Проклятье на последнем вздохе или Underground - Елена Гладышева

Захмелевшие гости пили уже без тостов и пели, не слушая друг друга. Подпевая душевную песню про загубленную любовь, Наталья уронила слезу.

— Мать, ты что — то сегодня себе лишку позволила, — отметил Александр, кивая на пустую рюмку жены.

— Не даром же говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься, — Наталья слегка прислонилась к сильному плечу мужа, стараясь разобраться в своих ощущениях.

— Ты это, аккуратней прислоняйся, а то я ещё не понял, чего ты набралась — то! — пошловато пошутил Александр, хорошо хоть не очень громко.

— Да ты и сам не подарок! — впервые сделала мужу комплимент Наталья, совсем не обидевшись на его слова.

— Молодец Александр, что пригласил и вечно недовольных соседей. Может хоть теперь ей будет с ними легче общаться? — думала Наталья прибирая за гостями со стола.

30

Все жители улицы знали, что Марго — это их конопатая и беспутная соседка Рязанцева Маруська.

— А до войны была баба, как баба, или муж её в строгости держал? — недоумённо перешёптывались между собой соседи. — А как овдовела, точно с цепи сорвалась!

Получив похоронку на мужа, она поначалу пыталась утопить своё вдовье горе в вине. Не просыхала несколько месяцев подряд. Но потом всё же сообразила, что, собирая стаканы с различной бормотухой по многочисленным пивнушкам, она, в добавок к ним, собирает так же блох и фиолетовые фингалы под глазами.

И Маруська положила глаз на привокзальный ресторан, не пустовавший почти круглые сутки. Поначалу она боязливо усаживалась куда — нибудь в уголок за свободный столик и терпеливо ждала, когда на неё обратит внимание какой — нибудь очередной пьяный искатель приключений. Потом стала напиваться до такой степени, что её волоком оттаскивали отсыпаться в маленький кабинет директора, который имел привычку ночевать у себя дома.

— Не угостите даму коньячком исключительно для куражу? — проспавшаяся Марго на опохмелку начинала разводить на дорогие вина других пьяных посетителей ресторана. — Я догадываюсь, о чём вы сейчас хотите меня спросить. Отвечаю: в это время суток я предпочитаю коньяк армянский «пять звёздочек»! И по глазам вижу, что деньги у вас есть!

В результате росла и выручка бара, но и чаевые официантов.

Расфуфыренные одинокие официантки очень удивлялись тому, каким успехом маленькая, рыжая с синюшной кожей Маруська пользуется у проезжих офицеров, посещавших ресторан. Кто — то из них припозднился с демобилизацией, а другие возвращались домой после долгого лечения в госпиталях. Все они очень спешили, но некоторые из — за случайного знакомства с Марго, опаздывали на свой поезд и потом гостили у неё по нескольку дней, ужиная всё в том же в ресторане.

Маруськины соседи поначалу смущались, потом возмущались, потом привыкли к возникшему рядом с ними притону, но неприязненно сплёвывали в след, выходящим из Маруськиного дома, бесчисленным и вечно пьяным гостям.

И её несовершеннолетняя дочка не отставала от распутной мамаши. Поговаривали, что после аборта, она потом еле оклемалась.

Но и некоторые соседи, не слишком замороченные моральными принципами и не пекущиеся о своём авторитете, иногда сердечно откликались на круглосуточно поющий патефон и проскальзывали в злачный дом с обязательной бутылкой спиртного за пазухой.

Иногда чья — то разозлённая жена, предварительно выудив из притона своего непутёвого мужа, вызывала милицию и из двери Маруськиного дома извлекали пьяные, в основном неопознанные тела и на улице воцарялся долгожданный покой.

Но не на долго.

А потом загорелись огромные ёмкости с мазутом, находившиеся рядом с железнодорожной станцией. Страшные языки пламени в адской пляске поднимались высоко в небо и сгущались в чёрный дым, который было видно за несколько километров от пристанционного посёлка.

Со станции на дальние запасные пути выгнали все составы, тепловозы и паровозы, запретили на время остановку пассажирских поездов, а так же на всякий случай провели эвакуацию жителей близь стоящих домов.

Ресторан тоже пришлось временно закрыть. Его работники и общепит в целом несли большие убытки. А из жителей посёлка об этом особо никто не горевал. Не до этого было. Главное дело — самим остаться в живых, да не потерять своё, не всем свалившееся на голову, имущество.

Старухи усердно молились о том, чтобы, не дай бог, вдруг не поднялся ветер. Это грозило катастрофой всему посёлку. И даже небольшая облачность прижала бы дым к земле, и в нём можно было бы запросто задохнуться.

Пожар бушевал долгих три дня, пока в ёмкостях не выгорел весь мазут. Их постоянно охлаждали чередующиеся пожарные расчеты, чтобы они не взорвались.

Человеческих жертв и разрушений тогда удалось избежать, но многие местные начальники всё же лишились своих руководящих постов и не только.

Поговаривали о диверсии. И ранним октябрьским утром сквозь плотный осенний туман соседи разглядывали чёрный «воронок», остановившийся возле Маруськиного дома. В него затолкали Маргошу с дочкой и трёх мужиков.

Один из них попытался сбежать, но меткая пуля НКВДешника прошила ему ногу и его волоком втащили в машину.

Непутёвую Маруську с дочкой в посёлке больше никто не видел. Поползли слухи о том, что они укрывали диверсанта, пустившегося в бега после поджога мазутного хранилища. Вроде бы его потом поймали и расстреляли, как и Маруську с дочкой.

Многие соседи, в том числе и Александр, не веровавшие в бога, перекрестились в благодарность за то, что в утро ареста они находились дома или на работе, а не в гостях у Маруськи.

Хотя в её причастность к поджогу никто не верил.

Даже Лизавета стала примерной женой, но не долгое время.

31

После окончания техникума работу по полученной в техникуме специальности рядом с домом Нюрка не нашла. Но ей повезло и школьная подруга Клава устроила её телефонисткой на коммутатор, размещённый в, наводившем жуткий ужас на жителей посёлка, мрачном здании НКВД.

В её трудоустройстве помогли не только не простые Клавины родители, но и Нюркина безупречная пролетарская семья, а так же её синие глазищи в длинных трепетных ресницах и наивная, ещё детская непосредственность.

Нюркин начальник — героического вида майор Фильчиков явно покровительствовал ей по работе, и иногда провожал «свои подопечные Анютины глазки» до её дома.

Нюрке льстило, что она идёт рядом с подтянутым мужчиной в форме, сильным и обладающим реальной властью, а не с сопливым пацаном. Его дорогой одеколон, смешивавшийся на мокром воздухе с запахом начищенных до блеска сапог, вызывал в Нюрке одновременно и чувство отторжения и поклонения.