Ну, а уж про курсанта-то что говорить. Было бы желание, а нарушений в форме одежды, даже у самого уставного военнослужащего с плаката и то можно нарыть на пять суток. И поэтому курсантская заповедь в училище была такая: «Увидел где-то вдалеке Панкратова или Бачурина — беги!»

Про Бачурина говорили также, что у него феноменальная память. Увидел курсанта в самоходе, приезжает в училище, строит все училище, идет вдоль строя и показывает на самовольщика. И все. Такса у Бачурина одна — десять суток «губы». Столько стоила самовольная отлучка. Как учили, что на гауптвахту попадать лучше перед праздниками, тогда выходила «амнистия», и отпускали до срока.

Ну, а что такое «самоход», мы поняли очень быстро. Наша казарма находилась в самом дальнем и темном углу, здесь же плиты забора стыковались друг с другом под прямым углом, забираться легче. С другой стороны забора тротуар пролегал выше, и поэтому плиты не сильно возвышались над тротуаром, и легче было перескакивать, возвращаясь в училище. Натоптали курсанты дорожку мимо нашей казармы в этот угол и прозвали этот путь «тропой Хошимина». Неподалеку располагалась курилка, и мы со страхом и с завистью наблюдали, как курсанты уходили и возвращались из самохода. В нашу сторону они не смотрели. Только выходили из-за угла, смотрели, нет ли офицеров, подходили к забору, прыжок, зацепился руками за край забора, подтянулся, забросил ногу и перемахнул. Кто-то хватался сразу за две плиты. А спортсменов видно сразу и не только по ладной фигуре. Как они перелазили через забор, они не просто подтягивались, а казалось, выпрыгивали до половины груди над забором, потом они также легко перебрасывали свое тело на ту сторону забора.

Возвращение также стоило отдельного описания. Сначала появлялась голова над забором, которая быстро, внимательно осматривала местность, нет ли где офицера, потом перебрасывалась нога в сапоге, и курсант спрыгивал вниз. Кто-то сваливался, как мешок с дерьмом, кто-то чуть сгибал ноги и тут же уходил быстрым шагом, на ходу поправляя форму.

Ну, а некоторые преодолевали забор, как на полосе препятствий — переброс тела, упор на одну руку, кувырок через себя, приземление почти бесшумное, и тут же — старт мгновенный. Очень красиво со стороны смотрелось. И мы понимали, что перед нами был мастер самоходов. Ни одного лишнего движения, ни сопения.

Все училище, включая патрулей, знали о великом пути в самоход — Тропе Хошимина. А в патруль ходят не только курсанты, патрули бывают и солдатами, и начальники патрулей у них не училищные офицеры, а из воинских частей. И у них план — поймать за дежурство не менее пяти самовольщиков и вернуть в казарму не менее пяти военнослужащих из-за нарушений формы одежды.

За пойманных солдат своей части командир части тебе «спасибо» не скажет, поэтому соревновались патрули.

Курсантские ловили солдат, а солдатские — курсантов и солдат других частей.

В Кемерово стояли части ПВО, сухопутные части, в основном — артиллеристы, внутренние войска. Последних никто не любил. Носить ВВ-эшные погоны считалось неприличным. Они не Родине служат, защищают ее, а зоны охраняют. Никто вслух не говорил, но у каждого в семье родственники так или иначе попадали под Молох 1937 года.

Началась подготовка, как говорил капитан Тропин, «великому таинству» — Присяге. Как человек относиться к какой-нибудь религии, христианству, исламу… так же и к присяге. Ты становишься членом великого Ордена — Армии Советского Союза. Армии, которая всех противников имела «ввиду» с особым пристрастием. Великая Отечественная Война, война во Вьетнаме показала, что дерем всех и вся. Война в Афганистане… ну, ничего, сейчас поднажмем и тоже всех закатаем в асфальт! Главное, чтобы повоевать! Нас же будут готовить к войне! Четыре года! Научимся! Пережили же КМБ, мать его, этот курс!

И вот настал день, когда нам выдали оружие! Почти весь батальон отправился на оружейные склады получать автоматы. В каждом ящике по двенадцать автоматов.

Валерка Вдовин, разбирая автомат для чистки, глядя на него, вздохнул:

— Я бы его сейчас на две бутылки молока и пять коржиков променял бы его!

— Лучше на водку!

— Нет. Водки не хочу! Молочка бы!

— Хватит о жратве! Живот сводит!

В роте командиры взводов раздавали оружие, записывали в ведомости, в оружейной комнате карандашом в пирамидах записывали фамилии, где у кого будет стоять автомат, бирки потом изготовим. Потом чистили оружие. Чистоту оружия принимали командиры взводов.

Тропин с Баровым в своих взводах делали просто, легко и непринужденно мизинцем ковырялись внутри, потом смотрели на палец и, если им казалось, что оружие грязное, вытирали о подворотничок курсанта. Если грязь оставалась, то белая ткань становилась грязной. Она по-любому пачкалась. От оружейной смазки или маслянистой грязи. Так третий и четвертый взвода стояли в грязной и замасленной подшиве.

И началась строевая подготовка с оружием. По четыре часа на малом плацу. С оружием при отдании воинской чести, правая рука не прикладывается к головному убору, а левая рука берется за цевье автомата. Почти до автоматизма вырабатывали у нас движения, доклад, текст присяги можно было не читать, каждый его знал наизусть, разбуди ночью — спроси — «отлетит от зубов» на пять баллов.

Все знали, что 09.09.1984 г. наш батальон будет принимать присягу. 8 сентября — строевой смотр батальона в парадной форме. Присяга принимается в парадной форме для строя. Коля Бударацкий умело дотянул время до седьмого сентября, и тогда наша рота, самая последняя из всех пошла, получать форму. На следующий день — строевой смотр.

Китель, брюки, рубашка, галстук, ботинки — для увольнения, погоны, шеврон на рукав, петлицы, эмблемы. Как нам объяснили, эмблемы у связистов самые дорогие. У всех видов и родов войск цена эмблемы не превышали 2–3 копеек за штуку, а у связистов — по семь копеек. Потому что в центре была маленькая красная эмалевая звездочка. Ну, оно и понятно — элита же!

На кителе изнутри, в боковых швах спрятаны, могут доставаться, могут скрываться два крючка. Чтобы не перетягивать парадку, как х/б, ремнем, а по-человечески, все красиво, ровно.

И ремни нам выдали на присягу парадные — белые. Они были уже видавшие виды, их нужно было мыть с мылом, чтобы оттереть от грязи, пыли.

Пользуясь служебным положением, я отобрал себе ремень без надписей — бирок изнутри. Кто-то когда-то давным-давно написал синей шариковой ручкой свою фамилию и номер военного билета с внутренней стороны ремня. С годами через тряпичную основу чернила просочились и вылезли синим пятном на внешней белой стороне.

Как пришивать погоны, петлицы — понятно. Шеврон — на двенадцать сантиметров ниже плеча. Как раз длина военного билета.

Шеврон тоже можно по-разному пришить. Можно просто, а можно и с форсом. Это берешь ткань и слой за слоем, смазывая клеем ПВА, через марлю, проклеиваешь. Тогда и шеврон становится толстым, объемным. Торец белый закрашиваешь черным фломастером.

На парадку перед присягой, конечно, не стоит это делать. Но некоторые делали.

Придаешь усовершенствованному шеврону немного согнутый вид. М-да, смотрится красиво. Жизнь — цепь, а мелочи в ней звенья, нельзя звену не придавать значение. А форма наша военная состоит из мелочей. И нужно сделать так, чтобы все мелочи — звенья были красивы. Тогда и ты будешь смотреться красавчиком, а не чмом.