Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Дмитрий Старков

Елка, до этого недвижно сидевшая на Петяшиных коленях, шевельнулась и легко, едва коснувшись, прикрыла ладошкою его губы.

— Я думала что-то похожее… Вернее, чувствовала. Еще когда пришла и увидела вас вместе. Не знаю, что тебе отвечать. Я люблю тебя; ты нужен мне не меньше, чем я тебе… Потому я сразу и убежала — просто побоялась ставить тебя перед выбором. Испугалась, что, если тебе придется выбирать… Конечно, не стоило бы признаваться в этом, но… Ладно. Пусть все идет, как идет. Пусть мы будем вместе, а все остальное… Там будет видно. — Елка отчаянно махнула рукой, словно бы отгоняя ненужные мысли. — У тебя компьютер включен, я на экран посмотрела, почитала… Забавный рассказ, только — что там дальше? Чем кончится?

— А дальше еще нет, — вспомнив о незавершенном эксперименте, отвечал Петяша. — А кончится, ясное дело, полным всеобщим обломом. Такие рассказы иначе не кончаются: по-другому — это супротив канона.

— Я знаю. Но мало ли — ты ведь известный ненавистник канонов… Слушай, а давай вместе попробуем продолжить, — вдруг загорелась Елка. — Хоть немного!

Пожав плечами, Петяша подсел к своему десктопу и опустил пальцы на клавиатуру. Елка пристроилась рядом — так, чтобы удобнее было видеть экран через Петяшино плечо.

— Итак, первый вопрос для вас — об одной всемирно известной достопримечательности Америки! За две тысячи американских дол-ла-ров ответьте, пожалуйста: кем был сконструирован… Бруклинский мост?!

Улыбка Эдуарда Витальевича мгновенно увяла. Он покосился вправо, влево, шумно засопел в микрофон и отер лоб рукавом замурзанного свитерка серо-зелено-розовой расцветки.

— Повторяю: ответ стоит две тысячи долларов, поэтому — не упустите шанс! Двадцать секунд на размышление!

Николай Иванович напряг память. О Бруклинском мосте он как раз недавно где-то читал.

— Если не ошибаюсь, — с некоторым самодовольством пробормотал он себе под нос, — это был Джордж Вашингтон… э-э… Реблинг.

— Если не ошибаюсь, — заговорил Эдуард Витальевич, — это был Джордж Вашингтон… э-э… Реблинг.

Услышав собственные слова, с точностью до звука и даже до интонации повторенные с экрана, Николай Иванович печально улыбнулся.

Серьезность Влада Якунщикова сделалась прямо-таки убийственной.

— Таков ваш ответ?

— Ну конечно! — пробормотал Николай Иванович. — Ежику ясно…

— Ну конечно, — сказал с экрана Эдуард Витальевич. — Ежику ясно…

Улыбка Николая Ивановича сделалась изумленной. Влад Якунщиков в студии вдруг высоко подпрыгнул, щелкнул каблуком о каблук и, по-цыгански поведя плечами, завопил:

— И вы ПРРРАВЫ-ы!!! Две тысячи долларов переходят на ваш счет!!!

Зал взорвался аплодисментами. Оркестр грянул нечто бравурное. Эдуард Витальевич Пуговкин схватился за голову, вновь расплывшись в идиотской улыбке.

«Кр-ретин везучий», подумал Николай Иванович.

Улыбка разом исчезла с лица героя дня. Руки его медленно опустились вниз.

— Н-ну-с, как вам это нравится, господа?! — осведомился ведущий. — Что ж, дорогой Эдуард Витальевич, по правилам шоу вы можете покинуть игру хоть сейчас и уйти домой с двумя тысячами долларов в кармане! Или предпочтете рискнуть? Следующий ответ принесет вам четыре тысячи — если, конечно, будет правильным, иначе вы не получите ничего!

Эдуард Витальевич судорожно озирался вокруг, яростно жуя губами. Он явно не знал, на что решиться.

— Продолжай, — подбодрил его Николай Иванович. — Другого такого шанса не будет!

— Й-я п… продолжаю, — промямлил Эдуард Витальевич. — Другого такого шанса не будет.

Последовал очередной рекламный блок. Николай Иванович отчаянно грыз ноготь и размышлял. Три раза — три! — Эдуард Витальевич Пуговкин в точности повторил его слова! Что это? Простое совпадение? Или… Черт побери! Неужели телепатия? Но если так, то что обеспечило такую точную передачу мыслей на расстоянии?!

— Следующий вопрос, — заговорил Влад Якунщиков с бесстрастностью следователя. — На этот раз — наш, ленинградский, петербургский, но стоит он четыре тысячи все тех же американских долларов. Итак: кем была посвящена Петру Великому всемирно известная скульптура «Медный всадник»? Двадцать секунд на размышление!

Николай Иванович призадумался. У «Медного всадника» он в последний раз был невероятно давно, как бы не в день свадьбы. Там, на постаменте, имелась надпись, дававшая точный ответ на вопрос, но… В конце концов, он — радиофизик, а не историк и не архитектор…

И тут он вспомнил!

«Ага! Грех еще жаловаться на память!»

Музыка смолкла. Влад Якунщиков повторил вопрос.

На этот раз Николай Иванович решил немного потомить героя дня — если тот действительно каким-либо образом слышит его.

— На постаменте «Медного всадника»… — не торопясь, с расстановкой забормотал он.

— На постаменте «Медного всадника»… — эхом отозвался Эдуард Витальевич в студии.

— На русском и латинском языках…

— На русском и латинском языках…

Николай Иванович выдержал паузу. Вскоре публика в зале зашевелилась, ведущий открыл было рот, но доцент Марков опередил его:

— … написано: «Петру Первому от Екатерины Второй».

— Написано: «Петру Первому от Екатерины Второй»! — выкрикнул Эдуард Витальевич.

Влад Якунщиков быстро заглянул в свою папку, бросил взгляд куда-то вбок, и лицо его засияло всеми красками радости за ближнего своего.

— Что ж, не совсем точно, но ответ принят — ВЫ ПР-РАВЫ-Ы!!! И еще четыре тысячи американских долларов переходят на ваш счет!

Пораженный случившимся до глубины души, Николай Иванович вновь обрел дар речи только под конец победного марша, громом сотрясавшего студию.

— Ладно, — тихонько пробормотал он. — Хватит на сегодня. Скажи ему, что воспользуешься правом вернуться через неделю и продолжить. А я свяжусь с тобой, когда кончится этот балаган.

— Понятно, заметила Елка. — Облом будет состоять в том, что этот профессор попытается заработать на внезапно открывшейся возможности, но ничего не выйдет?

— Примерно, — кивнул Петяша. — И нечего издеваться. Раньше моя писанина была несерьезной и не литературой вообще, потому что за нее не платили. Раз в жизни попробовал написать что-то коммерческое — оно теперь уже именно по этой причине несерьезно. Где логика, блин? Где разум?

— Известно, где, — согласилась Елка. — А потому пошли лучше спать: голова у меня совсем уже не работает. Все это время не могла толком ни спать ни есть…

— Идем, — согласился Петяша.

Он тоже вдруг ощутил нешуточную усталость. Вдобавок ко всему, заметно кружилась голова, в горле пересохло. Борясь с подступющей тошнотой, Петяша проковылял в ванную и сунул голову под струю холодной воды.

Мало-помалу внезапное недомогание рассосалось. Вытерев насухо голову, он вернулся в комнату и принялся готовиться ко сну.

Но…

Какой там сон?!

Устроившись под одеялом, подставив плечо Елке под голову, он никак не мог избавиться от мыслей о том, что вот завтра с утра приедет Катя, с которой тоже придется объясняться, а как — непонятно, и еще неизвестно, что изо всего этого выйдет…

Однако мерное, теплое дыхание Елки, заснувшей тотчас же, едва она донесла голову до Петяшина плеча, незаметно убаюкивало, и он, сам того не заметив, задремал.

Проснулся он неожиданно: показалось во сне, что упругая, набухшая от возбуждения женская грудь щекочет его губы.

Не открывая глаз, Петяша поймал губами маленький, твердый сосок. Тут же мягкие, тонкие пальчики знакомо скользнули, легонько царапнув коготками, вниз по груди, животу и добрались до него.

Он, по утреннему-то делу, откликнулся на призыв с завидным энтузиазмом, тем более, что обычной утренней тяжести в затылке, неизменно вызываемой внезапным пробуждением, нынче почему-то не наблюдалось. Некоторое время пальчики нежно играли с ним, щекоча и слегка покалывая кончиками ноготков, однако совсем скоро на смену им явилось нечто горячее, шероховатое и влажное, также до боли знакомое, но все ж заставившее тихонько зарычать от остроты наслаждения…

… крепче сжав губами, лаская языком небольшую, упругую грудь.

Это — как же это?..

Вздрогнув, Петяша открыл глаза… и увидел Катю. Он целовал ее грудь, а она, устроившись поперек его груди, ласкала Елку, которая, оказывается, успела перевернуться ногами к изголовью и теперь, в унисон Катиным ласкам, щекотала его кончиком языка.