Жизнь волшебника - Александр Гордеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
более, что с Наташкой и расставаться не хочется. Оставить её – значит предать. Но как предать
того, кто к тебе привязался?
Однако представление самой Наташки о привязанности оказывается иным, и она неожиданно
решает проблему сама, даже не зная, что такая проблема есть. Точнее, решает-то не она, а какой-
то студент, приехавший в Пылёвку в значках и размалёванной куртке ССО. Дрогнув перед
значками и размалёванностью куртки, Наташка так же случайно сталкивается с ним вечером на
улице и исчезает для Романа. Исчезает вроде бы и проблема, но для Романа это шок.
Представить, что скользкие шёлковые маки на её платье теперь точно так же, как он, загребает
какой-то прыщавый студент, даже не служивший в армии – это выше всяких сил. Подмывает,
конечно, найти этого студентика, да морду ему начистить. Так подмывает, что даже кулаки чешутся,
уже забывшие ощущения ударов. Да только студентик-то здесь при чём? Ох, как тяжело,
оказывается, быть брошенным. Однако ж, что тут поделаешь? Всё – улетела красавица, яркая и
обжигающая как бабочка. «Вот как Бабочку я и буду её вспоминать», – грустно и убито думает
Роман.
Главная тема собрания – вопрос о роли партийной организации в деле подготовки к осенне-
зимнему периоду и заготовки кормов. Но о пожаре, имеющем самое непосредственное отношение
к кормам, – молчок. В докладе Таскаева, написанном заранее, видимо, было что-то и о сгоревшем
складе, но, судя по его запинкам и неловкому пробрасыванию отдельных страниц, все это
поправлено и вычеркнуто. И это как знак всем остальным выступающим – об этом лучше
помалкивать. Шум поднимать не стоит. Газеты об этом не пикнут: в образцовых хозяйствах таких
пожаров не бывает. Тем более, пожаров из-за нарушения технологии производства витаминно-
травяной муки. Тем более, что эту муку ещё ни в одном другом хозяйстве района не производят, а
производить должны, опираясь на опыт Пылёвского хозяйства. А если должны, значит, будут. И
37
нечего со своим пожаром переть против политики.
Вопрос о приёме в партию Романа Мерцалова стоит последним, когда всем уже хочется на
воздух, а с задних рядов даже наносит папиросным дымом. Не затягивая время, сам Таскаев
задаёт вступающему два простейших вопроса по Уставу, и все голосуют «за» ещё до того, как он
ответил на последний. И зачем надо было столько волноваться!
В понедельник свежий коммунист Роман Мерцалов едет в райком для утверждения. День
невероятно жаркий. Романа, всю дорогу сидевшего с солнечной стороны, у заклиненного стекла,
нажигает так, что, оказавшись в райцентре, он первым делом ищёт, где бы отпиться. В знакомой
столовой, недалеко от автостанции, продают холодную воду с грушевым сиропом. Роман берёт
сразу три отпотевших гранёных стакана, садится за только что протёртый столик. Вкус сиропа
отдаёт детством – когда же он пробовал его? И вдруг, словно очнувшись, озирается по сторонам.
Да ведь здесь же, в этой столовой и пробовал. Только это было зимой, они заходили сюда с отцом.
Почему отец зимой купил ему сироп? Видимо, просто попробовать давал, потому что самому
нравилось. А у него тогда были новые валенки! И, главное, в тот день был куплен фотоаппарат,
прошедший потом с Романом всю армию. Здесь, у окна, в кадке стоит всё тот же фикус, только
теперь он куда больше. А в кадке и сейчас, чего доброго, всё так же натыканы окурки. Именно в
тот-то день он едва не погиб под автобусом. «Ох, бедный-бедный батя, что пережил ты тогда из-за
меня, дурачка!» А в столовой за столько лет не изменилось ничего. Что же касается напитка, то
Роман часто вспоминал его вкус, не зная названия этого сиропа. А вот теперь знает точно – на
ценнике было написано «грушевый». Как же это здорово, что многое остаётся неизменным. Только
вот он-то уже не тот пацан, и ему требуется принимать какие-то серьёзные решения.
Пауза перед визитом в райком, пожалуй, необходима. Как вести себя там? Сказать ли об
истинной совхозной бесхозяйственности, о ненужном, дорогом производстве витаминно-травяной
муки, о пожаре, который почему-то скрывается? Ну не убьют же его там за это! Хотя, конечно,
сначала следовало сказать об этом на собрании. А то вроде как кляузник какой. Но как там
скажешь, если твой вопрос был последним, а до этого ты ещё не был коммунистом и не имел
права голоса? «С другой стороны, не в шайку же меня впустили, где должен обо всём помалкивать,
а в партию. Если промолчу с самого начала, значит, сразу стану таким же, как они. И потом меня
уже не перелицевать. Значит, и дальше буду помалкивать. Но опять же, не прими они меня, так я и
вовсе не имел бы возможности выступать против них. Это ещё и на предательство смахивает. И
что же делать?»
И тут как подсказка или подковырка какая: где-то в глубине кухни врубается магнитофон с
хриплым голосом Высоцкого:
Почему всё не так? Вроде, всё как всегда:
То же небо – опять голубое…
В общем, песня-то, конечно, о другом, а вовсе не о таких проблемах. О друге, не вернувшемся
из боя, поёт Высоцкий, но этот вопрос – «почему всё не так?» – как будто адресуется сразу ко
многому. Он какой-то актуальный сейчас. Помнится, ещё в школе учительница говорила, что
писатели в русской литературе никогда не боялись задавать самые принципиальные вопросы,
типа: «Кто виноват?» или «Что делать?» Значит, и Высоцкий добавил ещё один из таких вопросов:
«Почему всё не так?»
Странный этот Высоцкий, необычно он поёт, не так, как все. Другого такого певца и близко нет.
Главное, не боится ничего, прёт по-своему. Вот бы с кем поговорить! Ну, ладно, помечтал и хватит.
Так что же всё-таки делать? А, да ладно – обстановка подскажет. Пусть на собрании в совхозе всё
скомкалось, но, может быть, тут спросят: «Вот ты как молодой коммунист вливаешься в партийную
организацию совхоза. Как, на твой свежий взгляд, обстоят дела в хозяйстве? Какие там, по-твоему,
имеются недостатки, требующие устранения?» И, конечно же, после этого вопроса молчать будет
уже нельзя. Так что, пусть только спросят.
Роман поднимается из-за столика, распрямляется. «Господи, да ведь я же – Справедливый, –
вдруг вспоминает он, невольно ощущая на себе чистый скрип крахмальный рыцарской рубашки, –
да какая разница, спросят меня о чём-то или нет? Я должен быть выше всяких страхов, выше
всякой суждений о каком-то моём предательстве. Выложу им всё, и будь что
