Любимый незнакомец - Эми Хармон

оружии. В Чикаго бывало так же промозгло и ветрено, как сейчас в Кливленде. Но так темно там никогда не бывало.

– Не стоит вам ходить одной по ночам, даже всего за пару кварталов, – сказал он Дани. Точнее, ей просто не стоит ходить одной по ночам. Тем более так близко к Кингсбери-Ран.

– Зимой мне не всегда удается закончить дела до захода солнца. А кто-то ведь должен этим заниматься. Никто, кроме меня, этим заниматься не станет.

Никто, кроме вас, не станет искать.

– Никому нет дела до этих людей… или до их историй, – прибавила она.

– М-да. Что ж… просто у них голова на месте. Газетам нынче есть дело только до безголовых. Но я хочу понять, почему вы-то о них так заботитесь?

– Не знаю. Может… потому, что могу. Сложно заботиться о том, кого не знаешь.

– Но вы их знаете?

– Я знаю их, но еще знаю, что о них никто никогда не узнает.

Он не нашелся что ответить на эти слова. И даже замедлил шаг. Как же это печально – быть тем, о ком никто никогда не узнает.

– Я буду ходить туда с вами, когда смогу, – вдруг предложил он и сам удивился своим словам. Дани удивилась не меньше.

– Правда? – ахнула она. – Но почему? Вы уже стали моим новым снегоуборщиком. А теперь хотите вместе со мной прибирать мертвецов?

– Прибирать мертвецов? Звучит хоть куда.

Она помотала головой, все еще не веря своим ушам. Наконец-то и ему удалось ее огорошить.

– Получается, ваши тетушки знают, куда вы ходите с этой тележкой и с мешками одежды? – уточнил он, меняя тему.

– Конечно, знают, хотя сами ни за что бы туда не вошли.

– И они ничего вам не говорят?

– Ну что вы, говорят, и беспрерывно.

Он чуть не рассмеялся. Да уж, наверняка они об этом все время квохчут.

– Это было самое странное из всего, что я делал в жизни, а я ведь знавал Аль Капоне, – заметил он.

– Надеюсь, вы мне об этом еще расскажете, – сказала она. Но он снова не понимал, что из его жизни ей на самом деле уже известно. Он чувствовал лишь, что это уже не тревожит его так сильно, как прежде.

В нем что-то переменилось. Он отдал дань уважения тем, у кого ничего не было. Все, что он делал в этом морге, было ему отвратительно, но в то же время ему понравилось. Понравилось то, что он чувствовал, глядя, как Дани заботится о тех, о ком, быть может, мало заботились при жизни. О тех, кто никогда не поблагодарит ее за заботу. Ему понравилось ей помогать. Понравилось быть с ней рядом.

Ему нравилась Дани.

8

Спустя две недели после снежной бури Мэлоун бродил по улицам близ Суини-авеню, неподалеку от Восточной Пятьдесят пятой, там, где Ослиный холм спускался к Кингсбери-Ран. На этот раз он ни с кем не заговаривал и не заглядывал в бары, хотя именно так обычно проводил почти каждый день с тех пор, как в январе прибыл в Кливленд.

Он уже успел побывать во всех притонах и злачных местах, где собирались самые отпетые представители низов и рабочего класса. Прилежно обошел все питейные заведения близ Кингсбери-Ран, рассыпанные по району с названием Кливленд-Флэте. Заведений было много. Мэлоун составлял списки.

Обычно он просто сидел один и потягивал пиво, прислушивался, приглядывался. Пару раз при нем заговаривали о Мяснике, выдвигали теории, но убийств давно не было, и потому об убийце теперь говорили меньше. Пару раз ему делали непристойные предложения, еще пару раз угрожали, но до сих пор ему всякий раз удавалось вернуться домой без лишних хлопот. Хвоста он тоже ни разу не замечал.

Теперь он знал центр Кливленда куда лучше, чем ему бы того хотелось, но никаких результатов пока не достиг. Все, что он делал, казалось ему бессмысленным – он словно ждал, когда мышь пробежит по комнате дома, в стенах которого живут целые полчища грызунов. К тому же… ему была нужна всего одна, та самая мышь, которую манили только самые неприметные хлебные крошки.

Сегодня он решил поближе взглянуть на места, где нашли первые тела. У него были фотографии, были отчеты, было описание мест, но сам он там пока что не побывал и потому мог опираться лишь на чужие впечатления, на пересказ чужих слов.

Район был не из благополучных. Повсюду безо всякого присмотра слонялись кошки, собаки и дети. О крысах он предпочитал не вспоминать. Хотя он и остерегался скорых оценок, но на первый же взгляд ему показалось, что все обитатели этих улиц едва держатся на плаву. Никто не смотрел ему прямо в глаза, но он чувствовал, как все прохожие окидывали его взглядом с головы до ног, точнее, до самой обувки. Обувка о многом могла рассказать. Работает ли ее владелец? Много ли ходит? Есть ли у него время начистить себе башмаки? Если есть, значит, в Кингсбери-Ран он чужой. Мэлоун был в черно-белых лаковых туфлях, которые украшали любой костюм и отвлекали внимание от лица. Мэлоуну это нравилось – одеждой он пользовался с ловкостью умелого костюмера. Правильная одежда безо всяких трудов откроет перед тобой нужные двери.

Сегодня одежда на нем была неправильная. Он собирался встретиться с Нессом и проехаться с ним в машине. Но Элиот не приехал – наверное, помешали дела, – и тогда Мэлоун по привычке отправился бродить по району. Сегодня он был одет так, что его могли запомнить или, хуже того, загнать в западню и задать хорошую трепку.

Он вернулся тем же путем, которым пришел: двинулся к северу по Пятьдесят пятой, прошагал еще квартал до Прага-авеню и, снова свернув на запад, добрался до Сорок девятой улицы. Если память ему не изменяла, то мальчишки, гонявшие мяч, обнаружили трупы Эдварда Андрасси и второго мужчины – Жертвы Номер Два, чье имя так до сих пор и не установили, – где-то здесь, в начале Сорок девятой, у путей на Шейкер-Хайтс. Земля промерзла, но его нынешний наряд совсем не годился для прогулок по пересеченной местности, так что он просто стоял и разглядывал довольно крутой склон холма. Теней нигде не было видно: день стоял унылый, а для теней нужно яркое солнце. Газетчики и прочие комментаторы наперебой изумлялись дерзкому бесстыдству убийцы, который «вершил свои преступления у всех на глазах», но на самом деле место он выбрал безлюдное: поодаль виднелось лишь несколько домов, внизу тянулись рельсы, холм весь порос деревьями. Убийцу здесь