Дамы-козыри - Екатерина Романова

Раздвижные двери гулко ухнули, пропустив внутрь вагона двух серьезных молодых людей, облаченных во все камуфляжное. Лишь пухлые их лица остались нераскрашены маскирующими полосами. Один из вошедших махнул стволом автомата и согнал с мест парня с девушкой. Патруль бухнулся на скамейку, звонко лязгнув развешанными на ремнях наручниками, рациями и фонариками. Автоматчики синхронно зевнули, а к моменту, когда рты захлопнулись, их владельцы уже спали, разметавшись по скамейке и крепко прижав к себе казенное оружие.

— О, черт! Опять певцы!

Таня с ненавистью уставилась на выросшую в проходе пару лохматых ребят с гитарами. Они бесцеремонно ударили по струнам:

Я потерял в горах КавказскихЗдоровье, силу и любовь,Сражаясь против банд душманскихИ проливая молодую кровь.

Алена поморщилась. Тема хорошая, но текст, рифмы! «Кровь, любовь…» Не хватает еще «водка-селедка».

Ребята могли бы выступать с телепатическими номерами. Они дружно загнусили:

Накрыл туман скалистые вершины,Достанем, брат, консервы, хлеб и водку,Горят в долине вертолеты и машины,Что нам вчера доставили селедку.

Алена беспомощно оглянулась по сторонам. Пассажиры старательно прикидывались глухонемыми с детства.

Приняв молчание за поддержку, дуэт надрывно взвыл:

Я б с другом расстрелял боекомплектИ продырявил нефтяные трубы,Те трубы помешали мне навекПоцеловать твои коралловые губы.

«Я б с дру… Кошмар!» — переживала за родную речь Алена.

Таня злорадно хохотнула:

— Знакомое дело. Труды моего муженька живут и процветают. Уголовно-военный бардизм с разбоем. — Она отхлебнула пива из бутылки и завелась: — Помнишь, я рассказывала, как мой в эпоху массового увлечения гитарными напевами затеял выпуск кассет с записями самодельных песен? Он их долго собирал и даже сам пытался проделывать странную штуку, которую называл «пение вслух». Пару раз вернулся с концертов, избитый в кровь товарищами по цеху и неблагодарной публикой. Все удивлялся: «Другие-то поют!» По прошествии времени до него доперло — дело не в связках, а в завязках. Тогда он принялся устраивать концерты более талантливым особям. Превратил нашу квартиру в помесь воровской малины и туристического кружка при Доме ученых.

— Ужасно! — всплеснула руками Алена. — Как ты терпела?

Таня грустно пожала плечами и засунула пустую бутылку под скамейку. Аленин прохиндей Володька был ангелом по сравнению с ее мерзавцем.

— К нам шлялись физики-ядерщики с криминальными наклонностями и рефлексующие домушники, тоскующие по интеллектуальному общению. Они приносили нам песни трех видов: мужественная песня, задорная песня и песня о любви. Все та-а-кая фигня! Вслед за ними приходили одинаковые молодые люди в дешевых галстуках и приносили ордера на обыск моей квартиры. После второго обыска я выкинула мужа за дверь с узелком в руках. В узелок сложила пару белья, зубную щетку, его любимый бутерброд с килькой и экземпляр самоучителя для начинающих вокалистов «Пой, как Шаляпин». Больше я его не видела. Мужа, конечно, не Шаляпина.

За спиной подруг включила магнитофон изрядно поддатая и шумная компания. Из динамиков полились хриплые страдания зека со стажем, осужденного за сущую безделицу — кражу кошелька и убийство пятерых свидетелей. Компания притихла, сопереживая.

— Слышишь? — с удовлетворением кивнула Таня. — Как я и говорила.

— А кому-то нравится… Барды, городской фольклор… — робко заметила Алена, впрочем не очень настаивая.

— Нравится? — взвилась Таня. — Кучка нетрезвой технической интеллигенции в лесу или подвале симулирует оторванность от цивилизации. Плюс немного портвейна. Как результат эксперимента — рождение самодеятельной песни. Затем граждане в свитерах и с плохо подстриженными бородами начинают «запевать» друг друга до смерти. Ты думаешь, они слушают? Они терпят, чтобы дождаться очереди и встрять со своим «душевным напевом». Как правило, это тоскливая нудятина про ангелов в ночи, деревенские погосты и горечь расставания. Наиболее способные не забывают промычать о «свече в окне». Тьфу!

Татьяна с блеском и азартом развенчивала миф о том, что женщина с высшим образованием, мать — почти обязательно человек душевный и тактичный. С другой стороны, уж если покойный супруг ее выбрал, то он вполне заслужил свою участь.

— Зря ты так, — попыталась урезонить подругу Алена. — В таких песнях многое идет от души народной. А это интересно слушателю. Кстати, недавно я смотрела по телевизору передачу про дворовые песни, и там прямо предложили присылать им новые песни беспризорников…

— То есть на улицах появилось достаточное количество брошенных малолеток? И они смогли создать свою культуру? Ничего не скажешь, здорово! Но в отличие от своих собратьев времен октябрьской смуты прошлого века современный беспризорный не пишет лирику. Он тупо слушает негритянские частушки по украденному приемнику, не забывая время от времени приложиться к пакету с клеем.

Магнитофонный голос сзади завел трогательную песню о церковных куполах и сексуальных проблемах в среде осужденных рецидивистов.

— Парня, что поет, я хорошо помню, — задумчиво произнесла Таня. — Пожалуй, его можно назвать последним романтиком своего нелегкого бизнеса. В перерывах между концертами и отсидками он грабил спящих пассажиров в поездах дальнего следования и ночных посетителей сортиров на площади трех вокзалов. Муж записал на кассету его напевы и пытался торговать. Конкуренты едва не отбили ему почки. Воровской фольклор — хороший бизнес. Поверь, это слушают и воспитательницы в детском саду: просто так, не вникая в слова. Привлекает простота и однообразие залихватской или чувственно-трогательной мелодии. Их всего две, на выбор. Слова вообще не в счет, главное — схохмить в одном куплете или надрывно «предъявить душу» в следующем. Ой!

Было от чего ойкнуть! Пущенное умелой рукой ржавое лезвие от мотыги вдребезги разнесло оконное стекло и влетело в вагон. По счастью, единственным пострадавшим стал чемодан, на котором резались в «кинга» четверо студентов. Лезвие разметало карты и свалилось на пол.

— Игру, игру не забудьте! Какая игра? — орал один из них, поводя ошалелыми глазами и ничего не соображая после часовой карточной баталии. Приятели с руганью собирали карты. Про мотыгу никто не вспомнил. Дело привычное.

Больше ничего интересного не произошло, и до самого Шорохова подруги молчали.

— Станция Шорохово, — прогундосил поездной динамик, и подружки постарались быстрее выскочить из вагона.

По платформе слонялись цыганки и нехотя приставали с гаданием к дачникам. Полуденная жара действовала и на заколенный таборный народ. Если бы не суровый взгляд засевшего неподалеку в серебристом джипе вождя-барона, все бы давно дремали под необъятными дубами на поселковой площади.

Высоко наверху, над головами прохожих, на пешеходном мостике билась в припадке местная сумасшедшая — непременный обитатель подмосковных станций. Вцепившись в перила, она тупо уставилась перед собой и громко выкрикивала бессвязные фразы. До сторонящихся дачников доносились обрывки:

— Связки-развязки… Все продали, сволочи… Сказки-салазки… Правды боитесь, окаянные?

— Ты сюда наезжала раньше? — поинтересовалась Таня.

Алена живо откликнулась:

— Когда в университете бегала на семинар к Дроздову-Тетерникову. Он стал профессором после того, как в можайском архиве на него с верхней полки свалилась стопка древних тяжелых рукописных альбомов. Раненный в голову «ДэТэ» нашел среди них архив потомков Шорохова.

Алена смущенно хихикнула.

— Ну и тип этот Шорохов! Видишь памятник? Во-о-н там, в скверике, за деревьями?

Подошли. Уменьшенная конная статуя знаменитого рубаки-гусара внезапно предстала перед ними во всей красе. Таня отпрыгнула от неожиданности. Гусар посматривал маслеными глазками на дам и почесывал промежность. Или вынимал саблю? Положение правой руки можно понять по-разному. Левой он придерживал рвущегося из-под него коня. Это был именно конь. Неизвестный творец снабдил животное преувеличенно большим отличительным конским признаком. «Признак» мог быть использован для вывешивания на просушку брюк большого размера.

— Вот мужик! — восхищенно воскликнула Таня. — Если он хоть чуточку похож на своего товарища с копытами…

— Что за ерунду вы несете, женщина! — прозвучал укоризненный голос за спиной Тани. Толстенькая особа среднего возраста с двумя маленькими мальчиками стояла рядом.

— Здесь даже дети знают нашего славного героя, скромного воина и знаменитого лирического поэта. — Она сурово взглянула на детишек и строго потребовала: — Дети! Скажите тете, кто это!