Венерианка - Лиса Фарова

скоро объявится. Телефон в кармане предупредил о разрядке батареи. Конечно, он пять дней не заряжался, пара бы, только зарядник дома лежит. Я подумала, может, успею позвонить родителям. А что я им скажу? Чтобы не волновались? Что я с приятелем и пробуду с ним неизвестно сколько времени, неизвестно где.

Сзади послышались шаги, и я вскочила с места. Костя, молча, остановился в нескольких шагах от меня. Я отвернулась, он подошел вплотную, робко обнял меня со спины и уткнулся носом в мое плечо. От неожиданного действия мурашки забегали по всему телу. Я насторожилась, мне было страшно шевельнуться.

– Не бойся меня, – прошептал он мне на ухо, что я хотела спрятать от него горевшее ухо. – Я вышел из себя, напугал тебя, прости, – прижался он ко мне, чувствуя, как я тихонько отрываюсь от него. – Я твой вечный должник, я на секунду забыл об этом, – успокаивающе покачивал он меня в своих объятиях. – Забыл о том, что ты, как ни как, девушка.

– Это не важно, – попыталась я вырваться, хотя мне стало так уютно в его теплых объятиях.

– Очень важно, – он сам меня отпустил, но продолжил держать за руку.

– А Марина? – вспомнила я о закадычной своей подруге. – Зачем она тебе? – он отвел взгляд, задумался.

– Она зацепила меня сильно, – подобрал он слова. – Не как все.

– Как шикарная машина? Она случаем не очередная работенка для тебя? – я пустила в ход шипы, за то, что он позволил себе смутить меня.

– Нет, это личное! – вновь повысил тон, чтобы убедить меня в своей честности.

– Вопросов больше не имею, – отвернулась я от него. Зачем это я опять лезу не в свои дела, – мысленно вышла из себя я, а Костя резко меня развернул к себе.

– Посмотри мне в глаза, – потребовал он. – Не суди меня, – потеребил легонько он меня, – твои слова, они для меня, как иглы. Не знаю, почему, но мне тяжело, когда ты винишь меня, видишь во мне подонка. Ты ничего не знаешь, – заметив за собой рост раздражения, обнял меня вновь, сжимая челюсти, как от боли. – Теперь я знаю, я хочу другой свободы. Раньше превосходство над другими было для меня дозой адреналина, свободой, я чувствовал себя королем. Я не соображал, не понимал, какой хрупкой была моя свобода. Я был рабом, чьих-то желаний, чьим-то рабом, а не королем, – не выпуская меня из объятий, говорил Костя. Настолько искренне он это говорил, что я тоже обняла его в знак поддержки, вновь пожалела, что поверила. На этой эмоциональной паузе, Костя, как будто застыл на секунду, глядя мне в глаза. Потом он приблизился, чтобы поцеловать меня, изо рта пахнуло коньяком, это привело меня в чувства. Я вырвалась из его теплого плена и отошла.

– Прости, я благодарен тебе за понимание, – взял себя в руки Костя и пошел в дом.

Вот в чем причина его откровений. Оставшийся коньяк под сидением машины. Отличный способ не замерзнуть во дворе и запить кусок мяса. Попытка меня поцеловать тоже, вероятно, дело рук выпивки. Любовь всей его жизни – это Марина, конечно же.

Глава 14

Дело шло к ночи. Тепло и уютно было только в гостиной. Камин горел, а Костя тихо сопел на куче шуб возле камина. Он уступил мне диван. Вместо подушки – ватное одеяло, вместо одеяла – длинная шинель. Спокойной ночи.

Под утро стало невыносимо холодно. Я открыла глаза, когда Костя накидывал что-то на мои ноги, торчавшие из-под шинели.

– Я поставил чайник и ведро воды, чтобы умыться, – сообщил Костя, улыбаясь.

– Ничего смешного не вижу, – поежилась я сонно.

– Ты похожа на ребенка, когда беззаботно спишь, – продолжал он улыбаться, смотря на меня, – когда не такая мужественная, – прикусил он язык при последнем слове и довольно продолжил кидать в камин щепки.

– Успокойся, я уже встаю.

Я надела эту теплую шинель-одеялу. Как я рада, что ношу удобную теплую обувь, не то, что Марина. На этот день, у нас с Костей были разные планы. Костя устраивал нашу свободу, а я думала, как связаться с родителями. Как ни странно, в голове всплыл лишь номер Марины. Наконец, Костя освободил телефон и присел рядом. Я набрала номер. Гудок. Гудок.

– Алло.

– Марин, это я, Лиля, – я обрадовалась ее голосу.

– Ты где? Тебя все разыскивают, – без интереса в голосе, говорила она.

– Со мной все в порядке, я с Костей, – в ответ послышался смех.

– Наконец, созналась, что с Костей, – с сарказмом в тоне сказала Марина.

– Ты не поняла, я с ним в бегах, нас хотят убить какие-то отморозки, нам пришлось скрыться, – она вновь холодно заметила:

– А почему вас обоих? Что у вас за дела? – притворно забеспокоилась она.

– Это долгая история, Марин, подробнее, когда вернемся. Сейчас, я попрошу, чтобы ты передала моим, что я с хорошим другом. Мы вынуждены укрываться еще примерно… – я посмотрела на Костю, – … дня четыре.

– Я скажу им, что ты звонила, – сдержано пообещала дорогая моя подружка.

– Малыш, не сердись, я все тебе объясню при встрече, – ответом стали прерывистые гудки в трубке. – Пока, – договорила я, но меня услышал лишь Костя.

Я сжала телефон в руках. Аппарат только что соединил меня с внешним миром, но кажется, этот мой мир рухнул, а я все подбираю осколки. Стало смертельно грустно и одиноко. Костя, следивший за моим разговором с подругой, молча, поддерживал меня.

– Лиль, – позвал он. Я не сразу отозвалась, – все пройдет, – пообещал он виноватым взглядом. – Когда-нибудь мы все вместе будем смеяться над этим приключением. Это одна из страниц нашей жизни, – он решился подойти ближе. Мне, вдруг, так захотелось броситься в объятия Кости. Забыть про Марину, про все на свете. Он был рядом, на расстоянии вытянутой руки, такой милый, добрый. Может, отдаться на волю слабости, пока мы совершенно одни, отрезаны от мира. Мы – парень и девушка, черт возьми! Ком подступил к горлу, хотелось заплакать. Костя, что-то там успокаивающе бормотал, а я представляла нас счастливыми и обнаженными. Как не стыдно! Я не сгожусь на эту роль. Я никогда не была с парнем. Я неуклюжа, несексуальна, стеснительна. Мне лучше уйти, пока он не подошел ближе, а я не предстала перед ним идиоткой. Не глядя на него, я встала и пошла на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

Мое поведение, мягко говоря, беспокоит его. Он винит себя за то, что мы оказались в плену этого дома где-то в рязанской области. Возможно, сердце его разрывалось от