Хей, Осман! - Фаина Гримберг

   - Ты ведь не убил их, я знаю. Почему ты не убил их?

   - Кого? Франков этих? Глупый ты сегодня...

Надо было спросить отца о многом важном... Слова терялись, убегали, прятались...

   - Я не глупый. Я должен понять, как мне думать. Я человек правой веры, а говорил с ними по-доброму. Ты их как гостей принимал. Мы песни их слушали! Как ты думал о себе? Ты помнил, что ты человек правой веры? А я не знаю: я помнил или - нет...

   - Ты не знаешь, и я не знаю.

   - Отчего у нас, в нашем становище, нет учителей веры?

   - Когда-нибудь много учителей и толкователей Корана, священной книги, будет у нас!

   - Тогда сейчас говори мне ты. Ведь ты много помнишь из книги. Говори, какими надо быть с неверными...

Отец потёр лоб:

   - Что я тебе скажу... Вот сура о неверных. Слушай:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного!Скажи: «О вы неверные!Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться,и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться,и я не поклонюсь тому, чему вы поклонялись,и вы не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться!У вас - ваша вера, и у меня - моя вера!»[154]

   - Напрасно мы говорили с ними!

   - Почему ты так решил? Разве так сказано? Сказано, чтобы ты не принимал их веру, а не сказано, чтобы ты не говорил с ними! Франки ведь тоже ахл ал-китаб - люди Писания[155]. Знают Мусу и знают Ису, пророков[156]. Франки - не многобожники...

   - Это не ответы!

   - Нельзя быть праведнее Мухаммада! Франки тоже - люди Писания и нечто им открыто! Самое важное, когда имеешь дело с ними, это чтобы они не говорили против Аллаха! Вот что о них сказано:

«О обладатели Писания! Не излишествуйте в вашей вере и не говорите против Аллаха ничего, кроме истины. Ведь Мессия, Пса, сын Марйам, и дух Его, Аллаха и Его слово, которое Он бросил Марйам, и дух Его. Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите - три! - Бог, Марйам, Иса. Удержитесь, это - лучшее для вас. Поистине, Аллах - только единый Бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него было дитя. Ему - то, что в небесах, и то, что на земле. Довольно Аллаха как поручителя!»[157]

Я это так толкую: возможно говорить с франками и разные иные дела иметь с ними, если они не говорят ничего против Аллаха; удерживаются и также и не хвалят свою веру и не склоняют к ней!

   - А как же они - не многобожники, если они верят, будто Аллах может иметь дитя от женщины? Чем они тогда лучше многобожников?

   — А ты что?! Самым праведным хочешь быть? Я тебе сказал толкование, хорошее толкование. Я - тебе отец. Если неверные скажут об Аллахе дурное, не будут удерживаться, тогда отвечай им, дурные их слова прерывай. А покамест они удерживаются, и ты молчи! Твой приятель, франкский толмач, передал для тебя подарок, но я теперь не могу решиться отдать тебе этот подарок. Ты у нас самый важный праведник; подарок, присланный неверным, ты в руки свои не возьмёшь!..

Щёки мальчика раскраснелись.

   - Это подарок для меня! Я всю жизнь здесь, на становище сижу! Задница вся задубела, штаны протёрлись, мысли в голову лезут ненужные! А ты только и делаешь, что повторяешь: «Придёт твоё время, придёт!»

   — Я и ещё повторю тебе: придёт твоё время. А время твоих сыновей и внуков будет куда лучше твоего!..

   — Повторяй, повторяй! Я здесь хуже самого последнего пастуха. Один только этот франк назвал меня текином. Я не хуже его императора, мальчишки Балдуина! Когда они поедут назад и повезут дочь болгарского царя, надо напасть на них, забрать её и я сам женюсь на ней!..

   - Аферим![158] Как не похвалить тебя! Как же это ты женишься на неверной и дочери неверного?

   - А я принял твоё толкование слов книги священной! Эта Элена не будет говорить дурное об Аллахе.

   - Хорошее дело! Нападём на посольство Латинского императора! У нас ведь большое войско, всадников пятьсот наберём!

   - Мы давно стали трусами?!

   - Мы давно перестали быть глупыми! Только глупцы полагают, будто силой возможно добиться всего на свете. Кроме силы, кроме сабель, мечей и боевых топоров надо иметь ещё и немного ума в голове. Если ты и вправду текин, будущий правитель и предводитель воинов, сумей всё обдумать, предугадать, рассчитать; сумей добиться своего, не поднимая оружия. Воинов своих береги. Не так легко вырастить хорошего воина... Слушай меня, покамест я в живых. Допустим, мы поступим, как ты захотел, и нападём на посольство. Кого-то перебьём, кто-то спасётся и убежит; дочь болгарского царя сделаем твоей женой. Хорошее дело сотворим! Только одно худо будет: сейчас у болгарского царя и латинского императора - большие сильные войска. Эти войска объединятся и сотрут наше становище в золу от костра! Даже если наши воины проявят настоящие чудеса храбрости... Запомни: большее число воинов победит в любой битве; никогда не выйдет победителем малое число' воинов. Запомни, от меня ты это слышишь![159] Надо уметь договариваться с неверными, порою даже и хитрить приходится! Надо беречь и беречь своих воинов. Когда-нибудь и у нас будет огромное войско...

   - Эх! Ты только говоришь всё одно и то же: «когда-нибудь», «время придёт», «время внуков и правнуков»! Амое время?

   - Придёт и твоё! Недолго потерпеть осталось! Придёт время твоих битв, твоих жён, твоего веселья! Оно придёт. А тому Балдуину не завидуй. Кто цветёт рано, тот рано и увянет! Придёт твоё время...

   - Я буду слушать тебя, буду терпеливым. Ты отдашь мне подарок?

   - Возьми. Я видел содержимое этого мешочка, это красиво. И ступай теперь...

Осман понял, что теперь следует послушаться отца безоговорочно и проститься с ним, как положено воину прощаться с вождём. Мальчик поклонился и поцеловал руку отца...

Солнце ещё не зашло. Осман прижал к груди мешочек с подарком толмача и побежал на край становища, где начиналась дорога на пастбища. Он боялся встретить кого-нибудь из мальчишек, своих сверстников и приятелей - аркадашлер. Ведь они могли бы заговорить с ним, спросили бы, что у него в руках... Осман не хотел вступать в разговоры и объяснения и потому бежал быстро...

Сильный и легконогий, он не запыхался. Бросился в густую траву и, лежа на животе и подпираясь локтями, чувствуя ясно, как бьётся сердце, бьётся, почему-то в предвкушении радостном, раскрыл кожаный мешочек, потянул за шнурок...

Мальчик бережно и будто и не веря своим глазам удерживал в ладошках своих, в загрубелых смуглых ладошках маленького кочевника, деревянный диск. На диске этом, на деревянном гладком кружке, сделано было поясное изображение юной женщины...

Эртугрул рассказывал сыну о рисунках в книгах, имея в виду, вероятно, персидские миниатюры — эти живые и такие красивые разузоренные картинки, такие красно-золотые. Потомки Эртугрула никогда не будут отказываться взглянуть на себя со стороны. Мы и сегодня можем видеть их изображения во дворцах и в музейных комнатах...[160] Но Осман-мальчик никогда прежде не видел такого изображения человеческого существа...

Она была как живая! Подобные ей явились ему в его видении. Одна лишь вспыхнувшая память о видении этом охватывала всё его существо детское пламенной тревогой. Он — сам не знал, отчего! — запрещал себе думать, вспоминать об этом видении небесном. Тревога и царапающее чувство вины охватывали, палили душу смятенную, потому что ведь он даже отцу не открылся... И никогда никому не откроет своей тайны!..

Она смотрела на него, чуть обернувшись, нежными кроткими глазами светло-карими. Лицо её было овальным и очень гладким и светлым; и нежные розовые губы, казалось, вот-вот должны были приоткрыться для слов... Гладкая шея, украшенная ожерельем с подвесками, была открыта, обрамленная широким прямоугольным вырезом нарядного платья; видно было, что голубого. Причудливо сплетённые и уложенные светло-русые косы, перевитые жемчужными нитями, украшал сложный двурогий убор с венцом золотым; и лёгкое полупрозрачное покрывало вилось вкруг, спадая с наверший венца золотого... Мальчик любовался ею с наслаждением и затаив дыхание... Было страшно, как бы не попало дыхание его на это нежное лицо... Затем он вдруг осторожно приблизил губы... Изображение, совсем приближенное к лицу, расплылось в его глазах... Лёгкий-лёгкий запах неведомых благовоний исходил; даже и не запах, а словно бы тень запаха... Он приложил губы очень бережно к её маленькой-маленькой щеке светлой... Губы ощутили выпуклости мелкие деревянной гладкой поверхности, покрытой красками... Мальчик тотчас отодвинул ладони, державшие, и теперь снова мог видеть её... Он долго хранил этот подарок. Потом изображение красавицы куда-то исчезло, затерялось в обилии разных предметов, большой и малой утвари, наполнившей жизнь его потомков... Самое любопытное то, что изображение не пропало совсем; картинку, миниатюру на дереве, можно увидеть в Топкапы, в музее Чинили кёшк - Изразцового павильона[161]. Кажется, оно нашлось в пятидесятые годы, двадцатого уже века; и первоначально полагали, что это портрет знаменитой Роксаны-Роксаланы, блистательной султанши, фаворитки Сулеймана Великолепного[162]; бытует легенда о её якобы славянском происхождении... Но миниатюра никак не может быть её портретом, как после прояснилось, когда реставратор датировал изображение с большей точностью. Миниатюра старше времени Сулеймана и его Роксаны лет на сто пятьдесят, а то и на двести!.. Мой муж реставрировал эту миниатюру, когда работал в Стамбуле. Он купил в Капалы-Чарши[163] разукрашенную цветочным узором безрукавку — элек, и до сих пор надевает её, часто носит...