Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти

— Он хочет, чтобы я женился на ней.

Джамшид пошатнулся, словно от удара.

— Жениться на ней? Но это же смешно, — возмущенно проговорил он, начав возражать еще до того, как его мозг толком воспринял слова эмира. — Она из рода Нахид. А ты…

— Что — я? — Мунтадир вскочил, теперь он смотрел на Джамшида с выражением удивленной обиды. — Джинн? Песочная муха?

Джамшид стал отыгрывать назад, пристыженный своим мгновенным возмущением перед перспективой брака женщины из священного рода Нахид с недэвом. Конечно, такая вероятность должна была существовать. Такой брак был бы идеальным, и со стороны Гассана — одного из немногих королей, который проводил в жизнь политику улучшения отношений с дэвами, — было абсолютно логично желать брака своего наследника с Бану Нахидой.

«Но она не их». Бану Нахида была чудом, чудом, принадлежащим дэвам. Ее появление в Дэвабаде вместе с Афшином взбудоражило их племя. Она была благодатью, обещанием более светлого будущего. И она понравилась Джамшиду. Она была умной, забавной, и, надо признать, ее повадки немного пугали его, но ему она понравилась.

Ему не хотелось, чтобы она становилась пешкой в играх Гассана.

— Ты не можешь на ней жениться, — снова сказал Джамшид, теперь еще настойчивее. — Это неправильно. Она только-только прибыла в Дэвабад. Она не заслуживает, чтобы ее тут же сжевал твой отец.

Глаза Мунтадира засверкали.

— Спасибо тебе за предположение о том, что я буду из тех мужей, которые позволяют пережевывать своих жен. — Он покрутил одно из колец на своих пальцах, простое золотое кольцо в память о матери. У Мунтадира были изящные руки, пальцы, не тронутые мозолями. Самым ранним проявлением доверия у них было прикосновение пальцев — так Мунтадир подавал Джамшиду знак, что он попал в затруднительное положение и ему требуется помощь.

Потом ему стала ясна гораздо более личная цель этого брака. Нари была Бану Нахида Джамшида. Если она выйдет замуж за Мунтадира…

— На нас будет поставлен крест, — сказал Джамшид, осознавая вслух смысл этого сообщения. — Все это… то, что есть между нами. Оно прекратится. Она моя Бану Нахида, я не смогу это принять.

Удивления на лице Мунтадира он не увидел, только смирение. Конечно, его эмир все это уже просчитал.

— Да, — тихо сказал он. — Я тоже пришел к такому выводу.

Джамшиду было нехорошо.

— И ты хочешь жениться на ней?

Неуверенность на лице Мунтадира говорила за него.

— Нет… Но для наших племен это может стать новым началом. Я бы чувствовал себя эгоистом, если бы не учитывал этого.

«Ну и будь эгоистом», — хотел сказать Джамшид. Прокричать. Но не смог. Мунтадир нелегко отказывался от своей маски, и в этот момент на его лице была маска отчаяния. Джамшид не сомневался, что, если бы не он, Мунтадир уже согласился бы и подписался на политический брак ради блага его королевства.

«Он всегда был настроен на политический брак». Мунтадир, может быть, разбивал свое сердце больше раз, чем мог подсчитать Джамшид, но из них двоих только у Джамшида была возможность выбора. Мунтадир никак не мог избежать своей судьбы. А Джамшид мог. Если бы Джамшид пожелал оставить свой пост или убежать назад в Зариаспу, какие бы разговоры пошли, в какое бешенство впал бы его отец, но никаких реальных последствий не наступило бы.

Мунтадир снова заговорил:

— Я надеюсь, ты знаешь, что, если бы наши отношения стали для меня непосильным грузом, я бы все равно продолжил опекать тебя. Для нас теперь и дальше… — Он с трудом подыскивал слова, и голос его звучал нервно, чего раньше Джамшид за ним не замечал. — Я могу найти для тебя другую позицию. Что угодно и где угодно. Тебе не придется думать о деньгах или…

«Ох…» Гнев Джамшида сошел на нет.

— Нет. — Он подошел вплотную к Мунтадиру, положил руку ему на плечо. — Кто-то проник во дворец и попытался убить одного из принцев Кахтани, а Афшин поставил на уши всех дэвов в городе. Я тебя не оставлю.

— Мой защитник. — Мунтадир улыбнулся ему жалкой загнанной улыбкой. — Почему бы тебе не попробовать стать моим Афшином?

Джамшид притянул Мунтадира к себе, обнял его, и Мунтадир все-таки нервно вздохнул и расслабился.

— Знаешь, когда я был помоложе, я бы счел это сравнение ужасно лестным.

— Конечно, счел бы. — Но Джамшид услышал неуверенность в голосе Мунтадира. — Могу я тебе задать один вопрос?

— Конечно.

Мунтадир отодвинулся и посмотрел в глаза Джамшида.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что Афшин поставил на уши всех дэвов в городе?

ДЖАМШИД ПОСМОТРЕЛ НА ДАРУ, ОТКИНУВШЕГОСЯ НА ПОДУШКИ, подготовленные для их пира, и усмехнулся, глядя на восхищенные лица очарованных дэвских аристократов вокруг него.

— Меня сбросило с коня, — со смехом сказал Афшин, после чего продолжил историю, которую рассказывал: — Я даже почти и не видел этой заразы. Вот я проверяю мой лук перед соревнованиями по стрельбе, а в следующее мгновение все мутнеет из-за прилетевшего камня и… — Он хлопнул в ладоши и печально покачал головой. — Три дня спустя я пришел в себя в лазарете Нахид. Столько лет ожидания моего первого навасатема, а большую часть праздника я провожу в кровати, пока мою голову восстанавливают по частям.

Саман Пашанур, один из старейших знакомых Каве и суровый человек, на чьем лице Джамшид никогда не видел улыбки, подался вперед с любопытством школьника на лице.

— Так на вас и в самом деле напал шеду?

Дара рассмеялся и взял свою чашу с финиковым вином. Еще месяца два назад Джамшид не знал никого, кто пил бы финиковое вино. А теперь половина его друзей клялась на этом вине.

— Не совсем, — ответил Дара. — Даже в мои дни мы уже несколько веков как не видели ни одного шеду. А ударила меня статуя — одна из тех, что стояла у стен дворца. Один Бага Нахид ставил эксперименты в надежде, что ему удастся заколдовать их таким образом, чтобы они извергали пламя на арену. — Он печально улыбнулся. — Жаль, что вы, мои друзья, не видели Дэвабад моей юности. Он был бриллиантом, райскими кущами и библиотеками, а улицы его славились такой безопасностью, что по ним могла ночью в одиночестве прогуливаться женщина.

— Мы сделаем его таким снова, — нетерпеливым голосом сказал Саман. — Когда-нибудь. Теперь, когда творец вернул нам Бану Нахиду, нет ничего невозможного.

«Это может быть новым началом». Но Джамшид скептически относился к таким мечтам и теперь нервно шевельнулся всем телом, вспоминая слова Мунтадира. Он знал, что золотой век, о котором мечтали дэвы вокруг него, неприемлем для королей гезири.

Но