Предпоследний герой - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настин взгляд упал на примитив. («Примитивом» Сеня называл весельные, без мотора, лодки.)
Примитив призывно колыхался на легких волнах прибоя. Никаких замков – цепь небрежно обернута о колышек. Чья, интересно, это лодка? Впрочем, без разницы, чья она.
Настя еще раз воровато оглянулась – на причале ни души – и прыгнула в лодку. Отмотала цепь и схватилась за весла. Не идет, зараза – мелко!
Ни минуты не сомневаясь, она перебралась через борт – какая вода ледяная, ноги – кажется, вот-вот отнимутся! – и стала изо всех сил отталкивать лодку от берега.
Пошла, пошла, моя умница! А ноги – сейчас точно отвалятся…
Она снова забралась в лодку и изо всех сил, чтобы хоть как-то согреться, заработала веслами. Ветер, слава богу, утих – и потому держать курс на Никитича было легко…
***– Это он, – вынес приговор Никитич.
Старик был очевидно поражен, когда увидел утлую лодчонку и услышал Настины крики: «Кирилл Никитич! Кирилл Никитич!»
Но быстро взял себя в руки. Приказал:
– Суши весла! Иду к тебе.
Моторка, сбросив газ, виртуозно притерлась бортом к примитиву. Дед ловко, парой легких движений, взял его на буксир. Приказал Насте:
– Перелезай. Только аккуратно. Постарайся не раскачиваться.
Приказ Настя выполнила с трудом. Она все-таки начала бояться – ее всю колотило. Или это от холода – ноги-то до колен мокрые, в кроссовках вода хлюпает, джинсы охватили тело ледяной парусиной.
Дед оценил ситуацию мгновенно. Велел:
– Быстро снимай. Не бойся, я не смотрю.
Отвернулся и из-за спины кинул ей уродливые штаны сто какого-то размера и сапоги-ботфорты. Ломаться Настя не стала – с облегчением скинула промокшую одежду. Пискнула:
– Все… я готова…
Голос дрожал. Нет, рано она записала себя в нетрусихи.
Никитич сделал вид, что не заметил ее страха. Попросил:
– Ну, рассказывай, что случилось. Только конспективно. Без деталей.
Как сложно-то мысли в порядок привести – когда ее до сих пор всю колотит, и сердце бьется, словно у трусливейшего из зайцев.
Никитич посмотрел на нее ласково. Усмехнулся:
– У сторожа лодку зачем-то угнала… Ну, давай, оправдывайся!
И Настя взяла себя в руки и стала оправдываться – конспективно, как старик и просил. Рассказала про мужчину у подъезда. Про парней, что торчали неподалеку, пока она сидела на набережной. Про мотоциклиста, вырвавшего у нее сумочку – между прочим, любимую, «под крокодила»… Про разгром в квартире Челышевых. И про то, почему она решила встретить деда Кира в море:
– Тетрадку они так и не нашли. Вот я и подумала – мне нужно срочно встретиться с вами. Чтобы мы вместе решили, как теперь поступить…
Старик слушал ее рассказ бесстрастно. Не ахал, Настиной смелостью не восхищался, даже головой не качал.
– Ну, вот и все… – жалко улыбнулась Настя. – Просто и не знаю, как нам теперь быть…
– Не пищи, – скривился дед. Несмотря на все Настины подвиги, разговаривал он с ней, словно с маленькой девочкой. Словно с юной, хулиганистой внучкой. – Я как раз и решаю, что делать…
«Господи, как хорошо-то! Кто-то снова все решает за меня!»
Решение дед принял быстро.
– Катранов, как видишь, я наловил.
(Настя усиленно отворачивалась от груды морских акул – некоторые рыбы были еще живы, отчаянно дергали плавниками).
– Солярки достаточно. Как чувствовал – запасную канистру взял. Лодка сторожева… бог с ней, с лодкой. Повинюсь ему, бутылку поставлю…
– А делать-то что? – не выдержала Настя.
– Идем в Суджук, – сообщил дед. Пояснил: – Это тоже город. На побережье. Морем – пятнадцать километров. Больница и лаборатория есть, там у меня знакомые имеются. Ходу – полтора часа.
Настя смотрела на деда почти влюбленно. Тот под ее взглядом, кажется, смутился. Настя, уставшая и взвинченная, не удержалась, всхлипнула:
– Но как же вы… потом… когда вернетесь в Южнороссийск? Как вы справитесь – со всем этим?
– Я справлюсь, Анастасия, – внушительно произнес дед. – Со всем справлюсь. И с Евстафиади, и с квартирой твоей – уберу там, новый замок вставлю. А ты завтра утром в Москву полетишь. В Суджуке ведь есть аэропорт… Деньги у тебя остались?
– Остались. Они… они в тайнике были… Там же, где и дедова тетрадка.
– Ну вот видишь, какая ты молодец, – впервые за сегодняшний день похвалил ее дед. И поспешно добавил: – Ну, не плачь, Настенька, не плачь! Я же обещал тебе – сделаем мы это лекарство…
Настя
На следующий день. СССР, Москва. Весна 1990 годаИз Внукова Настя взяла такси.
Больше всего ей хотелось домой.
Домой, домой!… Увидеть наконец сына. Она воображала себе: вот она подъезжает к Николенькиному садику, находит его группу… Николенька не ждет ее, играет с детками – и вдруг замечает маму, и на его лице отражается яркая, чистая, неописуемая радость. Никто и никогда – ни бабушка с дедушкой, ни мать, и ни один мужчина в мире – никогда не радовался ей так бурно, безоглядно и бескорыстно, как сын!…
И тогда она присядет на корточки, а он кинется ей на шею и прижмется со всей силой, на которую только способен, – крепко-крепко…
Настя представила эту картину, и сердце ее забилось нетерпеливо и сладко-сладко. Однако… Она совершила над собой усилие – и решила повременить. Оттянуть это долгожданное свидание. Как ни любила она Николеньку, как ни рвалась душой к нему – у нее имелось дело, не терпящее отлагательств. Более важное, чем свидание с сыночком.
И она сказала таксисту: «В Центр, на Большую Бронную».
В рюкзаке Настя везла четыре термоса с эликсиром – средством от рака, приготовленным в лаборатории суджукской больницы по старинному рецепту Арсенинового дедушки.
Термосы неугомонный Кирилл Никитич достал сегодня утром у своих суджукских знакомых.
Он же раздобыл ей и авиабилет до Москвы – через тех же знакомых.
Московское такси везло Настю из Внукова, мелькали за оконцем голые перелески – а она еще находилась во власти своих вчерашних приключений…
Вот они едут с дедом Кирой на моторке по исключительно ровной – ни волнышка – глади бухты… Город уже далеко-далеко… Белые дома, не больше ногтя величиной, взбираются на горы… Вокруг, в море, возвышаются громады пароходов – они привезли в голодный Советский Союз канадскую пшеницу и теперь ждут своей очереди на рейде, чтобы разгрузиться в зерновом порту… С одного из бортов ей машут, улыбаются иностранные моряки… Дед Никитич говорит ей сварливо – приревновал, что ли? – «Не светись, лучше ляжь на дно!» – «А что? – пугается она. – Парни? Из города? Они что, за нами гонятся?» – «Да нет! – кричит старик, перекрывая рев мотора. – У тебя пропуска в море нет, а у нас пограничники за этим следят! Строго!» И Настя послушно садится на днище лодки, слава богу, оно не течет, но совсем рядом с ней лежат полуживые страшноватые полуметровые акулки – катраны. Иногда они дергаются, бьются…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});