Амальгама счастья - Олег Рой

Даша медленно, точно нехотя, открыла глаза и обнаружила, что сидит на полу рядом с бабушкиным трюмо. Облокотившись на комод и глядя в глаза своему зеркальному отражению, она чувствовала себя спокойной, ясной, уверенной как никогда. Ни печали, ни раздражения не вызывало больше воспоминание об Игоре – он просто канул в прошлое, исчез, испарился, как ночной кошмар, и Даша убеждена была, что его влияние на ее жизнь закончилось навсегда. И напротив, каждая минута, проведенная в Зазеркалье, стала для нее осязаемой, словно отпечаталась в мозгу с точностью повторяющего все изгибы времени гипсового слепка. Девушка все поняла, ничего больше не страшилась, и каждый последующий шаг, который Даше предстояло сделать, представлялся ей логичным и единственно правильным.

Во-первых, ей казалось теперь, что она хорошо чувствует «механизм» таинственного действия бабушкиного подарка. Попасть в Зазеркалье можно было либо случайно, как в первый раз, либо намеренно, осознанно, отчаянным волевым усилием, но всегда при этом – на грани разумного бытия. Неважно, случалось ли это в момент физического удара или сильного душевного потрясения, но обязательно это было трагической минутой – минутой боли, непонимания, борьбы или выбора – и зазеркальная страна в любом из этих случаев помогала Даше справиться со смятением и принять правильное решение. Этакая своеобразная форма бегства, думала Даша, но подобный уход от реальности, в отличие от даруемого алкоголем, наркотиками или сумасшествием, не разрушал ее личность, а, казалось девушке, напротив, делал ее сильнее и увереннее в себе…

Во-вторых, Даша понимала теперь и то, что даже в благословенной стране за тонкой зеркальной гранью необходимо быть аккуратной и корректной в словах и мыслях. Она отчетливо помнила каждое из своих чудесных путешествий и могла теперь сделать осторожный вывод не только о том, как достигать Зазеркалья, но и о том, как легко распрощаться с ним. Каждый раз возвращение назад было связано со словом «ухожу», произнесенным мысленно или вслух, по любому поводу; в последний раз это слово и вовсе относилось к желаемому уходу из реальности в Зазеркалье, уходу навсегда– но получилось все с точностью до наоборот, и Даша, совсем не желая того, покинула зазеркальный мир. Следовательно, и там, за гранью мира живых, среди теней и отражений тех, кого давно не было в земной обители, существовали слова-табу – наверняка их было гораздо больше, чем одно, просто девушка с ними еще не столкнулась – и следовало аккуратнее и бережнее обращаться с привычной лексикой, больше думать и наблюдать, чтобы научиться общаться с Зазеркальем если не на равных, то хотя бы без неожиданностей.

И в-третьих, самонадеянно продолжала размышлять Даша, уж теперь-то она, конечно, сможет совместить несовместимое. Общаясь с зазеркальным миром в минуты тоски и сомнения, покидая его и снова возвращаясь туда по собственной воле, она сумеет сделать свою жизнь полноценнее и радостнее. Здесь – работа, карьера, творчество. Там – Марио, его любовь и преданность, всепоглощающая нежность и доверие к жизни, которых никогда уже не будет здесь, на земле… Ответы на все вопросы, догадки и разгадки – тоже там… И, не понимая еще, что она мечтает о невозможном, что нет и не будет в человеческой жизни той гармонии реального и ирреального, к которой она так стремится, что надежды ее на сохранение статус-кво неразумны и беспочвенны, – не понимая всего этого, Даша радостно вздохнула, гибко потянулась и принялась за дело.

Убедившись, что на лестничной площадке уже никого нет, а дверь не заперта, а всего лишь прикрыта снаружи, она вставила в замок ключ, несколько раз повернула его и, оставив на месте стальную цепочку, вернулась в комнату. Быстро собрала осколки с пола (оказывается, она умудрилась разбить свою любимую напольную вазу, старинную, из фарфора, подаренную когда-то Верой Николаевной, – жаль, конечно, но сейчас это не вызывало в ней той бури эмоций, которую, скорее всего, пришлось бы пережить, разбейся ваза при обычных обстоятельствах), затем подняла оброненные со стола, мимо которого бежала от Игоря, книги, настежь распахнула форточку и начала стелить себе постель.

Два часа ночи, мельком отметила она, бросив взгляд на часы. Значит, в земном измерении нынешнее ее путешествие заняло совсем немного времени… Два часа, а завтра – такой тяжелый день! Прежде всего прямо с утра надо вызвать мастера и поменять замок: слава богу, теперь любые услуги можно заказать и получить быстро. Потом – работа: если Даша собирается оставаться в банке, то манкировать обязанностями никак нельзя. А как раз завтра их отдел проводит ответственное мероприятие, которое организовывает Даша и подготовка к которому отнюдь не закончена… Девушка даже поморщилась, представив себе ту лавину дел, которая обрушится на нее прямо с утра, но тут же отбросила все мысли о грядущих хлопотах и вернулась к составлению необходимого плана.

Итак, что еще? Ага, завтра же нужно позвонить Сергею Петровичу и выяснить адрес швейцарской родни. Девушка бранила себя теперь за многолетнюю легкомысленность и недальновидность: поскольку никаких отдельных от Веры Николаевны контактов с Женевой она не имела и иметь не собиралась, то и не позаботилась в свое время записать в книжку хоть какие-то координаты старинного особняка, в котором ей было когда-то так хорошо с Марио. У нее не было даже номера телефона, и теперь, чтобы выяснить все о бабушкином Фонде и о ее распоряжениях насчет Даши (придется обойтись без письма и, уж конечно, без Игоря – с ним все кончено навсегда), необходимо будет обратиться за помощью к дяде и связываться с Женевой уже через него… Ничего, Сергей Петрович поймет. Ей не хотелось сейчас думать о возможных осложнениях – так легко, свободно было на сердце после свидания с Зазеркальем – и, весело напевая, Даша наконец потушила свет и скользнула под теплое одеяло, мгновенно провалившись в сон без каких бы то ни было чувств, звуков, запахов и сновидений.

Она спала, а за окнами тихо падал ноябрьский снег – такой, какой бывает только в Москве: крупный, торжественный, песцово-пушистый – и город сдавался наступающей зиме освобожденно и радостно, пытаясь поскорее забыть про осеннюю слякоть, грязь и тоску.

Глава 9

– Ну, Даш, ты даешь! – Катерина смотрела на коллегу по отделу во все глаза, пораженная той деловой прытью, которую демонстрировала сегодня весь день обычно дисциплинированная, но не слишком рвущаяся к деятельности Даша. Переделав к четырем часам дня количество дел, вполне соизмеримое с четырьмя днями обычной работы, полностью закончив подготовку к открытию частной художественной галереи (банк спонсировал эту затею, и торжественное открытие должно было состояться нынче вечером), организовав все нужные, напоминающие о мероприятии звонки и заручившись согласием всех приглашенных быть непременно, подготовив информацию для газет и убедившись, что журналисты собираются выполнить свое обещание поставить ее на завтрашние полосы, – словом, сотворив все эти профессиональные чудеса, Даша оставалась такой же спокойной и свежей, какой она вошла утром в банковские двери. А Катя, уже изнемогающая от усталости под грузом ежедневных обязанностей, с легкой завистью наблюдала за невиданной непринужденностью, с которой, казалось, давались приятельнице ее неожиданные успехи, и за той таинственной радостью, которой почему-то в этот день так и веяло от соседки по отделу…

– Поделись секретиком, – с нарочито ноющей интонацией продолжала Катюша, демонстративно потирая спину, которая, впрочем, еще никогда у нее не болела, – как это ты сегодня все успеваешь и при этом летаешь, как на крыльях? Может, тебе зарплату прибавили после интервью в журнале? Нехорошо скрывать от народа, обмыть надо… Или повышение по службе Клонов обещал? А может, дело вообще не в работе, и ты просто-напросто влюбилась?..

Дашин смех рассыпался по комнате россыпью хрустальных колокольчиков, и она ответила, не отрываясь от просмотра каких-то бумаг:

– Именно влюбилась. Вот попробуй сама – только всерьез, по-настоящему – и тогда увидишь, как начнешь порхать и сиять, а с делами будешь справляться одним движением мизинца.

– Ну да, – не поверила Катя. – Когда я влюблена, я вообще о работе думать не способна, а ты вон шустрая стала, как электровеник… Не морщись, не морщись, я знаю, что ты не одобряешь мою манеру выражаться.

– Не твою лично, – резонно заметила в ответ Даша, – а вообще такую манеру выражаться. Очень уж плоски и однотипны все эти модные крутые выраженьица. Но вообще-то, конечно, каждый выбирает по себе…

– Не учи меня жить, – начала было Катя известную всем цитату («И в самом деле, – подумала Даша, – почему я ее всегда поучаю? Потому только, что она меня младше?»), но в этот самый момент дверь в их кабинет распахнулась и в ее проеме материализовался лично Никита Юрьевич Клонов. Появление начальника здесь вместо обычного приглашения к себе через секретаршу показалось девушкам настолько необычным и настораживающим, что они не смогли удержаться от короткого обмена едва заметными обеспокоенными взглядами. Но на то Клонов и был гением коммуникабельности, чтобы примечать все, даже такой молниеносный выплеск служебного испуга. И тут же успокаивающе замахал перед носом сотрудниц короткими ручками: