Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был настолько увлечен этими важными открытиями, что звук шагов услышал, только когда они замерли у самой двери. Впрочем, услышь я их и раньше, сомневаюсь, что можно было сделать что-то большее. А так у меня хватило времени только на то, чтобы сунуть паспорта на место и повесить костюм в шкаф. Как раз в этот момент ручка двери повернулась.
В следующие несколько мгновений я буквально остолбенел. Просто стоял и тупо смотрел, как поворачивается ручка. Мне хотелось вскрикнуть, спрятаться в шкафу, выпрыгнуть в окно, забиться под кровать. Но ничего этого я не сделал. Просто стоял и смотрел.
Дверь распахнулась, и в номер вошел Шимлер.
13
Или… или…
Заметил он меня не сразу.
Переступив через порог, он бросил книгу, которую держал под мышкой, на кровать, сделал было шаг к комоду, и как раз в этот момент наши глаза встретились.
Я увидел, как он вздрогнул. Затем, очень медленно, подошел к комоду и вынул табакерку. Начал набивать трубку.
Тишина сделалась почти нестерпимой. Казалось, на грудь мне давит какая-то тяжесть, не давая дышать. В висках стучала кровь. Словно завороженный я смотрел, как пальцы его методично разминают табачную крошку.
Когда Шимлер наконец заговорил, голос его звучал совершенно спокойно, даже обыденно.
— Боюсь, ничего ценного вы здесь не найдете.
— А я и не… — хрипло заговорил было я, но, не выпуская трубки, он остановил меня движением руки.
— Избавьте меня от оправданий. Поверьте, вы мне нравитесь. Люди вашей профессии не могут обойтись без риска. И очень обидно, должно быть, когда убеждаешься, что рисковал попусту. Особенно, — добавил он, поднося спичку к трубке, — когда оказываешься после этого в тюрьме. — Он выпустил облако дыма. — Желаете встретиться с управляющим здесь, или пройдем к нему в кабинет?
— Я нигде его не желаю видеть и ничего тут не брал.
— Знаю. Да и брать-то нечего. Однако же вынужден напомнить, что вы пришли ко мне без приглашения.
Я понемногу начал приходить в себя.
— Видите ли, дело в том, — вновь начал я, но он опять не дал мне договорить:
— Ну да, ну да, этого я и ждал. По моим наблюдениям, когда кто-то предваряет свою речь заявлениями вроде «дело в том, что…», его слова почти всегда оказываются ложью. Однако продолжайте. Так в чем же дело?
Я побагровел от злости.
— В том, что сегодня утром кто-то украл у меня несколько ценных вещей. Я заподозрил, что это вы. И поскольку месье Кохе не воспринял моих претензий всерьез, пришлось взять дело в свои руки.
— Понятно, — кисло улыбнулся он. — Нападение — лучшая защита. Я угрожаю вам, вы угрожаете мне. Но к несчастью для вас, мы уже переговорили с Кохе на эту тему. — Он многозначительно помолчал. — Насколько я понимаю, ваш счет оплачен.
— Я уезжаю отсюда против воли.
— И таким вот образом свою волю демонстрируете?
— Называйте как угодно. Однако я вижу, что ошибся. Преступник — кто-то другой, не вы. Мне остается принести вам глубокие извинения за то, что сам выступил от имени закона, и удалиться. — Я сделал шаг к двери.
Он преградил мне путь.
— Боюсь, — мрачно заметил Шимлер, — так дело не пойдет. Полагаю, при сложившихся обстоятельствах нам следует остаться здесь и попросить герра Кохе подняться в номер. — Он подошел к звонку и нажал на кнопку. Сердце у меня упало.
— Я ничего у вас не взял. Не нанес никакого ущерба. Вам не в чем меня обвинить. — Голос мой зазвучал тверже.
— Мой дорогой герр Водоши, — устало заговорил Шимлер, — вы уже имели дело с полицией. И этого вполне достаточно. Если вам нравится играть словами, воля ваша. Но только приберегите эти игры для комиссара. Вы вломились ко мне в номер с целью грабежа. А детективам можете говорить что угодно.
Мне сделалось совсем нехорошо. Я лихорадочно искал выход из положения. Если Кохе здесь появится, не пройдет и получаса, как я окажусь в комиссариате. В запасе оставался только один козырь, и я пустил его в ход.
— А кто, — огрызнулся я, — заявит о попытке ограбления? Герр Хайнбергер, герр Эмиль Шимлер из Берлина или герр Поль Чиссар из Брно?
Какой-то реакции с его стороны я ожидал, но не думал, что впечатление окажется таким сильным. Он медленно повернулся и посмотрел мне в лицо. Его впалые щеки сделались мертвенно-бледными, а ироническое выражение сменилось холодной яростью. Он сделал шаг в мою сторону. Я инстинктивно отступил. Он остановился.
— Стало быть, вы все же не гостиничный воришка.
Сказано это было мягко, едва ли не с удивлением, и все же в его голосе прозвучала такая едкость, от которой мне стало по-настоящему страшно.
— Говорил же я вам, не вор я, — непринужденно бросил я.
Он внезапно шагнул ко мне, схватил за ворот рубахи и рывком притянул к себе так, что я едва не прижался к нему лицом. Это было так неожиданно, что я и не подумал сопротивляться. Он заговорил, медленно раскачивая меня взад-вперед:
— Да, не вор, не честный карманник, но мерзкий шпион. И к тому же вероломный. — Он презрительно скривился. — Для всех — застенчивый, простодушный преподаватель иностранных языков с романтической внешностью и печальными мадьярскими глазами, которые могут ввести в заблуждение художника. И давно вы в эти игры играете, Водоши, или как вас там? Вас что, отобрали для этой работы, или вы прошли школу тюремных надзирателей? — Он сильно толкнул меня в грудь, и я отлетел к стене.
Он сжал кулаки и начал подступать ко мне, когда в дверь постучали.
Какое-то мгновение мы молча буравили друг друга глазами; затем он распрямился, подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял официант.
— Вы звонили, месье? — послышался его голос.
Шимлер как будто заколебался. Затем:
— Да, но случайно. Извините, пожалуйста. Можете идти.
Он закрыл за официантом дверь, прислонился к ней, посмотрел на меня.
— Вам сильно повезло, друг мой. Давно уж я так не выходил из себя. Убить вас был готов.
Я попытался унять дрожь в голосе.
— Что ж, теперь, когда вы пришли в себя, можно поговорить спокойно. Только что вы заметили, что лучшая защита — это нападение. По-моему, назвав меня шпионом, вы по-детски попытались осуществить эту идею на практике. Верно?
Он промолчал. Ко мне начало возвращаться самообладание. И даже быстрее и проще, чем я думал. Главное сейчас — дознаться, что он сделал с фотоаппаратом. А потом уж я вызову официанта — пусть звонит Бегину.
— Если бы вы знали, — продолжал я, — чего я из-за вас натерпелся, проявили бы снисходительность. Голова все еще трещит от вашего удара вчера ночью. И если вы еще не засветили мои пленки, хотелось бы получить их назад до появления полиции. Понимаете, меня не отпускают в Париж до тех пор, пока дело не прояснится. Ну вот, теперь оно прояснилось, и я рассчитываю на ваше благоразумие. Между прочим, с аппаратом-то вы что сделали?
— Это что, ловушка? — Он посмотрел на меня с хмурым удивлением и, помолчав немного, добавил: — Понятия не имею, о чем вы говорите.
— Дурака валяете? — пожал я плечами. — О господине по имени Бегин приходилось слышать?
Он отрицательно покачал головой.
— Ну так, боюсь, скоро услышите. Он служит в Sûreté Générale, прикрепленной к управлению морской разведки в Тулоне. Говорит вам это что-нибудь?
Он медленно вышел на середину комнаты. Я изготовился к защите, не упуская при этом из виду кнопки звонка. Шаг-другой, и я до нее достану. Если еще раз тронется с места — пора. Но он стоял не шевелясь.
— Слушайте, Водоши, мне кажется, мы просто не понимаем друг друга.
— А мне так не кажется, — улыбнулся я.
— Хорошо, в таком случае я вас не понимаю.
— Ну к чему отпираться? — нетерпеливо вздохнул я. — Будьте же благоразумны. Пожалуйста. Что вы сделали с моим фотоаппаратом?
— Это что, неудачная шутка?
— Ничуть, и скоро вы в этом убедитесь. — Чувствуя, что ситуация выходит у меня из-под контроля, я начал раздражаться. — Предлагаю обратиться в полицию. Имеете что-нибудь против?
— В полицию? Ничуть. Это в любом случае надо сделать.
Возможно, он блефовал, но мне сделалось немного не по себе. Без вещественного доказательства в виде фотоаппарата, я был совершенно беспомощен. Пришлось сменить тактику. Секунду-другую я угрожающе смотрел на него, потом слабо улыбнулся.
— Знаете, — робко заметил я, — у меня возникло нехорошее подозрение, что я совершил дурацкую ошибку.
— Лично я в этом не сомневаюсь. — Он настороженно глянул на меня.
— Послушайте, — вздохнул я, — мне действительно очень жаль, что я доставил вам столько неудобств. Чувствую себя последним дураком. Вот уж месье Дюкло позабавится.
— Кто? — Вопрос прозвучал как пистолетный выстрел.
— Месье Дюкло. Славный старикан, немного болтливый, правда, но очень симпатичный.