Дамы-козыри - Екатерина Романова

Екатерина и Николай Романовы

Дамы-козыри

Храните мебель в сберегательном банке!

СОЮЗ ЧЕТЫРЕХ

Ирине снился привычный сон.

Зеленые листья, выделывая в воздухе занятные фигуры, не торопились спикировать на грязную землю. Они долго-долго кувыркались, сталкиваясь и разлетаясь, споря друг с другом за лучшее место, как будто есть оно, это «лучшее место». Его и на земле-то нет, разве что под землей…

«Зеленые, опять зеленые! Ну почему они такие зеленые? Они должны быть желтыми и красными, эти листья, осенние до боли, до зябкого чувства в плечах, до мелкого похлюпывания неглубоких луж под ногами».

Навязчивый сон волнует Ирину, не дает покоя своим тайным смыслом. И это утро не стало исключением: она проснулась и несколько минут смотрела на нефритовую фигурку черепахи, уже который год пытающуюся переползти крохотный столик возле кровати. Каждое утро с поразительным постоянством Ирина просыпалась на правом боку и встречалась с мудрым черепашьим взглядом, пытаясь разгадать очередной загадочный сон.

По другую сторону ничего интересного не было.

Только муж.

Ирина закрыла глаза, опустила ноги на пол и попыталась нашарить тапочки. И как всегда их не оказалось. Пришлось просыпаться окончательно, босиком бродить по комнате, собирая тапочки, свои карандашные эскизы и мужнины черновики рукописей. Последних оказалось несметное количество. Ирина мысленно выругалась. У них с Олегом давно действовал договор: за завтраком высказывать мнение о вчерашних трудах. С Ириной все просто, ее работы можно просмотреть быстро, чего не скажешь о многостраничных мучениях ее благоверного. Учитывая, что сам он последнее время жил на пособие и за счет молодой супруги (на доходы от редких продаж картин и немногих заказов на оформление интерьеров), Олег поздно ночью сочинял краткий обзор «наваянного» за день. «Краткое» иногда разъезжалось на десяток страниц.

Сегодняшнее резюме не стало исключением. И опять муж трудился над переосмыслением своих законченных работ, не понятых (точнее, с испугом отвергнутых) издательствами нашей страны и некоторыми зарубежными, приславшими отклики самого оскорбительного содержания.

В числе отвергнутых оказались и трагикомедия из жизни обитателей спортивного лагеря анархо-нудистов, и драма о «поклонении Икс» — поиск движущих сил сексуальной контрреволюции в спальных районах больших городов и младших классах средней школы, и памфлет об «идеологической спирали», что пронзает земной шар и затягивает в образовавшуюся воронку все человечество.

Не стала исключением и последняя работа Олега — гротеск-эссе о некоем лысом либерале, занимавшемся поиском истины в компании с негром-любителем, физиком-самоучкой, наркоманом-нетрадиционалистом, аристократом-наемником и еще каким-то уж совершенно непонятным «девственником полнолуния», который в результате образовавшегося карточного долга становился китайским императором.

Издательствам не нравились решительно все творения Олега.

Понятно, что странные темы и причудливые сюжеты занимали все свободное время мужа Ирины. Для растяжения времени Олег прибег к простейшему способу — стал профессиональным безработным, искренне полагая, что, раз ему платят пособие, значит, государство надеется, что он сумеет на него прожить. Ирина любила мужа таким, какой он есть, и не старалась его разубедить. Олег же не забывал есть регулярно, и аппетит у него сохранялся дай бог каждому. Жена выбивалась из сил, участвуя в конкурсах, обивая пороги в поисках заказов, проталкивая работы на выставки. Ирину повсюду вежливо встречали, восхищались вкусом и талантом, но отклоняли услуги по причине «отсутствия необходимости».

В коридоре она на секунду задержалась у зеркала, недовольно обменявшись взглядом с собственным отражением. Из зеркала на нее уставилась нервная особа среднего роста, тоненькая, бледная, с большой копной пушистых рыжих волос.

Собственно, особых причин расстраиваться не было. Природа милостиво обошлась с Ириной, целиком взвалив на себя заботы о ее внешности и позволив ей тратить образовавшееся свободное время на творческие поиски.

Ирина вздохнула и, рассеянно приведя себя в порядок, переодевшись в джинсы и короткую маечку, направилась на кухню, по пути постучав в дверь сыну. Ответом стало неразборчивое бурчание.

Между мамой и сыном шла тихая война с тех самых пор, когда тот убедился, что его имя вызывает ядовитые насмешки приятелей и отпугивает даже малосимпатичных девчонок. Все дело в том, что при рождении ему дали имя Винсент, естественно, в честь Ван Гога. Решающее в жизни подростка событие произошло по настоянию Ирины, легко сломившей слабое сопротивление мужа. Очевидно, именно поэтому Винсент проникся сочувствием ко всем отверженным в мире животных. Звери его поняли и платили взаимностью. Особой популярностью он пользовался среди чешуйчатых, пресмыкающихся и прочих земноводных и членистоногих. Они просто липли к нему.

Последнее Ирина не находила приятным, хотя не противилась выбору сына. Винсент стал членом всех зоологических кружков и обществ покровительства животным в радиусе двух километров от дома. Ирина боялась заходить в его комнату. Там всегда кто-то ползал, прыгал или ковылял. Попытки Винсента познакомить маму с миром фауны, точнее, с теми видами, которые его особенно привлекали, всегда заканчивались для Ирины сильным испугом с последующей легкой истерикой. И Винсент замкнулся в себе, не доставляя, впрочем, маме неприятностей поведением и успеваемостью. Правда, до Ирины доходили смутные слухи, что учителя просто побаиваются вызывать его к доске, справедливо опасаясь, что из его карманов вывалится экзотический гад.

Мужская часть семьи прибрела на кухню, влекомая запахом яичницы с наструганными сосисками. Дежурное блюдо Ирина умудрялась разнообразить за счет высыпания в сковородку пары ложек одной из приправ, содержавшихся в несметном числе баночек, пузыречков и колбочек, забивших кухонные полки. И если вчера жареные яйца издавали аромат укропа, то сегодня они чудесным образом превратились в нечто пряно-тропическое.

«А толку-то!» — обреченно размышляла Ирина, выставляя на стол немногое, найденное в холодильнике. — Все время одно и то же. Денег нет — и жизни нет. Какова еда — такова и жизнь. Муть, преснятина серая. И как ни старайся, пресное всегда пахнет одинаково».

Она сидела на невысоком табурете, положив ладони на протертые до дыр джинсы, покрытые пестрыми пятнами масляной краски. В порыве вдохновения некогда отводить взгляд от холста, вот и вытирает творец кисти о что попало.

— Ма, я сегодня поздно приду. Мы с ребятами в зоопарке помогаем, — лениво сообщил двенадцатилетний Винсент, разделывая еду на ровные квадратики, будто собираясь кормить одного из своих ползучих друзей.

Отец уставился в географическую карту, держа бумагу в правой руке и одновременно пытаясь левой насадить на вилку ускользающий кусочек сосиски.

— «Поздно» — это когда? — попыталась уточнить Ирина, хотя знала: сын объявится не раньше десяти. Когда только он успевал управиться с домашними заданиями?

— Часов в шесть, — не совсем уверенно бросил Винсент, стараясь не смотреть на мать.

— В шесть, значит. — Ирина нервно вертела в руках искусно вырезанную деревянную лопатку. — А дома уже делать нечего? Нечего, да?

— Ринка, остынь ты, остынь. — Олег бормотал успокоительно, внимательно скользя взглядом по извилистым линиям на карте.

Лопатка резко увеличила обороты. Ирина уже не сдерживалась.

— Тебе-то что! А за студию кто платить будет? Негр-любитель? Или твое «Поклонение X», черт бы его побрал? А почему оно, это самое «поклонение», не принесло нам ни одной, даже фальшивой, сторублевки? И кто мне растолкует наконец, почему «X» и как низко ему поклоняться? И куда выплевывать это самое, из «X», после того…

Ирина вовремя остановилась, заметив, как напрягся муж и как вскинулась любопытная физиономия сына.

Руки Ирины дрожали, в горле пересохло. Все плохое вспомнилось одновременно. И не желало забываться ни на секунду. И еще кое-что…

ДЕНЬГИ!

Это слово сводило ее с ума. Оно вползало в мозг, оно растягивалось:

ДЕНЬГИ.

И тут же сжималось:

ДЕНЬГИ,

чтобы врубиться в мозг и ползти в нем бесконечной лентой:

ДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИ-

ДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИ-

ДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИ-

ДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИДЕНЬГИ

Единственное место, где «слово» забывалось напрочь, — студия.

Странное свойство имели здесь стены. Они теряли плотность, становились мягкими, а затем вязкой массой бесшумно оседали на пол, и перед глазами Ирины открывался прекрасный мир, о котором невозможно рассказать. Лишь написать, создав невообразимые оттенки. Если сумеешь.