Почему и я христианин - Сергей Желудков

Новая душа познала свободу — искания и соблазны свободы и рабство от свободы — в такой остроте, в такой глубине, каких не знали прежние христианские души. Душа человека не улучшилась, но очень усложнилась и развернулась, и этому соответствует другое сознание.

Человек стал менее цельным, более раздвоенным и новые тревожные вопросы стали перед ним. Катехизисы не отвечают на эти вопросы. В мировой культуре, в литературе и философии явились люди профетического типа, таковы Достоевский, Киргегард, Ницше, Вл. Соловьев, Л. Блуа и другие. Отцы и учители Церкви, богословы–схоластики не могут ответить на поставленные ими темы. профетический огонь всегда был возрождающей силой в окоченевшей, охлажденной духовной жизни. Другой же возрождающей силой была мистика.

Для темы об отношении Божественного и человеческого мистика очень сложна. Некоторого типа мистики имеют уклон к монизму, к признанию одной природы, к угашению человеческой природы в Божестве. Таков всякий квиетеизм. Для диалектики Богочеловечности интересен янсенизм. Классический образ мистического монизма мы встречаем в религиозной философии Индии. Такова и религиозная философия Шанкары, для которого наша душа — Браман, Единое, — противополагается всякому происхождению и становлению. Самый замечательный из современных философов Индии Оробиндо учит, что нужно отказаться от идеи, что мы авторы наших действий, — через личность действует универсальное. Безличность есть условие соединения с Божеством, необходимо достигнуть безличия и безразличия. Душа есть частица Божества.

Мистику часто обвиняют в уклоне к пантеизму и этим часто злоупотребляют. Это связано с непониманием языка мистики. Но необходимо сказать, что когда пантеизм действительно есть, то он есть не столь ересь о Боге, сколько ересь о человеке, умаление роли человеческой свободы и человеческого творчества. Судьба европейского гуманизма, его внутренняя драма, ставит совершенно новую религиозную тему. Это и есть тема о Бого–человечности"…

Еще выписка — оттуда же:

"…Не может сохраниться статическое понимание Бога. Именно христианский Бог, Бог религии распятой Правды, может быть понят лишь динамически. В Боге есть в вечности совершающийся динамический процесс. Это не должно понимать так, что Бог зависит от мира и происходящего в мире процесса, но так, что происходящий в мире процесс внутренне связан с происходящим в вечности, а не во времени, с процессом в Боге, т. е. с Божественной драмой. И только потому происходящее с миром и человеком получает высший смысл. Мир и человек, которые ни для чего не нужны были бы Богу, были бы случайностью и тем самым лишались бы всякого смысла. Мы должны дерзновенно признать нужду Бога в человеке и эта нужда совсем не ограничивает Бога, ограничивала бы и унижала Его каменная неподвижность и самодовольство. В Боге есть тоска по любимом и это дает высший смысл любимому. Вера в Бога есть вера в высшую Правду, возвышающуюся над неправдой мира. Но Правда эта требует творческого соучастия человека и мира, она Бого–человечна, в ней действует идеальная человечность"…

И еще:

"…Подлинная человечность есть Богоподобное Божественное в человеке. Божественное в человеке не есть " сверхестественное" и не есть специальный акт благодати, а есть духовное в нем начало, как особая реальность. В этом парадокс отношений между человеческим и Божественным. Для того, чтобы походить вполне на человека, нужно походить на Бога. Для того, чтобы иметь образ человеческий, нужно иметь образ Божий. Человек сам по себе очень мало человечен, он даже бесчеловечен. Человечен не человек, а Бог. Это Бог требует от человека человечности, человек же не очень требует. Совершенно так же это Бог требует, чтобы человек был свободен, а не сам человек. Сам человек любит рабство и легко мирится с рабством. Свобода есть не право человека, а обязанность человека перед Богом. То же нужно сказать и о человечности. Реализуя в себе образ Божий, человек реализует в себе образ человеческий, и реализуя в себе образ человеческий, он реализует в себе образ Божий. В этом тайна Бого–человечности, величайшая тайна человеческой жизни. Человечность и есть Бого–человечность".

Философ рассуждает об отношении "между Божественным и человеческим вообще", но не прикасается к личной тайне Иисуса Христа. Ниже — еще некоторые замечания к тексту первого догмата христианства.

"Нашего ради спасения"… Что такое СПАСЕНИЕ? Катехизис объяснил это в рассудочно–отрицательном смысле: спасение — от чего. Спасение от последствий грехопадения Адама и Евы в земном раю — спасение "от греха, проклятия и смерти". Но мы знаем, что не было земного рая, что проклятие взаимного поедания, борьба за существование, страдания, смерть были уже на земле еще до появления человека. И мы видим, что и после Явления Христа ничего в этом смысле на земле не изменилось: все живое страдает, мы грешны, мы рождаемся в муках и мы умираем… Возврата к земному раю не совершилось. Да об этом и нет ни слова в Евангелиях Истинная идея СПАСЕНИЯ имеет положительный, таинственный смысл. Святитель Иоанн Златоуст где‑то говорил: "с Адамом мы потеряли рай, со Христом — приобрели небо"… СПАСЕНИЕ ЕСТЬ ПРИОБЩЕНИЕ К БОЖЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ. "Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единародного сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него" (1 послание Иоанна, гл.4). Другой апостол писал, что в Христе нам дарованы великие и драгоценные обетования, дабы мы через них "соделались причастниками Божественного естества" (1 послание Петра, гл.1). Как это будет, как это совершается? Мы не знаем. "Возлюбленные! Мы теперь дети Божии, ноеще не открылось, что будем; знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть" (1 послание Иоанна, гл.3). СПАСЕНИЕ — ТАЙНА, о которой святые учители удивительно согласно выражались в том смысле, что "вочеловечение Бога" имеет целью "обожение человека"…

Вот последнее в этой преемственности свидетельство преподобного Симеона Нового Богослова:

"…Какая цель воплощенного домостроительства Бога Слова, которая во всем Божественном Писании проповедуется, но которой мы, читая сие Писание, не знаем? Не другая какая, как та, чтоб приобщившись тому, что наше. соделать нас причастными тому, что есть Его. Сын Божий для того соделался Сыном Человеческим, чтобы нас, человеков, соделать сынами Божими, возводя род наш по благодати в то, что Сам Он есть по естеству, рождая нас свыше благодатию Святаго Духа, и тотчас вводя нас в Царство Небесное, или, лучше сказать, даруя нам иметь сие Небесное Царство внутрь нас (Лк. XУII, 21), чтоб мы, не надеждою только внити в него питались, но уже в обладание им быв введены, взывали: "жизнь наша сокрыта со Христом в Боге" (Кол. III,3)…

Так писали святые учители, для которых СПАСЕНИЕ уже "предначиналось" в их особенно просветленной духовной жизни. СПАСЕНИЕ не вмещается в здешнем существовании, оно есть чаяние будущего века, нашей судьбы в таинственной Вечности. Мы можем только предчувствовать СПАСЕНИЕ в редчайшие моменты духовного подъема, в молитвах и таинствах Церкви, а также и в таинствах практической жизни, — когда среди нас изобразится Христос.

"И Марии Девы"… Благодарение Богу — я благополучно переболел уже тему Приснодевства, она представляется мне несущественной. Для многих христиан это — неприкосновенная Святыня. Но я могу вполне понять и других, которые, напротив, очень смущаются, прямо соблазняются аналогиями в языческих мифах и полагают, что нельзя ставить веру в биологическое чудо непременным условием христианства. Действительно, это — трудное и, кажется, лишнее препятствие на пути веры для современного человека. Ссылаясь на домысел преп. Иоанна Дамаскина, наш Катехизис утверждает, что рождение Христа совершилось еще и "безболезненно"… Откуда им это известно? В стремлении возвеличить Божию Матерь освобождают Ее от материнских страданий! Бывшие семинаристы вспоминают об одном блаженном ректоре, который совсем недавно учил о безболезненном рождении Христа: "как ветром принесло"… С этим согласились бы и древние еретики–докеты (от греческого "казаться"), которые учили о не–реальной, призрачной, "кажущейся" телесности Христа. Кстати. именно против этой ереси и направлены слова Символа: "и страдавша, и погребенна". Христос страдал и умер, как мы; ничего ужасного, если бы Он и родился во всем, как мы. Блаженный Иероним писал о Рождестве Христовом:

"…Прибавь, если угодно, и другие естественные неприятности, — чрево, раздувающееся в течение девяти месяцев, тошноты, роды, кровь, пеленки. Представь и самого Младенца, завернутого в обыкновенный покров перепонок. Присоедини жесткие ясли, плач Младенца, обрезание в восьмой день, время очищения, чтобы показать Его нечистым. Не краснеем, не молчим. Насколько униженнее то, что он претерпел для меня, настолько более я обязан Ему. И все выставивши, ты не представишь ничего, позорнее Креста"…