Москва акунинская - Мария Беседина

В 1817–1819 гг. Неглинка, как уже неоднократно упоминалось, была заключена «в трубу», а мост разобран. «Смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а его нет, как зеленой собаки», — писал современник этих событий А. Я. Булгаков. Реконструкция проводилась в рамках восстановления города после пожара 1812 г., который, несмотря на всю трагичность, «способствовал… много к украшенью», как характеризует это событие грибоедовский персонаж. Действительно, центр города, освобожденный от ветхих старомодных строений, стал значительно презентабельнее; появились и гламурные местечки, едва ли не самым популярным из которых стал Кузнецкий мост. На нем снова открылось множество модных магазинов; по иронии судьбы, многие из них снова принадлежали французам — «героям» недавнего кошмара, хотя на вывесках появились и русские имена. Забавная подробность: на Кузнецком мосту было и одно (!) заведение кузнеца.

На рубеже XIX–XX вв. к магазинам и пассажам на Кузнецком мосту прибавились банки и здания акционерных обществ.

Кстати, тогда Кузнецкий мост был значительно короче: только в 1922 г. с ним объединили Кузнецкий переулок (участок от Большой Дмитровки до Петровки).

Кроме модной одежды на Кузнецком продавались предметы роскоши, к которым в то время относились и хороший табак, шоколад, вина. «Анисий, хоть табак и не употреблял по причинам экономии, не удержался, взял одну — больно уж аппетитно выглядели аккуратные, шоколадные сигарки с красно-золотыми наклейками. В подражание Эрасту Петровичу, зачмокал губами, разжигая огонек, и приготовился испытать райское блаженство, доступное лишь богатым господам. Видел он такие сигары на Кузнецком, в витрине колониальной лавки Сычова — по полтора рубля штучка», — это в «Пиковом валете» учтивый Фандорин угощает Тюльпанова. И «Рыбников», заметая следы, «поехал на Кузнецкий мост, в одежный магазин.

Сказал приказчику, что по ранению отставлен «вчистую» и желает обзавестись приличным гардеробом», после чего преобразился из небогатого штабс-капитана в солидного коммерсанта» («Алмазная колесница»).

Естественно, многие приходили на Кузнецкий мост не только за покупками: москвичи любили просто побродить по дорогим магазинам, разглядывая заморские диковинки, что называется, «людей посмотреть и себя показать». Сенька Скориков, восхищенный видом Смерти — «Маланьи там или, может, Агриппины» («Любовник Смерти»), отмечает, что она «девка, каких… никогда еще не видывал, даже на Кузнецком мосту». Это оживляет в памяти одну московскую быль. «В первой половине прошлого века [то есть XIX] на Кузнецком мосту в утренние часы можно было наблюдать самое необыкновенное зрелище: вереницу изящно одетых дам и кавалеров, подметавших улицу под надзором полицейских. Эти «дворники поневоле» являлись нарушителями полицейских правил и должны были подметать улицу в качестве карательной меры. Для большей чувствительности наказания полиция заставляла модников мести именно московскую улицу мод. Вокруг великосветских «дворничих» увивались обыкновенно с конфетами и цветами их кавалеры», — пишет Никольский.

На Кузнецком мосту происходит ряд небольших, но значимых событий. Именно здесь Ахимас следит за Вандой («Смерть Ахиллеса», глава «Петровка»). Здесь же Гэндзи — Фандорин и Маша Миронова — Коломбина гуляют после посещения кафе («Любовница смерти» глава «Охотный ряд»).

Во-вторых, здесь есть места, которые просто необходимо осмотреть. В предыдущей главе говорилось о Пассаже Солодовникова, и конечно же все читавшие «Пиковый валет» сразу вспомнили объявление, в котором некий господин Патек приглашает посмотреть на «чимпанзи с детенышем» в свой «Музей, что против Пассажа Солодовникова». Один мой знакомый, страстный поклонник Акунина, как-то рассказал о настоящей дискуссии, развернувшейся среди фанатов Фандорина вокруг этого в общем-то незначительного адреса, — лично мне она показалась тем более странной, что существенного влияния на ход событий романа посещение Тюльпановым музея Патека не оказывает. Однако подобная скрупулезность в изучении текстов писателя не может не подкупать — за ней просматривается приятная тенденция: русская молодежь начала активно интересоваться прошлым своей страны, своей столицы. Как мне удалось узнать, в ходе этой дискуссии кто-то высказал убеждение: никакого музея Патека не существовало; само имя его владельца — Ф. Патек — навеяно рекламой известной часовой фирмы. «Ни в одной книге, ни в одном справочнике такой музей не упоминается, — горячился мой собеседник. — Да и что это за музей, в котором демонстрируются живые экспонаты?»

Слова молодого человека задели меня за живое. Действительно, найти точные сведения о музее Патека затруднительно. Дело в том, что «американский музей восковых фигур господина Ф. Патека», как официально именовалось это учреждение, современниками не воспринимался как достойное упоминания. Это был скорее ярмарочный балаган, подобный тем, которые в изобилии вырастали на каждом крупном народном гулянье. От них музей Патека отличал в первую очередь размах — качественно изготовленные экспонаты передвижной выставки демонстрировались в престижных торговых центрах крупных городов. Да, выставка Патека была передвижной! Именно этим и объясняется трудность с определением точного адреса. Оставляя за собой шлейф скандальной известности, господин Ф. Патек надолго не задерживался нигде. Кстати, удивляющее многих имя владельца музея — абсолютно достоверное, Б. Акунин в данном случае просто следует исторической правде. К часовой фирме «Ф. Патек» музей отношения не имеет, совпадение чисто случайное.

Порождала скандальную славу вторая неповторимая особенность музея Патека. «Музей состоит из двух экспозиций: художественной и анатомической», — захлебывались от восторга в 1888 г. газеты Харькова, куда пожаловал Патек. «Художественная» часть представляла собой вариант кунсткамеры: уродцы в банках, чучело двухголового теленка, восковые изображения знаменитых преступников и просто известных личностей. Старый москвич Б. И. Чарторийский рассказывал мне, как в далеком детстве слышал от няни о виденной ею в музее Патека «механической русалке», шевелившей хвостом. А вот «анатомическая экспозиция» была новинкой. Устройство человеческого тела тогда широкой публике было мало известно, и модели различных органов возбуждали удивление и восторг. Не следует думать, что Патек демонстрировал нечто действительно неприличное: среди экспонатов имелись, например, «печень пьяницы», «внутренность глаза» и т. д. Впрочем, в те религиозные времена даже изображение обнаженной ноги могло шокировать.

Демонстрировались в музее, по ярмарочной традиции, объединявшей паноптикумы и зверинцы, и живые звери. Так, долгое время Патек предлагал своим посетителям полюбоваться на крокодила. Вот и была «у Тюльпанова совесть… нечиста: потащился-таки в музей Патека, потратил казенных 3 рубля и полчаса пялился на чимпанзи с детенышем (оба были необычайно живыми и веселыми, реклама не соврала), хотя пользы для дела от этого не было». А потащился он, скорее всего, в дом № 7 — длинное двухэтажное строение постройки 1821 г. Сытин утверждает, что возведен он был на парапете моста через Неглинную. В здании размещалось множество разнообразных магазинов, популярная парикмахерская «Теодор» и даже гостиница «Лейпциг». Здесь вполне мог снимать помещение и Ф. Патек.

Однако, возразите вы мне, в процитированном Акуниным объявлении конкретного адреса нет. «Против Пассажа Солодовникова» могло означать — и на Петровке, и в Неглинном проезде (прежнее название Неглинной улицы), то есть с торцов Пассажа. Но дело в том, что расположенный напротив выхода из Пассажа на Петровку дом № 3 по этой улице занимали в то время (в 1886 г.) меблированные комнаты — вряд ли хозяева решились устроить там «проходной двор», а на месте дома № 6 по Неглинному проезду тогда находилось Военное сиротское училище — сомнительно, что и его администрация пустила на постой паноптикум. В соседнем доме, угловом по Кузнецкому мосту — № 10, были кондитерская Трембле, ювелирный магазин фабрики Овчинникова, парфюмерная лавка и дамское ателье — постоянные «обитатели». А вот в доме № 7 имелось помещение, периодически сдававшееся под цветочные выставки и т. п. — идеальное место для Ф. Патека!

Тут же, недалеко от перекрестка с Неглинной улицей (говоря современным языком; в фандоринские времена это был проезд) на Кузнецком мосту стоит дом № 12. Участок, на котором он выстроен, сменил множество владельцев; среди них есть и строитель Неглинного канала Бланкеннагель. С1819 г. в стоявшем на участке № 12 доме разместился универсальный магазин — в нем продавалось буквально все, от резиновых калош до хрустальной посуды и кружевных носовых платков. Место было бойкое; поэтому в 1870 г. здание приобрел богатый чаеторговец К. С. Попов. Вскоре на Кузнецком мосту появился новый Пассаж. Сейчас он занят Государственной публичной научно-технической библиотекой, и те, кому случалось бывать в ее читальном зале, наверняка видели стеклянный свод и идущую вдоль второго этажа галерею, придающие бывшему Пассажу вид «ГУМа в миниатюре». В 1882 г. в здании Пассажа была открыта первая в Москве (и одна из первых в Европе) телефонная станция, принадлежавшая американской компании «Белл Телефон». Соединение абонентов производилось вручную. Его осуществляли 50 (по числу линий) орудовавших штекерами «телефонных барышень». Интересно, что, для того чтобы попасть в их число, требовался не только приятный голос и внимательность, но и красивая внешность. Видимо, одна из «телефонных барышень» и выручила в трудную минуту Фандорина.