Папина дочка, или Исповедь хорошего отца - Диана Чемберлен

Я встала, прошла в маленькую комнату, служившую мне кабинетом, и села за компьютер. Открыла страницу пансионата в Фейсбуке и написала: «Водила сегодня гостей на Старое кладбище. Их особенно впечатлила девочка в ромовом бочонке». Я добавила в пост снимок надгробия.

А потом я сделала то, что хотела сделать весь этот день, — впечатала в поисковик имя «Тревис Браун». На секунду я затаила дыхание. Там было два Тревиса Брауна и несколько очень похожих имен — Тревис Браунинг, Тревис Байрон и еще что-то в этом роде. Первый Тревис Браун был чернокожий, его можно было отбросить, а второй поместил вместо фотографии лодку. Сердце у меня дрогнуло. Тревис жил в Каролина-Бич и вполне мог обзавестись лодкой. Он всегда хотел иметь лодку. Я надеялась, что он надевает на дочь спасательный жилет, когда берет ее с собой. Других фотографий там не было, но оказалось, что он живет во Флориде, женат и имеет двух детей. И родился он в 1966 году. Это не мой Тревис. «Мой Тревис». Я так его и назвала. Скверно.

Мое воображение слишком уж разыгралось. Я прогуглила Тревиса Брауна, но без всяких результатов. Если бы кто-то искал меня, Робин Сэвилл, он нашел бы бездну информации. Все про пансионат, конечно. Множество статей о моей помолвке с Дейлом. Мою студийную фотографию в жемчугах, в черном платье, которое купила мне Молли, и с такой прической, словно я была уроженкой Юга. Но это была не я. Уроженка, да. Но не красавица. Я просто выполняла все, что от меня требовалось, ради предвыборной кампании Дейла.

Так что выходило, что, чем бы Тревис сейчас ни занимался, — если он был жив, а он должен был быть жив, иначе я бы этого не вынесла, — в его занятиях не было ничего примечательного, достойного общественного внимания. Я представляла себе, как он живет спокойной, скромной жизнью с женой и дочерью и работает не покладая рук, чтобы их содержать.

Я доходила почти до сумасшествия, воображая себе все повороты в его жизни и в жизни моего ребенка. Слишком, слишком уж много я о нем думала.

Вчера вечером Дейл сидел у меня в кабинете. Мы сравнивали наше расписание на ближайшие недели, и вдруг он как-то притих.

— Я чувствую, что в последнее время ты как-то от меня отдаляешься, — сказал он.

— С чего ты взял? — изумилась я. — Почему?

— Ты стала сдержаннее. Свадьба тебя не волнует. Ты не хочешь, чтобы я оставался у тебя. Раньше ты меня просила остаться. — Он улыбнулся.

— Прости, — сказала я, глядя в сторону. — У меня нервы расшалились перед свадьбой. Ты же понимаешь, я буду в центре внимания. — Я чувствовала себя виноватой, зная, что лгу. Как можно находиться в одной комнате с Дейлом, красавцем Дейлом, и думать о Тревисе? Я превращалась в одну из этих ненормальных женщин, которые пускаются на поиски бывших бойфрендов и окончательно портят свою жизнь. Когда мы поженимся, все эти эмоции у меня исчезнут. Я на это твердо рассчитывала.

— Большинство женщин на собственной свадьбе любят быть в центре внимания, — сказал Дейл.

— Я знаю. И мне это будет приятно. Это просто… предвкушение, то, что меня волнует.

Я представила себе, что пресса откопает наличие у меня ребенка, как они откопали подробности о Дебре и ее первом браке. Мне нужно было давно рассказать все Дейлу и считаться с последствиями. Но, с другой стороны, зачем я стала бы рассказывать ему о чем-то, что сама привыкла считать никогда не существовавшим?

Я отключила компьютер, и тут зазвонил телефон. Я увидела номер Алисы. Когда я ответила, до меня донесся плач Ханны.

— Не могла бы ты подойти? — спросила она. — Гретхен сегодня приходит только в четыре, а Ханна меня извела. Она никак не замолкает.

— Ну конечно, — сказала я. С чувством облегчения я поднялась и направилась к двери. Я была рада уйти от компьютера и мыслей о Тревисе. Это становилось болезнью, а я не хотела менять одну болезнь на другую. Хватит с меня болезней!

Я нашла Алису в гостиной. Она ходила взад-вперед, встряхивая на плече Ханну, чтобы успокоить ее.

— Я возьму ее у тебя? — спросила я.

— Черт, да бери, конечно.

Я поняла, что ни ее родителей, ни Дейла нет дома, а то бы она так не выражалась. Я взяла у нее из рук ребенка и стала покачивать. Когда Ханна так плакала, у меня просто сердце надрывалось.

— Почему бы нам с ней не погулять? — предложила я. — Ты все время с ней в четырех стенах, а на улице такая хорошая погода. Давай испробуем ее новую коляску.

Алиса пригладила волосы и завязала их в хвост.

— Она будет и на улице орать, и все подумают, что мы мучаем ребенка или еще что-нибудь.

— А может быть, прогулка ее успокоит.

Алиса устало вздохнула.

— Ну ладно.

Мы взяли в прихожей коляску и устроили в ней все еще кричащую Ханну. Мы вместе вынесли ее на улицу, и, как только Алиса покатила ее по тротуару, Ханна тут же замолчала.

— Это чудо, — сказала Алиса.

— Теперь мы знаем секрет.

— Жаль только, что я не могу это проделывать, когда она вопит среди ночи.

— Давай пройдемся по набережной, — предложила я.

— Нет, я хочу пойти туда. — Алиса повернула в сторону Оринж-стрит.

— А у воды сегодня так хорошо, — сказала я.

— Слишком много народу. Я не хочу идти мимо магазинов, где все будут останавливаться, чтобы поговорить с нами и посмотреть на Ханну.

Я ее поняла. Мы и правда привлекли бы внимание прохожих. Я нигде не могла показаться, чтобы меня тут же не узнали. Алиса не была настолько узнаваема, поскольку Хендриксы сделали все возможное, чтобы ее фотографии не попали в прессу. Единственная появившаяся в газетах фотография Алисы была ранних школьных лет, а с тех пор она сильно изменилась. Но, увидев ее со мной, люди быстро сообразят, кто есть кто и что она гуляет со своей незаконнорожденной дочерью, к рождению которой Хендриксы отнеслись так терпимо.

— Хорошо, — сказала я. Мы прошли один квартал, потом другой, третий. Ханна вела себя как ангелочек. Ни у Алисы, ни у меня не было настроения разговаривать, и я была этому втайне рада. В последнее время в разговорах со мной она все время повторяла, как ей не хватает Уилла, и меня напрягало, что приходилось хранить и ее тайну в дополнение к собственной.

— Может быть, вернемся? — спросила я, когда мы прошли с полмили. Мы оказались в бедном районе, дома здесь были маленькие, и большинство нуждалось в ремонте. — Она наверняка теперь проспит еще какое-то время, и ты тоже сможешь вздремнуть.

— Давай пройдем еще квартал, — сказала Алиса, и я удивилась, как по вкусу пришлась ей прогулка. Когда мы миновали еще один квартал, она внезапно замедлила шаг.

— Видишь этот дом, через две двери направо? — спросила она.

Я взглянула на дом. Он был маленький, одноэтажный и выделялся среди других только тем, что был свежевыкрашен. Стены были белые с желтизной, а ставни — бледно-зеленые. Растения в садике явно нуждались в поливе, но они все-таки вносили какое-то оживление.

— Вижу. И что в нем такого?

— Здесь живет Уилл.

Так вот оно что. Это и была настоящая причина отказа пройтись по набережной. Я положила руку ей на плечо.

— Нам надо поворачивать. Ты только терзаешь себя.

— Я только хотела, чтобы ты посмотрела и убедилась, какой это славный дом. Он живет не в какой-нибудь трущобе. Мои родители и Дейл все врали.

— Давай вернемся, Эли, — сказала я. Я чувствовала себя очень неловко. Я не хотела, чтобы Уилл внезапно появился в дверях своего дома. Я уже чувствовала, что обманываю Дейла, разговаривая с Алисой об Уилле. Столкнуться с ним сейчас было бы еще хуже.

— Пойдем, — сказала я. — Давай вернемся.

Она повиновалась, но глаза у нее были красные.

— Спасибо, что ты не сказала Дейлу о моем разговоре с Уиллом в скайпе.

— Больше ты этого не делала?

Она помолчала и оглянулась на дом.

— Один раз я попробовала, но он сказал, что меня за этим поймают и что нам не нужно разговаривать.

— Он прав. — Это хороший признак, что Уилл думал прежде всего о ней, ставил ее интересы выше своих. — Сейчас тебе во всем нужна их поддержка, тебе лучше быть с ними заодно.

— Дейл разозлился бы, если бы узнал, что ты говоришь со мной о нем.

— Да. — Он, конечно, разозлился бы. — Но это только между тобой и мной. Не между мной и Дейлом. — Я сознавала, что это дурно и противно. Я давала Алисе знать, что скрываю кое-что от Дейла, тем самым намекая, что у меня есть с ней общее — тайны.

— Я хочу сказать, что это все женские секреты. Я люблю Дейла и никогда бы не сделала ничего ему во вред, но, поскольку твои чувства к Уиллу не вредят ни тебе, ни Ханне, ты имеешь право говорить о них свободно. Ты понимаешь это?

— Я так его люблю, Робин! — Она остановилась и топнула ногой, как рассерженный ребенок. — И я ненавижу их за то, что они меня с ним разлучают.

— Я знаю, — сказала я.

Я реагировала слишком сильно. Уилл не Тревис. Тревис не Уилл. Хендриксы — не мой отец. Я была тяжело больна. У меня все было по-другому. И все же я всем существом ощущала ее боль и желание, когда снова положила руку ей на плечо.