Проклятье на последнем вздохе или Underground - Елена Гладышева

На этом его помощь обычно заканчивалась. Хотя траву на сено скотине косил, конечно, он. Косить он умел и любил и на покос выходил рано, пока беспощадное солнце не успело высушить ночную росу.

Занеся косу с права, он легко срезал полукруг травы и, неспешно передвигаясь, размашистыми движениями снова и снова ловко укладывал скошенную траву себе под ноги.

Горячее солнце с каждым часом поднималось всё выше и нещадно жгло с безоблачного неба. Рубаха Александра быстро темнела, из — под взмокших волос по его лицу тёк пот, но ему некогда было его замечать. Как и тучу комаров, кровожадно пищавших над ухом.

Докосив до зрительно отмеченного им рубежа, Александр обычно закуривал и разглядывал новые мозоли и волдыри на натруженных руках. Его пристрастие к куреву было не просто одним из его безусловных рефлексов, а действенным способом взбодриться и вернуть землю себе под уставшие ноги. Хотя потом его непременно забивал сильный, выворачивавший нутро, кашель.

— Да, здоровье — то стало уже не то. Ломит — то как! К дождю видать.

Александр потом долго растирал разболевшееся плечо и припухшее колено: — Старею.

Вот в детстве былоча, — начинал вспоминать он, — до самых заморозков босиком бегал. Найдёшь когда свежую коровью лепёшку, залезешь в неё двумя ногами, отогреешь их и дале побёг. А щас-то и валенки не спасают, когда сильно мозжит!

— Пил бы поменьше и здоровье было бы, — думала Наталья, но в слух мужу не перечила. Просто сил не хватало. И без того хлопот много.

Но тяжёлый труд давал свои плоды. Со временем в доме и денежки стали водиться. Истомины справили всем новую одёжу, купили красивые венские стулья и полосатые половики на пол.

Но опять пошла корявая по кочкам: пришла рекомендация правительства населению продать государству мелкий домашний скот.

Погоревав, Александр решил к зиме поросят порезать и пышно отпраздновать день рождения жены. К тому же у неё был юбилей.

И заодно отметить запоздалое новоселье.

29

За тёмным окном замёрзшей собакой жалобно скулила метель, а в жарко натопленном доме вкусно пахло пирогами с антоновкой. Сильная лампочка под новым красным абажуром с бахромой ярко освещала праздничный стол, тесно уставленный тарелками с разными вкусностями.

Счастливая Наталья чокалась с Александром и с гостями, наперебой поздравлявшими именинницу, когда, впустив в дом клубы морозного воздуха, зашел чисто выбритый и наодеколоненный Тимоха со свой Лизаветой, кокетливо улыбающейся сразу всем ярко накрашенными губами.

— С днем рожденья, Наталья! Вот зашли тебя поздравить, — облапил Тимофей растроганную хозяйку и чмокнул Наталью в обе щеки, уколов её холодными, выделявшимися на фоне седой головы, рыжими усами.

Побросав пальто, уже не умещавшееся на вешалке, на диван, Тимофей подыскал себе и жене место за столом.

— А это тебе от нас в подарок, — подала Лизавета Наталье красивый, синий кулончик на серебристой цепочке.

— Что ты, Лизавета, это же больших денег стоит! — раскраснелась довольная таким вниманием именинница.

— Бери, это из трофейного, что Тимофей с войны привез. Остальное всё уже в ломбард снесли, да у Пчелинцевых на продукты выменяли, — вздохнула Лизавета. — А тебе как раз к глазам.

— Да куда уж мне, — смутилась Наталья. — Ну может Анна как — нибудь наденет.

Полюбовавшись подаренной красотой, она спрятала кулон в баночку — копилку и вернулась к гостям. Пора было подавать затомившегося в печи гуся с яблоками, который уже давно просился на стол.

Только наполнили стопки, как в дверь постучали.

На этот раз в дверях замешкался дед Кузьма Пчелинцев, смешно покрутивший по сторонам головой, в сползшей на глаза, шапке — ушанке.

— Ой, это я удачно зашел! Бабка моя в баню ушла, а я у неё из загашника бутылочку водочки экспроприировал.

Он достал из — за пазухи и выставил на стол бутылку.

— Одному пить не охота, пошёл было к Тимофею, гляжу из калитки выдвигается расфуфыренная Лизавета и Тимоха — эдаким кандибобером, и кудай — то они подались. Дай думаю проследую за ими. И видать не зря ноги топтал. Чего празднуем — то?

— Юбилей у Натальи, — похвастался Александр. — Садись, дед, — подвинулся он к жене, освобождая деду место на общей лавке.

— Сколько ж тебе годков стукнуло, девонька? Погодь — ка, я сам отгадаю: да никак двадцать, — польстил дед Наталье.

— Нет, дед, сорок мне уже, догадливый ты наш.

— Ну чего ж, всё одно выходит двадцать, только после двадцати, — после непродолжительных вычислений улыбнулся дед до ушей и поднял наполненную до краев рюмку. — С днем рожденица тебя! И всех благ тебе, красавица!

Выпив ещё по одной, гости загалдели как грачи, уже не слушая друг друга. Лизавета сообщила Наталье, что слышала по радио: будто бы к следующему празднику в магазине подешевеют продукты. На копейки, но подешевеют точно. Соседка Шура в деталях рассказывала Аграфене Валерьяновне про жизнь в посёлке, дед Кузьма помаленьку подливал себе из принесенной с собой бутылки, не дожидаясь тостов, а кум Фёдор достал из футляра немецкий аккордеон.

— Вот это я понимаю! Вот это вещь! — дед Кузьма восхищенно погладил невиданной красоты перламутровую облицовку музыкального инструмента.

А Фёдор с видимым удовлетворением от произведенного эффекта, уселся поудобнее и заиграл «барыню» с выходом.

Улыбающаяся Лизавета, раскинув руки, прошла по кругу и остановилась напротив Шуриного мужа. Встряхнув кудряшками и подперев бока руками, Лизавета выдала каблучками такую дробь, что раззадоренный Степан шустро перепрыгнул через лавку, на которой он только что сидел, облокотившись на плечо своей жены, и закрутился вокруг Лизаветы, выкидывая замысловатые коленца.

А Тимофей вывернувшись откуда — то из — за спины, подхватил, ничего не успевшую сообразить, уже заневестившуюся Нюрку и тут же рассыпал перед ней чечётку.

Хорошенькая Нюрка зарделась от такого внимания.

Довольный удавшимся праздником, весёлый Александр под — руку вывел в круг танцующих свою супругу, немного раскрасневшуюся от жары и всеобщего внимания. Давно не танцевавшая, Наталья не ударила в грязь лицом. Круг она проплыла лебёдушкой, а потом переплясала Александра, счастливо улыбаясь.

Блуждая по сторонам осовелыми глазами, иногда сбиваясь, Фёдор играл долго и с вдохновением и, изрядно подвыпившие, танцующие сдались раньше последних аккордов.

Гости опять расселись за столом. Раскрасневшаяся Лизавета, жеманно обмахиваясь платочком, продолжила строить глазки Степану, но Шура осмотрительно пересадила мужа на свое место подальше от через — чур веселой соседки.