Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако начштаба армии как будто «не в курсе» данного приказа ГШ о приведении в боевую готовность!
«— Ваши опасения более чем несостоятельны, — говорил Варенников. — Если бы дело шло к войне, то нас официально поставили бы об этом в известность. Были бы запрещены отпуска командирам и вывод артчастей на полигоны. Войска находились бы в состоянии повышенной боеготовности. А ведь приказов об этом нет. Что касается фашистских самолётов, то они и раньше летали. Быть может, это делают безответственные лётчики. Так что же, палить по ним? Пусть дипломаты регулируют такие дела…»
Примерно такие же показания об этом начштаба дал Рябышев, отвечая на вопрос Покровского № 2 в 1953 году:
«Генерал-лейтенант Д.И. Рябышев (бывший командир 8-го механизированного корпуса).
Во второй половине июня мы получили приказ командующего войскам КОВО произвести рекогносцировку дорог и мостов от района дислокации до государственной границы. 21 июня к исходу дня она была закончена. По пути назад я заехал в штаб 26 и армии, где доложил начальнику штаба об обстановке на границе, и высказал мнение о возможно скором наступлении противника. Полковник И.С. Варенников отверг мои предположения и заверил, что в случае обострения обстановки мы будем своевременно предупреждены. 1953 год» (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 26).
Насколько известно, И.С. Варенников не попал в «застенки Берии» летом 1941-го. Возможно, попал бы после подведения итогов по вопросам Покровского. Но! Этот генерал сразу после войны арестовывался по «делу Жукова»! Как его порученец. Напомню: Жуков приехал на Генштаб из КОВО в январе 1941 года. А теперь заглянем в Википедию: Сталинградский фронт «1 января 1943 года, согласно директивы Ставки ВГК от 30 декабря 1942 года, переименован в Южный фронт. Решением Ставки Верховного Главнокомандования 28 сентября 1942 г. командующим фронтом был назначен генерал-полковник AM. Ерёменко, членом Военного совета — Н.С. Хрущёв, начальником штаба — генерал-майор И.С. Варенников».
Варенников с апреля 1943-го был переведён в штаб Г.К. Жукова на должность старшего помощника главнокомандующего по особо важным оперативным делам с присвоением звания генерал-лейтенанта. Вместе с Жуковым Варенников участвовал во всех операциях вплоть до Берлинской. «Присутствовал при подписании акта капитуляции Германии. Служил старшим помощником Главкома группы войск в Германии. Передав должность Главкома группы войск в Германии Соколовскому, маршал Жуков и вместе с ним и И.С. Варенников прибыли в Москву для прохождения службы в Главном штабе сухопутных войск».
Как говорится — «информация к размышлению». Варенников, зная о пр. ГШ от 18 июня, Рябышеву в ответ на его беспокойство «вешал лапшу на уши», был в лучших друзьях у Жукова.
«По окончании войны Иван Семёнович преподавал в военной академии имени Фрунзе. В те годы началась травля Жукова. И.В. Сталин и министр обороны Булганин обвинили Георгия Константиновича в сепаратизме и бонапартизме. И, наконец, в 1947 году произошла для К.С. Варенникова крупная неприятность. Жукова сняли с должности Главкома сухопутных войск и направили командовать Одесским округом, а Варенникова с группой генералов и офицеров, кто когда-либо работал с Жуковым, арестовали. Всех их физически принуждали признаться в подготовке военного заговора против сталинского руководства, организованного маршалом Жуковым. Этим делом руководили Абакумов и Берия. После реабилитации работал в центральном аппарате ДОСААФ…»
Наркома госбезопасности B.C. Абакумова арестовали 12 июля 1951 года (интриги в тех делах кипели нешуточные), но Варенников и другие генералы были выпущены только после смерти Сталина.
Почитаешь в Википедии такую биографию Варенникова — достойнейший генерал, очередная невинная жертва сталинских репрессий. А нехороший генерал Рябышев в 1953 году, в то время, пока «порученец» Жукова Варенников находился то в тюрьме, то в психушке, «клеветал» на него. Однако сын донского казака Рябышев то же самое написал и в 1985 году когда готовил свою книгу. Меньше чем за месяц до смерти.
Тут есть один нюанс. Вроде бы по уставу начштаба армии Варенников не обязан ставить в известность командира мехкорпуса 2-го эшелона обороны округа Рябышева о приказах НКО и ГШ, касающихся приграничных дивизий. Как будто всё верно. Но почему-то мне кажется, что комкор генерал Рябышев тоже устав знал, и если сделал специальный акцент на поведении начштаба 26-й армии, который так «странно» реагировал на его доклады, значит, были причины. Как были причины подразумевать примерно то же самое и у человека, которого тем более сложно обвинить в незнании устава, у маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского. Ведь Рокоссовский и писал, что до командиров уровня корпуса просто не доводили поступающие из Москвы приказы и директивы:
«…Стало известно о там, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тарнополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен ещё раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…» И из-за этого у генералов приграничных округов, по словам Рокоссовского, и возникало «недоумение», никто «не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…» А ведь, к примеру, те же разведсводки РУ ГШ до командиров уровня корпуса доводились до всех в обязательном порядке, т.е. и начатые перемещения войск с 15 июня по ПП также в обязательном порядке должны были доводиться до комкоров!
Рябышев: «Попрощавшись с начальникам штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармам о своих опасениях. Но генерала Ф.Я. Костенко снова не оказалось на месте».
Если Костенко присутствовал в 72-й дивизии при докладе Абрамидзе в ГШ около 24.00 21 июня, то он, конечно, не мог находиться в штабе армии...
«В Дрогобыче, в Даме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для военнослужащих гарнизона и их семей. <…> Во время перерыва ко мне подходили командиры и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. <…> Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии переговорить с командармом. И быстро уснул.
Первые часы войны
Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец-посыльный.
— Товарищ генерал, — торопливо обратился он, — в штабе вас срочно вызывают к телефону!
Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко-фашистские войска во многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.
— Но прошу без паники, — звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: — Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолётам не открывать! Ждите дальнейших указаний!
Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных городков по тревоге. На этот случай ещё ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значение которых понимали только мы.
— Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
Прошло не больше трёх минут, и дежурный по штабу доложил:
— Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи!
Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнёс:
— У аппарата Рябышев.
— У аппарата Мишанин, — прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. — Слушаю вас.
— Здравствуйте. В небе сверкает молния.
— Всё ясно, Дмитрий Иванович, — поспешно ответил Т.А. Мишанин.
Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:
— У аппарата полковник Герасимов.
— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит? — Лес шумит, но лесник своё дело знает, Дмитрий
Иванович, — пробасил в ответ А.Г. Герасимов. — До встречи.
На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:
— Гора! Желаю успеха!