Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев

От Херонеи до Орхомена рукой подать, там такая же равнина, только она значительно больше, полностью лишена деревьев и идеально подходит для действий больших кавалерийских масс. Сама равнина тянется до глухих болот, заросших тростником, и именно на ней можно было использовать и численное преимущество понтийцев, и возможность развернуть фалангу, а также превосходство царских стратегов в кавалерии. И потому, когда обе армии встали напротив друг друга, то Луций Корнелий, оценив обстановку, решил проделать тот же трюк, что и при Херонее, – сковать врагу возможность маневра. Только если там были естественные препятствия, то здесь он решил создать рукотворные и, вооружив часть легионеров лопатами и заступами, велел копать. И работа закипела, римляне стали тянуть рвы с двух сторон от своих позиций, и эти преграды должны были, по замыслу проконсула, затруднить движение вражеской кавалерии. И пока часть солдат вгрызалась в иссушенную зноем землю Беотии, Сулла вывел из лагеря все войска и построил их в боевой порядок: он предполагал, что враг захочет помешать этим работам. И предчувствие не обмануло римского командующего.

От понтийского лагеря двинулась волна царской кавалерии, мчались тяжеловооруженные сарматы, неслись закованные в доспехи армянские аристократы, с лязгом тронулась с места отборная скифская конница, где и люди и кони были защищены пластинчатыми панцирями. А за всадниками пошли в бой мобильные войска: легковооруженные бойцы растеклись по равнине широким фронтом и, перейдя на бег, приближались к римским позициям. Удар понтийцев был страшен, они буквально разнесли когорты охранения, смяли тех, кто копал рвы, и с разгону вломились в римские шеренги, круша и сминая все на своем пути. Легионеры дрогнули и начали отступать, всадники тяжелой кавалерии Митридата пронзали их копьями, били палицами, крушили шлемы и щиты боевыми топорами. Подоспели легковооруженные бойцы, и град метательных снарядов обрушился на когорты, внося еще большее смятение в римские ряды. А всадники Востока продолжали усиливать натиск, давили и давили на римский строй и в итоге, смяв последних легионеров, его прорвали. И тут случилось невероятное – римская армия побежала! Проконсул глазам своим не поверил, когда увидел бегущие легионы, – это было поражение, и он это моментально понял. Все решали секунды, когда Сулла, соскочив с коня, ударом кулака свалил бегущего знаменосца и выхватил у него из рук орла легиона. Высоко подняв его над головой, он врезался в толпу беглецов и стал пробиваться сквозь нее, прямо под копыта и на копья тяжелой кавалерии Понта. «Римляне, если вас спросят, где вы предали своего полководца, отвечайте – при Орхомене!» – прокатился над битвой крик проконсула. И его услышали! Сначала один, потом другой, затем все больше и больше легионеров собирались вокруг своего бесстрашного командира, и к ним присоединялись новые бойцы. Остановившись, они встретили лицом к лицу вражескую конницу и остановили ее страшный натиск. Уже начали формировать новую боевую линию, уже спешили на помощь две когорты из резерва, и Сулле, наконец, удалось отбросить противника, чей наступательный порыв иссяк. Усталая понтийская кавалерия уходила в свой лагерь, за ней отступали легковооруженные войска, атака закончилась так же стремительно, как и началась.

Но это было только начало, и после того, как Сулла привел свои потрепанные войска в порядок и римляне позавтракали, бой возобновился. На этот раз понтийцы вывели из лагеря тяжелую пехоту, и на равнине у Орхомена фаланга сошлась с легионами, бой сразу закипел по всему фронту. Сражение было яростным и продолжалось до вечера, даже азиатские лучники были вынуждены вступить в рукопашную с легионерами, отбиваясь от них пучками стрел. Исход боя так и остался нерешенным, стратеги увели свои войска в лагерь, а Сулла ушел в свой. Но проконсул прекрасно понимал, что вполне возможно Архелай и Дорилай, понеся большие потери, постараются увести своих бойцов и эвакуировать их на Халкиду, а он, не имея флота, не сможет им помешать. И насколько тогда затянется война, сказать трудно, а он находится не в таком положении, чтобы позволить себе долго оставаться на Балканах. Власть в Италии захватили его политические противники, сторонников Луция Корнелия резали по всей стране, и ему нужно было срочно закончить эту войну. Поэтому по всей равнине были поставлены римские сторожевые отряды, которые следили за вражеским лагерем, и при попытке понтийцев его покинуть, должны были дать знать римскому командующему. Но ночь прошла спокойно, стратеги остались с войсками на месте, и наутро Сулла понял, что у него есть шанс закончить войну одним ударом, правда, для этого требовалась сущая мелочь – взять понтийский лагерь штурмом.

Однако дело это было сложное и сопряженное с большими потерями, а потому проконсул решился пойти на хитрость и выманить врага с укрепленных позиций. А для этого он снова отдал приказ своим войскам копать ров, причем гораздо ближе к вражескому лагерю, чем накануне. И расчет оправдался, ворота распахнулись, и оттуда высыпали легковооруженные войска врага, атакуя тех, кто копал ров. Римляне атаку отразили, и Сулла сам повел свои легионы вперед, решив попытаться ворваться в лагерь на плечах отступавших. Но и понтийцы были готовы к бою, на деревянных стенах укрепления толпились гоплиты, их шлемы и щиты сверкали на солнце, а у ворот стояла готовая к бою фаланга. И едва над римским строем пропела труба, как легионеры бросились на штурм и стали быстро карабкаться на деревянный частокол, в ворота ударили бревном, а угол укрепления начали подкапывать. Со стен летели стрелы, копья и дротики, штурмующие падали на землю один за другим, но натиск не ослабевал, по всему периметру лагеря закипели яростные рукопашные схватки. Построившись «черепахой», римляне сумели разрушить угол укрепления, но там их встретили понтийские гоплиты, которые отчаянно рубили кривыми кописами атакующих, отражая все их попытки прорваться внутрь. Никто из легионеров не рискнул больше идти в пролом, но командир легиона Базилл бросился вперед с мечом в руке и прорвался внутрь, толпа римлян хлынула за ним и пробилась в лагерь. Оборона рухнула сразу, понтийцев охватила паника, и они обратились в бегство. Спасались, кто как может, часть сдалась в плен, другие побежали к озеру, где многие утонули, а некоторые, в том числе и Архелай скрылись на болотах. Армия Митридата была разбита вдребезги, проиграв борьбу за Центральную Грецию, он проиграл войну за всю Элладу, а проиграв войну за Элладу, он автоматически проигрывал войну вообще. Только об этом царь пока не знал.

Битва при Орхомене положила конец понтийскому господству в Греции, она явилась тем переломным моментом, когда судьба войны была решена. Причины поражения армии Митридата в этом бою, на мой взгляд, были те же, что и при Херонее, – отсутствие единого командования и склоки между полководцами. То, что в некоторых источниках командующим называется Архелай, не совсем верно. Тот же Плутарх, описывая атаку царской кавалерии, четко указывает, что произошла она тогда, когда понтийские войска получили «от своих полководцев разрешение действовать». Описывая саму битву, он ни разу не упоминает стратега как командующего; это опять-таки наводит на мысль, что единого руководства не было. Да и сама битва происходила как-то сумбурно, без четкого плана: сначала стихийная атака понтийской кавалерии, почему-то не поддержанная тяжелой пехотой, а затем сражение в правильном строю. А ведь если бы понтийская пехота поддержала успех своей конницы и действовала с ней в контакте, то однозначно, что исход битвы был бы другим. Да и боевые действия на следующий день тоже вызывают массу вопросов – почему стратеги Митридата, видя, что успех не достигнут, не попытались ночью вывести войска из лагеря и перевести их на Эвбею, где они были бы недосягаемы для римлян, а затем, дождавшись удобного случая, снова перейти в наступление? Само сражение за лагерь тоже происходило не организованно и беспорядочно, судя по всему, без определенного плана, что в итоге и привело к таким катастрофическим последствиям. А то, что отношения между двумя понтийским вождями были натянуты до предела, подтверждает фраза Дорилая, которую он бросил своему коллеге по поводу битвы при Херонее: «а насчет предыдущего сражения говорил, что не без предательства, дескать, стала возможной гибель такого огромного войска ». Впрочем, Дорилай на собственном опыте вскоре узнал, как можно без предательства погубить прекрасное войско, но самое главное было в другом – никаких репрессий от царя в отношении полководцев не последовало. Очевидно, Митридату в подробностях донесли о том, что же произошло под Орхоменом, и царь прекрасно понял, кто же главный виновник случившейся катастрофы: он сам и более никто. Если бы царь прекратил свои любовные похождения и перестал предаваться сладострастным утехам, а встал лично во главе войск и явился в Элладу, никогда не возник бы вопрос, а кто должен командовать понтийской армией.